Эндшпиль Европа. Почему потерпел неудачу политический проект Европа. И как начать снова о нем мечтать
Шрифт:
Ученые уже исследовали югославские войны как информационную войну.26 В США существует восходящий к 1930-м годам так называемый Закон о регистрации иностранных агентов (FARA), предписывающий любому агентству по связям с общественностью, работающему в США по заказам иностранных партнеров, предоставлять свои трудовые договоры американскому Министерству юстиции. Таким образом предполагалось получать сведения о пропагандистской деятельности иностранных правительств. Если изучить документы FARA, касающиеся войны в Югославии, то можно увидеть, что за период 1991–2002 годов 157 американских пресс-агентств получали заказы от различных республик или регионов Югославии.
То есть 157 американских агентств сопровождали пиар-стратегиями войну в Югославии. При этом заметно преобладают пиар-агентства,
На фоне пугающих новостей о злодеяниях в зоне боевых действий, о плане мнимой операции «Подкова»27 и о якобы созданных концентрационных лагерях28 – силы НАТО внезапно оказались out of area, Германия проголосовала за использование комплексов АВАКС, а Йошка Фишер изгнал из «Зеленых» всякий пацифизм.
Также и сербская война уже была опосредованной войной Америки на территории Европы, направленной против России. Как позднее было констатировано в отчете ОБСЕ, предположенный (angebliche) геноцид в Косове, давший для США повод бомбить Белград, в такой форме не имел места.29
Но какой толк в позднейших опровержениях? США воспользовались бессилием Европы для того, чтобы утвердиться в качестве игрока на Балканах, расположились в шаге от (ориентированной на Россию) Сербии и далее определяли ход политических событий на (европейских) Балканах, вплоть до последовавшего 18 февраля 2008 года официального признания Косова в качестве независимого государства. Тогда, в результате выступления НАТО в роли глобальной полиции, два из пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН, а именно Россия и Китай, были фактически лишены надлежащих полномочий. И историкам еще предстоит установить, была ли с этим как-то связана произошедшая тогда бомбардировка китайского посольства в Белграде. В любом случае сервильные и пристыженные европейцы с удовольствием поверили американскому рассказу и неловко промолчали.
Up Hill: пробуждение Европы в 1990-е годы
В 1989-м у Европы не было ни стратегии, ни особых политических структур, но были смелые мечты. Политический союз и совместный европейский дом от Лиссабона до Владивостока! – Европа принялась за многотрудную работу. Фундаментом для европейского дома от Лиссабона до Владивостока стали уже упомянутая Парижская хартия ноября 1990-го, а также договор ДОВСЕ 1991 года. В нем очерчивалась идея кооперативного мирного порядка, включая договоренности о контроле над вооружениями и гарантии коллективной безопасности. ДОВСЕ был своего рода политической квинтэссенцией 1980-х годов, породивших под давлением движения за мир и после споров о [не-размещении] американских «першингов» против советских ракет РСД-10 (SS-20) в 1983 году уникальную политику ограничения и сокращения вооружений, чему далее сопутствовали: внутригерманское примирение, легендарная встреча на высшем уровне Рейгана и Горбачёва в Рейкьявике в 1985-м, гласность, оттепель, переговоры по СНВ. Тогда все чуть ли не каждый день пересчитывали ракеты – сколько их сняли с дежурства. Всё это непосредственно предшествовало поворотному 1989-му, вдохновляя надежду на то, что блоковую конфронтацию удастся преодолеть через кооперативный мирный порядок. Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ), согласовавшее в 1975 году Хельсинкский заключительный акт, ставший важной вехой тогдашней политики разрядки, в итоге преобразовалось в 1994 году в Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). Совещание стало политической институцией.
