Эмансипированные женщины
Шрифт:
— Сударыня, — сказала Мадзя, — а зачем нашим девочкам учителя?
Пани Коркович вздрогнула.
— Что? Как зачем?
— Трудно сказать, что дадут девочкам уроки, — продолжала Мадзя, — а меж тем расходы предстоят большие. Если даже считать, что в день у них будет два урока по два рубля, и то в месяц составится около ста рублей. Мое жалованье, уроки музыки и рисования стоят девяносто рублей, всего получится около двухсот рублей.
— Двести! — в замешательстве повторила пани Коркович. — Я об этом не подумала. Но у нас будет группа, человек десять, так что на каждую
— А вы уже набрали эту группу?
— Я как раз этим занимаюсь. Но сейчас у меня еще никого нет, — с беспокойством ответила пани Коркович.
— Давайте, сударыня, сделаем так. Когда вы наберете группу, тогда мы и обратимся к учителям, а пока я буду повторять с девочками то, что они проходили в пансионе и успели уже подзабыть.
— Двести рублей в месяц! — шептала дама, вытирая платком лицо. — Ясное дело, придется подождать. — Минутку передохнув, она прибавила: — Итак, решено. Я займусь подбором группы, а вы спросите у панны Малиновской, каких она может рекомендовать учителей. А пока повторяйте с девочками то, что они прошли в пансионе.
— Хорошо, сударыня.
Пани Коркович была довольна, что окончательный приказ исходил от нее и что Мадзя без возражений согласилась его выполнить. Она была довольна, но в душе у нее осталось смутное чувство тревоги.
«Двести рублей! — думала она. — Как это мне сразу не пришло в голову? Что ж, на то она и гувернантка».
Это было только начало.
В жаркие дни пан Коркович-старший с незапамятных времен привык являться к обеду без сюртука. Однажды в конце августа выдался такой знойный день, что пан Коркович уселся за стол без жилета. Мало того, он расстегнул манишку, откровенно обнажив красную грудь, покрытую густой растительностью.
Рядом с матерью развалился пан Бронислав, лакей побежал звать барышень, и вскоре в столовой появились Линка, Стася и, наконец, Мадзя.
— Мое почтение, панна Магдалена! — крикнул хозяин, наклонясь, отчего грудь еще больше раскрылась.
— Ax! — вскрикнула Мадзя и бросилась за дверь.
Пан Бронислав вскочил с места, а пан Коркович спросил удивленно:
— Что случилось?
— Как что случилось? — сказала Линка. — Ведь вы, папочка, раздеты.
— Ах, черт подери! — пробормотал хозяин, хватаясь за голову. — Попросите сюда панну Магдалену. Вот дьявол!..
Он выбежал к себе в комнату и через несколько минут вернулся одетый, как по картинке. В эту минуту снова появилась Мадзя, хозяин, кланяясь, попросил у нее извинения, заверив, что больше такой прискорбный случай не повторится.
— В твои годы, Пётрусь, многое прощается, — кислым тоном обронила хозяйка.
— То ли многое, то ли немногое! — прервал ее пан Бронислав. — Англичане к обеду надевают фраки.
— У панны Магдалены нет оснований обижаться, — продолжала хозяйка. — Но ты вспомни, Пётрусь, сколько раз я просила тебя не выходить к обеду неодетым? Надо соблюдать правила приличия, хотя бы ради девочек…
Когда обед кончился, Мадзя сказала хозяйке, что хотела бы навестить Дембицкого.
— Дембицкий?.. Дембицкий?.. — хмурясь,
— Это библиотекарь и друг Сольского, — объяснил хозяин.
Лицо пани Коркович прояснилось.
— Ах, — сказала она с улыбкой, — это вы хотите узнать, когда приезжают Сольские. Что ж, пожалуйста…
— А я вас провожу, — вскочил со стула пан Бронислав.
— Благодарю вас, — ответила Мадзя с такой холодностью, что пани Коркович даже вздрогнула.
— Ха-ха! Вы стесняетесь? — засмеялся пан Бронислав. — Если нас кто-нибудь встретит, я скажу, что я ваш третий ученик.
— Для ученика вы слишком велики.
— Тогда вы скажете, что я ваш гувернер.
— Для гувернера вы слишком молоды, — закончила Мадзя. — До свидания, — простилась она со всеми.
Вслед за Мадзей выбежала Стася, а Линка осталась за столом и, погрозив брату кулаком, сердито сказала:
— Послушай, ты… Если ты будешь так обращаться с панной Магдаленой, я тебе глаза выцарапаю!
— Правильно говорит! — подтвердил отец. — Надо быть сущей дубиной, чтобы приставать к порядочной девушке.
— Тоже мне порядочная! — пренебрежительно бросил жирный молодой человек. — У порядочных барышень нет часиков, осыпанных брильянтами.
— Что эта скотина болтает, а? — спросил отец.
— Ясное дело! — упирался пан Бронислав. — Часики стоят рублей четыреста, откуда же может их взять гувернантка?
— А я знаю откуда! — воскликнула Линка. — Вот уже неделя, как мы со Стасей посмотрели эти часики. Чудные часики! Даже у мамы нет таких! Стася открыла футлярчик, и мы прочитали надпись: «Дорогой Мадзе на память. 187… год. Вечно любящая Ада». Ада — это панна Сольская, — закончила Линка.
— Такая надпись? В самом деле? — спросила пани Коркович.
— Честное слово! Мы обе знаем ее наизусть.
— Вот тебе и часики с брильянтами, остолоп! — вздохнул пан Коркович, хлопнув рукой по столу.
— Прошу тебя, Бронек, будь с панной Бжеской учтив и предупредителен, — торжественно сказала пани Коркович. — Я знаю, кого взяла в дом.
Пан Бронислав приуныл.
— Бронек дурак! Бронек дурак! — подпрыгивая и смеясь, напевала Линка.
— Только, Линка, о том, что мы здесь говорили, панне Бжеской ни слова, — предупредила дочку пани Коркович. — Ты меня в гроб уложишь, если…
Когда хозяин ушел по делам в город, пан Бронислав отправился соснуть, а Линка убежала к Стасе на урок музыки, пани Коркович перешла к себе в кабинет, устроилась на качалке и предалась размышлениям.
«Кажется ли мне только, или наша гувернантка и в самом деле начинает забывать свое место? Петр для нее одевается к обеду… Впрочем, должен же он отвыкнуть от своих ужасных манер!.. Линка защищает ее, как львица… Что ж, в этом нет ничего дурного! Правда, Бронек с нею неучтив. Но парень должен быть вежлив с нею, да и я, и вообще все мы. Платить каких-нибудь тридцать рублей в месяц и так относиться! Золотые часики с брильянтами!.. Если мы теперь не сведем дружбу с Сольскими, то уж больше это нам никогда не удастся. Однако при первом же удобном случае я дам понять этой барышне, кто здесь я и кто она…»