Эмфирио
Шрифт:
Сами дамаряне редко покидали свои жилища под холмами, на обустройство которых ежегодно тратились целые состояния. Типичная резиденция дамарянина представляла собой лабиринт подземных камер и переходов, обитых мягкими тканями и озаренных изобретательно скрытыми точечными светильниками. Серебристые лучи падали на переливчатые серые и перламутровые портьеры. Красные, карминовые и малиновые детали выделялись на фоне голубых и бледно-розовых тонов. Среди воздушных вуалей и дымчатых полупрозрачных гирлянд висели зеркальные пурпурно-фиолетовые и темно-аквамариновые шары. Дамаряне никогда не удовлетворялись своими дворцами-норами, постоянно занимаясь их переоборудованием и расширением. Время от времени — очень
По прибытии в Гарван Гил остановился в одном из отелей комплекса «Древний Дамар» — пирамидальной массы белых куполов и полусфер с редкими маленькими иллюминаторами, будто случайно рассыпанными по поверхностям. Гила разместили в номере из двух расположенных одно над другим помещений с выпуклыми потолками. Стены здесь были обшиты бледно-зелеными панелями, полы обиты толстым черным ковром.
Покинув отель, Гил зашел в экскурсионное бюро. На затемненном балконе над помещением стоял дамарянин — покрытое черной шерстью существо с близко посаженными черными глазами, мерцавшими в глубине далекими, как звезды, огоньками. На конторке стоял большой экран, принимавший радиосигналы и преобразовывавший их в плывущие светящиеся буквы: «Что вам угодно?»
«Я хотел бы арендовать аэромобиль», — слова Гила превратились в дрожащий текст на экране, мгновенно прочитанный дамарянином.
Последовал ответ: «Это возможно, но дорого. Поездка по прозрачному экскурсионному туннелю в сопровождении гида-манекена стоит не больше и предпочтительна в том, что относится к безопасности и безупречному комфорту».
«Не сомневаюсь, — ответил Гил. — Но я веду научные исследования в университете на Земле, и меня интересуют местные традиции и древности. Я хотел бы посетить инкубационные фабрики для производства марионеток и некоторые руины».
«Последнее возможно, хотя за вывоз любых найденных артефактов взимается плата в размере их музейной стоимости. Посещение инкубационных гнезд не рекомендуется в связи с необходимостью точного регулирования температурного режима и поддержания химической чистоты атмосферы. Кроме того, инкубаторы вызывают у туристов отвращение. Экскурсионный туннель окажет на вас гораздо более положительное психологическое воздействие и обойдется дешевле».
«Я все же хотел бы арендовать аэромобиль», — настаивал Гил.
«Вы должны будете внести залог в размере стоимости машины. Когда вы желаете ею воспользоваться?»
«Завтра, рано утром».
«Ваше имя?»
«Хартвиг Торн».
«Завтра утром аэромобиль будет припаркован на заднем дворе отеля. Теперь вы можете уплатить три тысячи сто стандартных валютных единиц. Залог составляет три тысячи единиц. Если машина будет возвращена без повреждений,
Пару часов Гил бродил по городу. Когда наступил вечер, он сел за столик в открытом кафе и выпил эля, импортированного из Фортинона. Хальма всплывала в небо — огромный янтарный полумесяц с расплывчатыми очертаниями знакомых континентов.
За соседний столик сел мужчина, напротив него — женщина. Их силуэты чернели на фоне Хальмы. Гил оторвал взгляд от родной планеты и сосредоточился на ближайших посетителях кафе. Мужчиной был Шьют Кобол, а женщиной, без сомнения, его супруга. Они прилетели на Дамар тратить накопленные талоны, как многие другие представители привилегированной номенклатуры. Шьют Кобол покосился на Гила, заинтересованный костюмом земного фасона, и что-то прошептал на ухо жене. Та тоже заинтересовалась костюмом Гила — но не его лицом. Вскоре собесовцы погрузились в изучение меню. Мрачно усмехнувшись, Гил поднял глаза к туманному видению Хальмы.
Глава 22
Сутки на Дамаре проходили быстро. Поужинав и проведя несколько часов над картой Дамара, Гил едва успел заснуть, как забрезжило утро.
Он открыл глаза с ощущением судьбоносности наступающего дня. Давным-давно кукольник Холькервойд сказал, Гилу что ему «предначертано», что он — избранное орудие в руках судьбы. Гил медленно одевался, чувствуя внутреннее бремя. Казалось, вся жизнь его была прожита ради выполнения какого-то долга, и этот долг предстояло выполнить сегодня.
Аэромобиль ждал его на стоянке за отелем. Гил познакомился с приборами управления и убедился в том, что они практически не отличались от тех, какими он уже пользовался на Земле. Устроившись поудобнее, он закрыл прозрачный купол кабины, отрегулировал положение штурвала и зафиксировал его. Индикаторы запаса энергии показывали, что аккумуляторы полностью заряжены. Гил нажал на пусковую кнопку и потянул на себя штурвал. Машина вертикально поднялась в воздух. Гил передвинул штурвал вперед, чуть наклонив его к себе. Аэромобиль полетел вперед, постепенно набирая высоту.
«Пока что все в порядке», — подумал Гил и направил машину круче вверх, чтобы перевалить через горный хребет. Далеко на юге виднелись буровато-серые экваториальные заросли, похожие на вереницу колоссальных бесформенных кочек. Гил повернул на север.
За кормой оставались километры горной пустыни, разреженный воздух верхнего слоя атмосферы свистел, обтекая прозрачный купол. Впереди показался освещенный солнцем пик, выделявшийся высотой и небольшой шапкой льда на вершине — ориентир. Взяв курс чуть севернее этого пика, Гил вскоре увидел невдалеке Старгород — непривлекательное беспорядочное скопление продолговатых навесов и складов. Инстинктивно предпочитая оставаться незамеченным, Гил спустился как можно ниже и пролетел метрах в тридцати над юго-восточной окраиной Старгорода.
Руины пришлось искать целый час — нагромождение камней среди нагромождения камней, оставшегося после оползня на горном склоне.
Приземлившись на небольшом плоском пятачке обнаженного дождевыми потоками щебня, метрах в пятидесяти от низкой неровной стены, Гил удивился тому, что не нашел руины раньше — строение отличалось монументальными масштабами, и стены все еще держались. Выйдя из машины, он постоял около нее, прислушиваясь, но тишину нарушали только вздохи ветра, блуждавшего по осыпям. Старгород, в шестнадцати километрах, казался неразборчивой мозаикой серых и белых брусков. Ничто не двигалось, не было никаких признаков жизни.