Эмма (пер. И.Мансурова)
Шрифт:
– Он ангажировал ее, дорогая. Вот и правильно! Я так и знал.
Глава 30
Для того чтобы Эмма осталась совершенно довольна, недоставало лишь одного: чтобы бал состоялся в срок, отведенный Фрэнку Черчиллю для пребывания в Суррее. Несмотря на заверения мистера Уэстона, она вовсе не считала невозможным отказ со стороны Черчиллей позволить племяннику на день продлить свое пребывание сверх оговоренных двух недель. Однако в две недели уложиться было совершенно невозможно. Довольно много времени должны были занять необходимые приготовления; ранее третьей недели все нельзя было сделать надлежащим образом. И в продолжение следующих нескольких
Однако хозяева Энскума проявили милосердие – если не на деле, то хотя бы на словах. Очевидно, желание племянника задержаться в Суррее им не понравилось, но ему не перечили. Все было спокойно и сулило счастье; правда, как только одна забота благополучно разрешилась, она тут же уступила место другой. Не беспокоясь отныне о судьбе бала, Эмма начала волноваться по поводу вызывающего безразличия к предстоящему событию мистера Найтли. Потому ли, что сам он не танцевал, или же потому, что бал устраивали, не спросив его мнения, он, казалось, решительно не интересовался предстоящим событием, отказался выказывать по поводу бала какое-либо любопытство и не предвкушал никакого удовольствия, говоря о нем. В ответ на свои настойчивые расспросы Эмма не услышала от него ничего обнадеживающего. «Что ж… Раз Уэстоны считают, что ради нескольких часов шумных забав стоит взваливать на себя столько забот и хлопот, я не имею ничего против… Хотя для меня развлечений там не предусмотрено… О да! Я обязан там быть! Отказать я не мог… Постараюсь не заснуть там. Однако я бы предпочел оставаться дома и просмотреть недельный отчет Уильяма Ларкинса. Признаю, я бы с радостью никуда не ходил… Сомнительное удовольствие – наблюдать за танцующими! Нет, это не для меня: я никогда не смотрю на танцы… и не знаю никого, кто бы не был со мной согласен… По-моему, хорошему танцору наградою служит его собственное мастерство. А те, кто глазеет на танцующих, обыкновенно думают о чем-то совершенно постороннем».
Эмма поняла, что он хочет уязвить ее, его намеки чрезвычайно злили ее. Однако вовсе не Джейн Ферфакс причиною тому, что он так равнодушен и так высокомерен: он руководствуется не ее взглядами, когда порицает бал, ибо она-то как раз с величайшим воодушевлением восприняла мысль о танцах. Она не только показала свою крайнюю заинтересованность, но, отбросив обычную сдержанность, впервые выразила какое-то живое чувство, воскликнув:
– Ах, мисс Вудхаус! Надеюсь, не случится ничего такого, что помешает балу! Какое это было бы разочарование! Мне так не терпится побывать на нем… Признаюсь, я предвкушаю огромное удовольствие!
Значит, вовсе не из-за Джейн Ферфакс мистер Найтли предпочел бы балу общество Уильяма Ларкинса. Нет! Эмма все больше и больше убеждалась в том, что на его счет миссис Уэстон сильно заблуждалась. По отношению к Джейн Ферфакс с его стороны явственно угадывались дружеское участие и сочувствие, но никак не любовь.
Увы! Вскоре ссоры и размолвки с мистером Найтли показались Эмме детской забавой. За двумя днями спокойного и радостного ожидания немедленно последовало крушение всех надежд. Мистер Черчилль прислал письмо с требованием к племяннику немедленно возвращаться. Миссис Черчилль нездорова – ей так плохо, что она не может обойтись без него. Два дня назад, когда она писала племяннику, ее, по словам мистера Черчилля, мучили сильные боли, хотя благодаря своему всегдашнему нежеланию кого-либо огорчать и постоянной привычке не думать о себе она ни словом не упомянула о своих страданиях. Однако теперь ей так плохо, что она уже не в силах скрывать свое состояние и вынуждена просить его без промедления отправляться в Энскум.
Содержание
От себя миссис Уэстон добавила: «У него осталось так мало времени, что сразу после завтрака он бегом отправился в Хайбери – попрощаться с некоторыми друзьями, которые могли пожалеть о его отъезде. Его можно ожидать в Хартфилде с минуты на минуту».
Злополучную записку принесли во время завтрака, и у Эммы мгновенно пропал аппетит. Что остается делать, прочитав такую записку? Только сокрушаться и сожалеть. Отмена бала, отъезд молодого человека, кстати, как этот молодой человек должен сейчас переживать! Ах, как некстати! У них мог бы быть такой чудесный вечер! Все были бы так довольны – а она со своим кавалером довольнее всех…
– Я так и знала! – только и оставалось ей воскликнуть.
Чувства ее отца были вполне предсказуемы. Главным образом его заботило состояние здоровья миссис Черчилль, и он хотел узнать, как ее лечат. Что же касается всего остального, мистер Вудхаус с огорчением заметил, что отмена бала очень расстроила милую Эмму, но дома им всем будет покойнее.
Эмма приготовилась к приходу гостя задолго до его появления, однако, если его неспешность бросала тень на его чувства, она искупалась его скорбным видом и полным упадком духа, когда он наконец появился. Он слишком переживал необходимость отъезда, чтобы говорить о нем. Его подавленность была совершенно очевидна. Первые несколько минут он просидел с совершенно потерянным видом, когда же очнулся от своих раздумий, то произнес только:
– Из всех несчастий расставание – самое худшее.
– Но вы же приедете снова, – сказала Эмма. – Не последний же раз вы приезжаете в Рэндаллс.
– Ах! – воскликнул он, качая головой. – Я и понятия не имею, когда смогу вернуться! Буду стремиться сюда всей душой… всеми помыслами и чаяниями… И если дядюшка с тетушкой весною поедут в Лондон… Но боюсь… прошлой весной они не выезжали из дому… боюсь, с обычаем ездить в Лондон покончено раз и навсегда.
– О нашем скромном бале тоже можно забыть навеки.
– Ах! Этот бал! Ну почему мы так долго тянули? Почему сразу не воспользовались случаем? Сколь часто счастье бывает разрушено долгими приготовлениями, глупыми приготовлениями! Помните, вы ведь говорили, что так и будет? О, мисс Вудхаус, зачем вы всегда оказываетесь правы?
– Мне правда очень жаль, что в данном случае я оказалась права. Куда лучше веселиться, чем прослыть мудрой.
– Если я все же вернусь, мы непременно устроим наш бал! Батюшка очень на это рассчитывает. Не забывайте же наш уговор!
Эмма одарила молодого человека благосклонным взглядом.
– Какие чудесные были эти две недели! – продолжал он. – Каждый новый день более драгоценный и более радостный, чем предыдущий… И с каждым днем меня все меньше тянуло куда-то в другое место… Счастливцы те, кто могут остаться в Хайбери!
– Поскольку вы столь щедро воздаете нам хвалу, – смеясь, отвечала Эмма, – я осмелюсь задать вопрос: не испытывали ли вы сомнений, когда ехали сюда? Мы превзошли ваши ожидания? Уверена, что да. Я уверена, что вы сомневались, понравится ли вам здешнее общество. Вы бы не медлили так долго с приездом, если бы с приятностью думали о Хайбери с самого начала.
Он рассмеялся довольно пристыженно, и, невзирая на то, что он отрицал предъявленное ему обвинение, Эмма была убеждена, что он испытывал именно те чувства, которые она ему приписывала.