Элмер Гентри
Шрифт:
– А-а, брось болтать, давай ближе к делу!
– сказал кабатчик.
– Ладно!
Кабатчик схватил Фрэнка за руки и скрутил их на спине, едва не сломав, и вдруг неслыханной, нестерпимой болью обожгла лицо Фрэнка ременная плеть, рассекая щеку до кости, и мгновенно хлестнула еще и еще… И мгла завертелась вокруг него кругами нечеловеческой боли.
Сознание мало-помалу возвращалось к нему. Над полем еле брезжил рассвет, насмешливо щебетали птицы. Единственным четким ощущением Фрэнка
Шатаясь, он побрел по тропинке через поле, спотыкаясь о кочки, падая, бормоча сквозь рыдания:
– Бесс… где же ты… Бесс!
Силы оставили его как раз у обочины шоссе - он рухнул на землю и остался лежать у дороги, как пьяный бродяга-нищий. Показался автомобиль, но, заметив бессильно приподнятую руку Фрэнка, шофер только поддал газу. Прикидываться пострадавшим - обычная уловка дорожных бандитов.
– О, боже, неужели никто мне не поможет!
– простонал Фрэнк и внезапно захохотал глухо, неестественно.
– Да-да, Филипп, я сказал "боже", наверное, это значит, что я добрый христианин!
Сотрясаясь от судорог смеха, он пополз по дороге. Коттедж. Свет в окне. Фермер за утренним завтраком. У Фрэнка вырвалось рыдание. Наконец-то!… В ответ на стук фермер отворил дверь, поднял лампу и, едва взглянув на Фрэнка, с воплем ужаса захлопнул дверь.
Час спустя полисмен на мотоцикле обнаружил Фрэнка в канаве, в горячечном бреду.
– Еще один пьянчуга!
– бодро отметил полисмен, опуская подпорку на заднем колесе мотоцикла, потом, наклонившись поближе и увидев наполовину спрятанное лицо Фрэнка, прошептал:
– О господи, боже милостивый!…
Доктора утешили Фрэнка: да, правый глаз потерян совершенно, зато другой окончательно утратит зрение, пожалуй, только через год.
Бесс не вскрикнула, увидев его; она только прижала к груди дрожащие руки и замерла на месте.
Она секунду помедлила, прежде чем поцеловать то место, где прежде был его рот. Но голос ее звучал бодро:
– Пожалуйста, ни о чем не беспокойся. Я достану работу, как-нибудь проживем. Я уже говорила с генеральным секретарем Общества. И подумай, как удачно, что ребятишки уже подросли и смогут читать тебе вслух!
Ему будут читать вслух - до конца его дней…
Пришел Элмер. Элмер бушевал.
– Ну, Фрэнк, это неслыханно! Ничего более возмутительного я не встречал в жизни! Будь уверен, уж и разнесу я их с кафедры, этих негодяев, которые так с тобой разделались! Хотя бы даже это помешало мне набрать денег на мою новую церковь. Слушай, у нас здесь будет шикарнейшее здание - махина по последнему слову техники, влетит в полмиллиона долларов, свыше двух тысяч мест… Но мне-то никто рот не заткнет! Я буду клеймить этих мерзавцев таким позором, что они у меня на всю жизнь запомнят!
То были, насколько известно, последние слова, сказанные Элмером Гентри по этому поводу - будь то
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Преподобный Элмер Гентри сидел в своем дубовом, обитом испанской кожей кабинете огромной новой Уэллспрингской церкви.
Храм был построен из ярко-красного кирпича, отделан известняком. Готические окна, куранты на четырехугольной каменной колокольне, десятки учебных кабинетов для воскресной школы, спортзал, зал для общественных мероприятий со сценой и кинобудкой, электрическая плита на кухне, и над всем этим - вращающийся электрический крест и порядочный долг.
Впрочем, для погашения долга были приняты энергичные меры. Элмер оставил у себя в штате сборщика пожертвований, которого нанял еще во время кампании по сбору средств в строительный фонд. Имя этого крестоносца от финансов было Иммануил Навицкий, по слухам, отпрыск благородной католической польской фамилии, перешедший в протестантство. Он и вправду был самый ревностный христианин - кроме как, разве что, на еврейскую пасху. В прошлом он доставал деньги на постройку пресвитерианских храмов, постройку зданий ХАМЛ, конгрегационалистских колледжей и на множество других святых начинаний. Он составил картотеку на всех богатых людей города и творил с нею чудеса. Говорят, он первым из церковных дельцов додумался обращаться к евреям за пожертвованиями на строительство христианских храмов.
Да, Элмер мог со спокойной душою посвятить себя чисто духовным делам: Иммануил сделает все, чтобы погасить церковный долг.
Итак, он сидел в кабинете и диктовал мисс Бандл деловые письма. Ему повезло: брат мисс Бандл, староста его прихода, недавно скончался, так что скоро можно будет без особого труда отделаться от этой безвкусно одетой дамы.
Принесли визитную карточку: Лорен Латимер Додд, магистр искусств, доктор богословия, доктор права, ректор Эбернеси-колледжа - методистского духовного учебного заведения.
– Хм-м!
– задумчиво промычал Элмер.
– За деньгами явился. Это точно. Нет, этот номер не пройдет. За кого он нас принимает, черт побери! И вслух: - Идите же, мисс Бандл, зовите доктора Додда сюда. Замечательный человек! Выдающийся педагог! Вы знаете, конечно, - ректор Эбернеси-колледжа!
Бросив восхищенный взгляд на своего босса, у которого бывают такие знаменитые посетители, мисс Бандл со всех ног бросилась выполнять приказание.
Доктор Додд был пышущий румянцем мужчина с зычным голосом, значком Кивани-клуба [197] и рукопожатием, от которого трещали кости.
– Здравствуйте, брат Гентри, здравствуйте! Я так много слышал о ваших блистательных достижениях, что решился заглянуть к вам и отвлечь вас на минутку от работы! Какую вы создали великолепную церковь! Какой это для вас, должно быть, источник удовлетворения, гордости! Она… она великолепна!
– Спасибо, доктор! Очень рад вас видеть. Хм… Да. Так, стало быть, приехали посмотреть Зенит?
– Да, собственно говоря, разъезжаю по делам.
– (Ни цента не получишь, старый разбойник!) Навещаете бывших выпускников, должно быть?