Энохиан. Крик прошлого

Эриа Мэри

следит за каждым моим шагом. Стоило мне обернуться, и я тут же натыкалась на взгляд серо-

голубых глаз, в которых было столько жизни, сколько я не видела даже в здоровых людях. Но

почему он так смотрел на меня?

– Ты снова это делаешь, - раздался недовольный голос Тима, который прервал мои

размышления.

Я рассеянно перевела взгляд на друга, пытаясь осмыслить его слова.

– Ты о чем?
– спросила я непонимающе.

– Пялишься на Озборна, - недовольно

пробормотал Тим и уткнулся в свой листок бумаги, на

котором он успел создать целый мир. Как долго я просидела в задумчивости? Судя по

сложному рисунку — несколько часов как минимум.

– И вовсе я не пялюсь!
– слегка покраснев, что было мне совершенно несвойственно,

пробормотала я.

– Конечно, - усмехнувшись совсем невеселой улыбкой, проговорил Тим.
– Ты всего лишь не

сводишь взгляда с мистера Совершенства.

– И с каких это пор он мистер Совершенство?
– недовольно пробурчала я, разглядывая свои

неровные ногти.

Вместо ответа я услышала лишь тяжелый вздох, а в следующую минуту передо мной и

Тимом возник один из санитаров. Он попросил моего друга следовать за ним, и я ничего не

могла сделать, кроме как смотреть, как худощавая фигура моего Тима скрывается за

большими дверьми. Откуда взялось это ужасное чувство пустоты в груди? С тех пор, как

Джеймс Озборн появился в нашей лечебнице, мне все больше казалось, что я теряю

единственного дорогого для меня человека.

Тим был прав — я действительно часто смотрела на Джеймса. Но не потому, что он

привлекал меня как очень симпатичный парень. Я просто пыталась понять его. Был ли он

сумасшедшим по-настоящему или же больше походил на нас? Как Джеймс оказался в

лечебнице, и был ли у него шанс выбраться отсюда? Была ли у него семья и жизнь до того

дня, как парадная дверь этой жуткой дыры закрылась за его спиной? Мне просто было

интересно.

Медленная, тихая, но очень нежная мелодия зазвучала в зале. Она была такой тихой и

ненавязчивой, что поначалу я даже не заметила ее, но когда мои мысли перестали занимать

все пространство в голове, я уже не могла не слушать. Наверное, я не слышала в своей жизни

ничего более прекрасного. Звуки, которые издавало старое пианино, а ведь до недавнего

времени я мечтала, чтобы мне дали в руки топор и позволили разрушить эту адскую

штуковину, теперь стали центром всеобщего внимания. Больные смотрели на играющего, разинув рты и капая слюной на деревянный пол. Несколько санитаров и медсестер, которые

зачастую были безразличны ко всему, что происходило в этом зале, казалось, тоже

заслушались.

Я медленно поднялась со своего

места и взглянула на играющего, заранее зная, кого увижу.

Никто никогда не играл на этом инструменте по-настоящему. Никто никогда не издавал таких

красивых звуков. Но вот он, Джеймс, сидит и играет, полностью поглощенный музыкой. Его

длинные ловкие пальцы умело перебирают клавиши.

Вслушиваясь в музыку, я постепенно забываю о своих переживаниях насчет Тима. Забываю

обо всем, что могло бы быть важно. Нежная мелодия полностью поглощает меня, и тогда я

закрываю глаза и представляю себя где-то далеко отсюда. Где-то, где жизнь гораздо проще и

радостнее.

Мне хочется подойти поближе, но я остаюсь на месте, боясь, что любое мое движение может

разрушить мгновение покоя. Некоторые больные начали кружиться вокруг своей оси,

раскачиваться туда-сюда и улюлюкать. Но я не замечаю их. Я лишь слушаю мелодию, которая

способна проникать в самое сердце, согревая его изнутри.

Но потом мелодия оборвалась, не достигнув своего логического завершения. Будто кто-то

просто захлопнул крышку пианино, а вместе с ней и мои мечты о лучшей жизни.

Я открыла глаза и увидела, что рядом с Джеймсом стоят двое санитаров. Лица у них, как

всегда, суровые, голоса грубые, а мышцы угрожающие. Многие больные боялись этих

чертовых тварей в белом. Они начинали дрожать и пятиться назад, будто видели опасных и

ядовитых гадюк. Вот только Джеймс смотрел на всех с холодным безразличием. Его

совершенно не пугали санитары, и вид у него был даже скучающим.

Мне не хотелось признаваться даже самой себе, что в какой-то мере я им восхищалась.

Грозы часто сеяли панику среди пациентов лечебницы. Многие из тех, кого я видела изо дня

в день, начинали метаться в разные стороны, кричать, стонать и порой даже рвать на себе

волосы, стоило лишь громкому раскату грома потревожить их и без того хрупкий покой.

Именно поэтому, когда первые капли стали барабанить по крышам и окнам, нас всех

разогнали по палатам.

Моя палата была маленькой. Даже слишком маленькой. Высокие серые стены. Одна-

единственная железная кровать, стол, привинченный к полу, табурет и небольшой

умывальник. Вот и все, что здесь было. Никаких личных вещей. Ничего, что было бы мне

дорого.

После обеда я оказалась запертой в этой чертовой палате. Поначалу я пыталась слушать лишь

завывания яростного ветра за окном, звуки барабанящего дождя по карнизу, раскаты грома.

Но вскоре шум, который создавали больные, стал невыносимо громким. Мне казалось, что