Эмбер. Чужая игра
Шрифт:
Смогу ли я дать этому миру больше, чем Окада? Сможет ли один художник продолжить дело другого? Заменит ли Скульптор Поэта? Мда… Стоит назвать вещи своими именами, как ответ очевиден.
– … Надеюсь, ты никому не разболтал, что такое Истинный Терминал?
– Ну что ты, любимая! – пытаюсь усадить Паолу к себе на колени. – А ты?
– Ну конечно же… да!
– О, боже!
– Глупенький! Я всем говорю, что это такая крутая штука! Такая крутая! Гибрид спикарта с Колесом-Призраком. И даже еще круче! Вот! И он всего один.
– Умница моя!
– А ты как думал! Мог бы давно заметить, что я говорю только то, что хочу сказать –
Удивленно поднимаю бровь и получаю щелчок по носу.
– Ну, хвастайся! – Паола даже подпрыгивает от нетерпения. Вызываю на экран карту.
– Смотри, здесь, – накрываю пятерней пол-экрана, – мы! Массачусетский комплекс, в смысле. Вот здесь, на глубине тридцати метров, проходит старый, заброшенный тоннель подземной грузовой трассы. От главного здания массачусетского комплекса всего сто метров. А тут и тут – два здания филиалов Института Биологического Кодирования. Что удивительно, тоннель как раз под ними. А еще более удивительно, что массачусетский комплекс как раз между двумя филиалами. Институт обратился с просьбой отдать ему тоннель для установки под землей особо чувствительной аппаратуры. Якобы, тонкие эксперименты, экранировка от помех и так далее. Просьбу удовлетворили.
– Им позволили расположиться рядом с закрытой зоной массачусетского комплекса?
– Они повернули все аргументы в свою пользу. Мол, если закрытая зона, значит, никакой промышленности, никаких электроустановок на несколько километров вокруг. Именно то, что надо. Когда вели Великое Кодирование на десять километров вокруг на полторы недели свет отключили. Конечно, была масса недовольных. Так что основания у ребят были железные.
– А они к нам тоннель пробили!
– Правильно! Полная конспирация. Массачусетской машины нет, есть два филиала Института Биологического Кодирования. Умно придумано? Правда, расцвет филиалов был недолгим. Доказано, что нельзя перенести информацию из одного мозга в другой без потерь. Можно только наложить на этот же, если по какой-то причине память будет стерта. Один филиал переориентирован на какую-то другую тему. Влачит жалкое существование. Другой и вовсе закрыт, а помещения законсервированы. Так это выглядит снаружи. А внутри – на сегодня – около восьми с половиной тысяч персо… э-э вполне сформированных личностей. Ну, тех, которых можно считать родившимися. Выделившимися в отдельные процессы. Около двух сотен приближаются к этому состоянию. Приблизительно на три миллиона эмулирующей программой заведены индивидуальные файлы. Остальные – фон. Декорация. С глаз долой – и нет его. Вот такое население Эмбера.
– Богдан, зачем тебе это знать? Ну, кто настоящий, а кто – еще не совсем. Сколько где процессоров, и откуда ток идет?
– Как это – зачем? Если я в этом мире живу, должен все о нем знать. Он же не настоящий. Его надо поддерживать и обслуживать. Ремонт, профилактика, энергоснабжение, кабельное хозяйство, грунтовые воды – все пригляда требует. Киберы – они глупые. И увидят, да не допрут, пока до аварии не дойдет.
– И все? А ты ничего плохого не замышляешь?
– Глупышка! И вообще, это неэтично!
– А хорошего?
– Э-э… Как-то не думал… Ты против была, теперь боюсь.
– Так деликатно надо! Незаметно, тайком. Давай, Виале зрение вернем! Я все обдумала! Пусть оно не сразу, а постепенно восстановится. За год-полтора. Тогда на тебя никто не подумает, все будут думать, что это из-за того, что она Лабиринт прошла.
– Принято. Еще?
ИГРА НА ВЫЛЕТ
Чем бы это для меня ни кончилось, но я решил вернуться
Нет, я твердо решил покинуть мир Эмбера. И пусть Корвин сложит обо мне песню.
Труднее всего было убедить Паолу.
– Я боюсь ТУДА. Они ТАМ не соображают ни фига, что делают. У них ай-кью в минусе! – ругалась моя любимая.
– Ты никого из них не знаешь, и так нехорошо о всех сразу говоришь.
– Я зато дела их знаю. Они простейших вещей не понимают.
– Приведи пример.
– Да хоть тысячу! Взять хотя бы Крысолова, который дудочкой крыс выманивал.
– Ну-ну!
– Думаешь, он детей увел? Как бы не так! Это потом выдумали. Он детям своим искусством глаза открыл. Он был гениальный музыкант. Как заиграл, они поняли, что мир-то прекрасен! В нем солнце есть. По сторонам посмотрели – захудалый грязный городишко. Крысы по улицам бегают, свиньи в грязи, собаки облезлые. И мысли у людей серые как крысы. Дети собрались и ушли настоящую жизнь искать, вот что на самом деле было!
– А ты откуда знаешь?
– Я говорила с Гертрудой Трудхен. Она Крысолова слышала, ей тогда семь лет было.
– А взрослые почему не ушли?
– У них мозги окостенели, – Паола для убедительности постучала по столу. – Одним днем живут, только о брюхе думают.
Сказать ей, что это выдумка, что не было никакого Крысолова? Но ведь книга была. А книга, как ни крути, отражение жизни. И, если убрать Крысолова, остальное-то правда.
– Паола, милая, с тех пор пять веков прошло!
– Ну и что? Они же ничему не научились. Вот! – сует мне книжку. – Прочти! Они ничему не учатся! Тут все один к одному про Дворкина!
Смотрю, что за книжка. Ольга Ларионова. "Картель". На самом деле похоже. Некая группа ученых решила синтезировать в компьютере разум Пушкина. Мол, лучшим консультантом по великому поэту может быть только сам великий поэт. Синтезированный разум не захотел быть консультантом. Он вызвал на дуэль автора эксперимента. И был уничтожен… Такие дела…
– Но это же фантастика!
– Ну и что? – не понимает Паола.
– Фантастика – это выдумка. Этих людей никогда не было. И проекта такого не было.
– Сейчас я выйду за дверь, побегаю вокруг дома и приведу за руку любого из них. Объясни им, что их не было! – горячится начитанная моя.
Совсем не учел, что в этом мире нет такого жанра – фантастика. И сказок, и исторического романа нет. Вообще никакого разделения на жанры, даже театра абсурда нет. Один голый реализм. В прозе или в стихах. Никак не могу отделаться от психологии ТОГО мира.
Все-таки, убеждаю Паолу, что мой мир не хуже. Разумом она согласна, что мне здесь не место, хотя сердце против. Она говорит, что я слишком крутой, слишком непоседливый и слишком отличаюсь от обычных людей. Ничего в этой жизни не понимаю, даже если словами объяснить. Ну просто ни в зуб ногой. Не понимаю их целей и поступков, желаний и надежд. А мои желания просты как у хлебороба. Только чуть повыше. В правители не гожусь, а другого места для меня нет. Пронесся по миру метеором, переполошил всех, перевернул все вверх дном. Изредка такое допустимо. Но постоянно действующее землетрясение – это слишком.