Эмансипированные женщины
Шрифт:
В такой роли выступал Мельницкий в мечтах пани Ляттер и в такой роли он должен выступить в действительности: он человек порядочный и привязан к ней. Если мужчина серьезно любит женщину, нет такой жертвы, на которую бы он ради нее не пошел, которую не молил бы принять от него.
«А я ему за это, — думала пани Ляттер, — буду шить тепленькие фуфаечки и готовить сладкую ромашечку! Ведь этому милому старичку, кроме покоя и ромашки, ничего и не надо, он будет самым лучшим из моих мужей».
Глава
Что может случиться в пути
В эту минуту телега стукнула о камень и остановилась перед корчмой, где стояло несколько телег и разговаривала кучка крестьян.
Пани Ляттер очнулась, огляделась и, силясь собраться с мыслями, спросила:
— Что это?
— Да перевоз, — ответил возница. — Только вот нынче ночью вода разлилась и паром унесло.
Пани Ляттер с помощью крестьянина и корчмарки соскочила с телеги, краснея и за свой экипаж и за окружение, в котором она очутилась по воле судьбы.
«Я совсем сошла с ума! — подумала она. — Бросила пансион, слоняюсь по корчмам!»
Было десять часов утра. Пани Ляттер расплатилась с возницей и в смущении смотрела на облупленную корчму, на телеги и крестьян, стоявших посреди грязи, особенно же на красную крышу, которая виднелась между обнаженными деревьями на том берегу реки.
«И зачем я, несчастная, приехала сюда? — думала она. — А если Мельницкий удивится и примет меня, как чужую? Ведь он мне чужой человек!»
Повернувшись к корчмарке, которая держала уже в руках ее саквояж, она спросила:
— Пан Мельницкий там живет?
— Вон за рекой, на самом бережку.
— Он дома?
— Должно быть, дома. Праздники скоро, так все по домам сидят. А тут еще вода разлилась.
— Я хочу поехать туда, к пану Мельницкому, — сказала пани Ляттер.
— Поехать-то можно, да вот беда, паром унесло. Ну, да его мигом пригонят, оглянуться не успеете.
— А моста у вас нет?
— Отродясь у нас моста не бывало. Так вот люди на пароме и переправляются. Ну, сегодня его сорвало и вниз унесло, да наши уж поехали туда верхом, скоро пригонят, — пояснила корчмарка.
— Как же мне быть?
— Да никак. Подождете парома и на пароме махнете на тот берег.
Пани Ляттер беспокойно заходила, с отвращением минуя грязь, в которой тонули ее башмаки.
— Лодки у вас нет? — спросила она.
— Нет. У пана Мельницкого, верно, есть, а у нас нету.
— А когда же пригонят паром? — спросила она со все возрастающей тревогой.
— Да уж не поздней, как к полудню.
— А может, только вечером?
— Может, и до вечера провожжаются. Поехали верхом, а вот поймали ли, неизвестно, — пояснила говорливая корчмарка.
Пани Ляттер снова почувствовала, что земля уходит из-под ее ног. Она боялась войти в корчму, боялась взглянуть на небо, ей казалось, что небесная лазурь вот-вот начнет обсыпаться, как штукатурка, и валиться кусками на землю. В голове у нее шумело, в глазах рябило.
Корчмарка, хоть и простая
— Заходите в хату, пани, — сказала она, — может, соснете или покушаете чего, а они тем временем приедут…
И она ввела пани Ляттер в свою спаленку, где стояли две высокие постели и диванчик, обитый ситцем. Стены были увешаны картинами военного и религиозного содержания.
Пани Ляттер присела на диванчик и уставилась на одну картину, вышитую гарусом и изображавшую какого-то святого. Из корчмы тянуло винными парами и табачным дымом и долетали громкие голоса людей, ждавших парома. Пани Ляттер смотрела на картину и думала:
«Малиновская уже, наверно, в пансионе, а с нею и ее союзник Згерский. Любопытно, не перегрызутся ли они при дележе добычи? А как, наверно, торжествует Говард! Ну теперь уж она возьмет в свои руки бразды правления, начнет вводить реформы. К вечеру весь город заговорит о моем бегстве, а завтра… об этом узнает даже эта руина Дембицкий… Представляю себе, какой у него будет глупый вид!.. Он, наверно, подумает, что это бог наказал меня за него. Эленка, конечно, отдыхает после серенад, а Казик… Ах, мыслимо ли это, что из невинных детей вырастают такие страшные чудовища!»
Вошла корчмарка.
— Пригнали паром? — срываясь с диванчика, спросила пани Ляттер.
— Еще нет, ну, да они мигом приедут… Вот-вот заявятся. Не поджарить ли вам, пани, яичницу? Или, может, чаю дать с араком?
— Дайте арака, — тихо сказала пани Ляттер, вспомнив, что вина уже нет.
Корчмарка принесла бутылочку арака и стакан. Когда она вышла, пани Ляттер вылила в стакан весь арак и выпила залпом. Она затрепетала, вино ударило ей в грудь и голову.
Она посмотрела на часы, было два часа пополудни.
«Как время пролетело?» — подумала она с удивлением. Ей казалось, что в спаленке корчмарки она провела самое большее четверть часа.
Ею снова овладела тревога, и она вышла из корчмы посмотреть, не пришел ли паром. Однако на желтой, стремительно мчавшейся воде ничего не было видно.
Пани Ляттер отвернулась, и взгляд ее упал на крышу, красневшую между деревьями. Словно загипнотизированная, пошла она вдоль реки, чтобы, остановившись напротив усадьбы, посмотреть на нее хотя бы с этого берега. А может, в эту минуту со двора выйдет Мельницкий и заметит ее? Ведь отсюда так близко…
Она отошла с полверсты от корчмы, впиваясь глазами в тот берег. И вдруг, — ей показалось в эту минуту, что она бросится сейчас туда вплавь, — напротив, в каких-нибудь двухстах шагах, она увидела парк, весь заросший старыми деревьями, а в том месте, где река делала излучину, под огромной липой почерневшую от старости скамейку… Даже кора на липе была в трещинах.
Мечты пани Ляттер сбылись. Вот он, парк, который она столько раз видела в своих снах наяву. Вот она, скудная картина, осененная покоем от земли до самого неба.