Энрико Карузо
Шрифт:
Он не оказывал предпочтения какой-нибудь одной стране. Каждая страна была ему близкой, так же как и все зрители были для него равны.
Однажды директор крупного религиозного института по настоянию своих учеников, жаждавших послушать знаменитого Карузо, обратился к певцу с робкой просьбой удовлетворить желание его прилежных и послушных мальчиков.
Когда секретарь прочел письмо Карузо, тот воскликнул:
– Этот директор порядочный мошенник, однако и его нужно удовлетворить.
Утром он пел в институтской церкви, а вечером в маленьком театре института. Он весело провел день с мальчиками и их наставниками.
В моей памяти до сих пор живет вечер в
Переносясь мысленно к тому далекому спектаклю, я и сейчас вижу Карузо как живого. Едва ли кто-нибудь споет так “Смейся, паяц”. В голосе звучало неподдельное чувство попранной гордости и любви. Не забыть конвульсивных рыданий в финале, которые заставили трепетать весь театр.
После спектакля в сумятице и толчее кое-кому удалось пробраться к Карузо. Среди счастливцев был Никола Даспуро, который двадцать лет назад способствовал его первому выступлению в миланском театре Ла Скала. Едва увидев друг друга, они обнялись. Даспуро рассказывает: “У нас на глазах были слезы, мы не могли произнести ни слова. Собравшись с силами, я сказал:
– Успокойся, ведь ты не мальчишка.
– Мне было очень трудно, - ответил Карузо.
– Мне кажется, что я не был на высоте… Мне очень горько.
– Что ты говоришь?! Ты потряс весь театр и боишься, что пел слабее, чем мог! Ты вознесся над всеми певцами, каких я только слышал раньше. Поэтому успокойся”.
Тенор Фернандо де Лючиа был в то время самым знаменитым певцом в Италии. Неаполитанцы гордились им и с восторгом слушали его. Он знал Энрико Карузо только по сообщениям и его грандиозному успеху в Америке. Когда кто-нибудь с восторгом говорил о Карузо, Фернандо де Лючиа отвечал с иронией: “Хотел бы я услышать его”.
И вот в 1917 году ему представился случай услышать Карузо в Риме в спектакле “Паяцы”. Придя в театр скептически настроенным, он ушел со спектакля в восторге и решил встретиться с Карузо, чтобы выразить с присущим неаполитанцам жаром всю глубину своего восхищения и симпатии. Возвратившись в Неаполь, он сказал: “Я слышал о том, что это великий тенор, но не подозревал, что речь идет о необыкновенном чуде”.
Между Карузо и де Лючиа зародилась сердечная дружба. Не раз один из Неаполя, а другой из Нью-Йорка посылали друг другу письма, всегда теплые и приветливые, как аромат их родной земли.
Карузо суждено было возвратиться в Неаполь, чтобы умереть, а де Лючиа петь, рыдая над его прахом.
Были и такие “ценители” Карузо, которые, желая поднять его престиж, предлагали певцу “белые контракты”, то есть такие, в которых не указывалась сумма гонорара. Но Карузо не был способен на подобный авантюризм. Он никогда не старался вырвать сумму больше той, которую должен был получить. Обычно все переговоры о его выступлении велись через секретаря Карузо Дзирато. И гонорар определялся в зависимости от формы и продолжительности выступления, сложности спектакля или концерта.
Часто случалось, что театр или учреждение не были в состоянии уплатить сумму, предложенную секретарем. Тогда организаторы обращались к артисту, прося скидки или отсрочки платежа. Положение Карузо не позволяло ему допускать ни того, ни другого, так как это нарушало основной контракт. Тогда на арену выходили две другие формы контракта: популярный и благотворительный. В первом случае гонорар сокращался более чем наполовину, Карузо хотел обязательно знать
В настоящее время многие певцы достигли славы меньше чем за год. Что касается их благотворительной деятельности, то она почти совсем отсутствует. Видимо, помощь бедным - удел великих людей.
Ч а с т ь т р е т ь я. Предрешенность событий
События и комментарии
Феличе Ферреро, известный в то время миланский журналист, писал в “Корьере делла сера”: “Американцы утверждают, что творчество Карузо в Италии не только не было бы оценено по заслугам, но и даже не было бы понято. В Италии почти не знали Карузо. Правда, имя его было известно, известны были и его американские успехи. Но его успех и состояние родились не в Италии. Недаром в моменты грусти певец жаловался на это. Для Америки Карузо был чем-то вроде сына-любимчика - она его оценила и одарила богатством”.
В этих нескольких строках звучит упрек итальянцам.
Сегодня, спустя много времени, мы видим вещи такими, какими они были на самом деле. Действительно, Америка с ее возможностями и богатством смогла дать Карузо славу и деньги. Но неоспоримо и то, что талант певца, его личность сформировались на родине, в Италии, среди итальянского народа. Так же неоспоримо и то, что школа пения Карузо - старая и славная итальянская вокальная школа. Она-то и сделала из него певца, указала ему путь в искусстве. Она, если так можно выразиться, вручила его американцам уже знаменитым. Поэтому безапелляционное заявление о том, что Америка сделала Карузо знаменитостью, звучит абсурдно. Но американцам посчастливилось больше, чем другим: в течение почти семнадцати лет они слушали голос великого Энрико Карузо.
Италия - страна оперного искусства - дала миру многое. Что ни говорите, а Америка в долгу у Гульельмо Верджине, который открыл Карузо; у обаятельного импресарио маэстро Франческо Дзукки; у Николы Даспуро и Эдоардо Сондзоньо; у дирижеров Винченцо Ломбарди, Дзуккани и Тосканини; у композиторов Джордано, Чилеа, Масканьи, Леонкавалло, разделявших с Карузо его триумф; у всех музыкантов, критиков и друзей Карузо, которые с такой любовью поддерживали его на артистическом пути.
После многих лет борьбы, разочарований (обычных в жизни любого артиста) настоящей стартовой площадкой Карузо стал Милан. Когда молодой неаполитанец приехал в Америку, ему оставалось учиться уже не многому. Нужно ли напоминать, что его дебют в Метрополитен-опера (в “Риголетто”) состоялся 23 ноября 1903 года, то есть после того, как Карузо уже восемь лет пел в Италии. Строгая итальянская критика, несколько лет терзавшая певца, уже дала ему высокую оценку. Может быть, суровая критика и не была уж так некстати, если она заставила его встряхнуться и уйти с головой в учебу. Благодаря ей и своему таланту он за короткое время сумел превзойти певцов своего времени и самого себя.
Действительно, в Америке он получал такие гонорары, как нигде. Наши театры, в том числе Ла Скала, не могли бы в то время предложить ему больше двух-трех тысяч лир за выступление. В Америке же первоначальный вечерний гонорар Карузо составлял пять тысяч лир, затем десять, а позже, при Гатти-Казацца, последовательно десять, двадцать, двадцать пять и так до огромной суммы - пятьдесят тысяч лир, что в наше время составляет почти пятнадцать миллионов лир. Какой же итальянский театр был в состоянии заплатить такую сумму великому артисту?..