Маастрихтский договор 1992 года, в свою очередь, заложил краеугольный камень политического союза. Все три архитектора этого договора, Гельмут Коль, Франсуа Миттеран и Жак Делор, принадлежали к поколению детей войны. Отныне европейское объединение больше не означало только «долой войну» – ведь холодная война принесла Европе как минимум сорок лет «холодного мира». Проект Маастрихтского договора должен был сделать объединение Европы необратимым. С точки зрения Гельмута Коля, сюда же входили общая валюта и Европейская политика в области безопасности и обороны.30 Теперь предстояло заняться и тем и другим, потому что, как не уставал повторять Коль, немецкое и европейское объединение неразрывно связаны (gehoren zusammen). То есть Европе был нужен такой же договор об объединении, какой получила Германия в октябре 1990 года.
Путь в валютный союз
Положения Маастрихтского договора 1992 года относительно евро не упали с неба. Раздумья об общей валюте занимали Европу со времен «евросклероза», того интеграционного застоя в 1970-х годах, когда конец Бреттон-Вудской системы привел к бурным валютным колебаниям в Европе. С 1970 года соответствующие планы министра финансов Люксембурга Пьера Вернера лежали наготове в ящике стола. В 1979 году Гельмут Шмидт и Валери Жискар д’Эстен дали им толчок, введя в валютную корзину экю, то есть европейскую искусственную валюту, которой, однако, можно было торговать на финансовых рынках. В 1986 году тогдашний президент Комиссии Жак Делор позаботился о том, чтобы план введения европейской валюты был включен в Единый европейский акт [EEA]. Затем Ганс-Дитрих Геншер сделал европейскую валюту пунктом повестки дня на Европейском саммите в Ганновере в 1988 году.
Так что этот план уже витал в воздухе еще до падения Берлинской стены. Однако после него открылось то окно истории, через которое общая валюта смогла стать договорной реальностью в Европе.
Реализация Маастрихтского договора была отнюдь не поездкой на пони, но проведением жесткой, очень оспариваемой политики, преодолевавшей серьезное сопротивление.
Франция подготовилась к валютному союзу еще в 1980-х годах, пройдя через болезненную политику Franc Fort, сильного франка, и путем дезинфляции приблизив уровень своей инфляции и процентной ставки к показателям немецкой марки.
Для Франции это было невероятным напряжением сил, как и для всех других стран, которые собирались присоединиться к евро, прежде всего для Бельгии и Италии, которые обе не соответствовали критериям вступления в валютный союз.
Когда 20 сентября 1992 года Миттеран проводил референдум по Маастрихтскому договору, который в конечном итоге был выигран с небольшим перевесом, финансовые рынки внезапно бросились дико спекулировать против франка. Вся Европа вздрогнула. Однако в конце концов рынки не стали играть против европейского решения пойти на риск введения общей валюты. В тот момент у Европы имелась и политическая воля, и сила!
Здесь не место и не время для того, чтобы прослеживать все многоуровневые проблемы Маастрихтского договора. Мы не собираемся и приукрашивать этот договор: все принятые им решения – относительно евро, общей внешней политики и политики в области безопасности, как и об общем пространстве свободы, безопасности и права, – были еще сырыми. Но этот договор стал основанием так называемого европейского дома с тремя колоннами: валюта, внешняя политика и внутренние дела. Договор боролся за федерализацию ЕС, однако федеративный принцип (например, правило принятия решения большинством голосов или равноценность голосов всех государств-членов) не смог пробить себе дорогу.
Европа не стала благодаря Договору ни союзом государств (Staatenbund), ни федеративным государством (Bundestaat), хотя дебаты по этому поводу и начались в 1990-х годах. Тем не менее в Маастрихте принимается решение о неотъемлемом европейском корпусе основных прав, что также обосновывает европейское гражданство. Еще более усиливается Европейский парламент, уже с 1979 года избираемый прямым голосованием. Фундамент европейского дома был заложен.
Les grands projets europeen – большие европейские проекты и европейская душа Жак Делор, французский президент комиссии ЕС в период с 1985 по 1995 год, принялся за политическую реализацию договора. С сегодняшней точки зрения 1990-е можно назвать годами упорного строительства «европейского собора».