Эоловы арфы

Бушин Владимир Сергеевич

— Нет, не согласен. Я хочу по-прежнему быть со своим отрядом, с которым меня многое связывает. Там я буду полезней. А что касается Шнайде, то его, конечно же, давным-давно следовало сместить. Ваше решение вполне справедливо.

— Да, совершенно необязательно было ждать, пока солдаты изобьют генерала, — сокрушенно вздохнул Энгельс.

— Может быть, вы не хотите расставаться со своим адъютантом? — уже совсем полковничьим голосом спросил Зигель. — Мы сделаем так, что он останется вместе с вами.

— Благодарю, — сдержанно ответил

Виллих. — Мы с господином Энгельсом действительно очень сблизились за эти недели, и я не хотел бы с ним расстаться, но дело не только в нем. Повторяю: в отряде я буду полезней.

Все помолчали, обдумывая каждый свое.

— Я могу вам подсказать, господин Зигель, — у Виллиха не поворачивался язык назвать этого юнца полковником или заместителем главнокомандующего, — еще одно совершенно необходимое перемещение в командном составе.

— Что вы имеете в виду?

— И я, и Энгельс, и многие другие крайне удивлены тем, что командиром нашей третьей дивизии назначен полковник Томе.

Действительно, это было весьма странно. Дня три назад в отряде, которым командовал Томе, вспыхнул бунт. Предводительствуемые своим командиром, взбунтовавшиеся солдаты попытались арестовать Мерославского и Зигеля, чтобы выдать их пруссакам. Лишь с трудом главнокомандующему и его заместителю удалось избежать уготованной для них участи. И вот теперь, словно в поощрение за это предательство, Томе поставлен во главе дивизии.

— Вы думаете, ему нельзя доверять? — Глаза Зигеля с лейтенантским проворством заметались от Виллиха к Энгельсу и обратно.

Виллих недоуменно пожал плечами:

— Если человек хотел выдать противнику главнокомандующего своей армией, то естественно предположить, что он захочет сделать это и с частью, которую отдали ему во власть. Разве не так?

— Но вы же знаете, какая у нас острая нехватка в командных кадрах.

Энгельса такой довод едва не вывел из себя.

— Что ж, — сказал он едко, — может быть, для покрытия этой нехватки надо обратиться к прусскому генштабу с просьбой выделить нам офицеров?

Зигель промолчал, что-то обдумывая, потом с полковничьей серьезностью проговорил:

— Хорошо, это мы еще взвесим. А теперь скажите мне, господа, что вы вообще думаете о положении своей дивизии.

— Прежде всего мы думаем, что именно по ней противник нанесет свой первый удар, а позиция ее в некоторых отношениях весьма уязвима, — сказал Виллих.

— Но почему? Ведь ее правый фланг упирается в границу с Вюртембергом…

— В этом-то и состоит главный изъян позиции, — перебил Виллих. Противник может обойти нас с вюртембергской территории и ударить по Гернсбаху. Наши патрули видели сегодня по ту сторону границы солдат генерала Пёйкера.

— Господа! Это исключено. Это противоречило бы всем международным правилам. Граница — это граница! — воскликнул Зигель с чисто лейтенантской экспансивностью.

— Неужели вы думаете, господин Зигель, — горестно покачал головой

Энгельс, — что, с одной стороны, правительство Вюртемберга откажет принцу Вильгельму в таком пустяке, как пропуск его войск через свою территорию, а с другой — если оно вдруг все-таки откажет, — неужели вы думаете, что Картечный принц остановится перед тем, чтобы добиться своего силой?

— Но, господа, не так это просто, не так просто, — твердил Зигель, и во всем его облике уже не было ничего полковничьего, ни даже лейтенантского — по комнате бегал растерянный мальчик.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

27 июня отряд Виллиха передислоцировали несколько дальше в горы, в окрестности Ротенфельда. В этот же день от командования дивизией был отстранен полковник Томе и прибыл новый командир — бывший баденский обер-лейтенант Мерзи. Первое, что он сделал, это перевел штаб дивизии из Ротенфельда в неподалеку расположенный Элизабетенквелле, в гостиницу, где уже находился штаб отряда Виллиха. Мерзи сделал так, наверно, потому, что сразу увидел в этом отряде свою основную боевую силу и хотел быть рядом с ее командным пунктом.

На другой день пруссаки предприняли первую атаку на позиции повстанцев. Мерославский, Зигель и Мерзи решили было, что это начало сражения, но оказалось — лишь боевая рекогносцировка. Пруссаки выбили повстанцев из деревни Михельбах в долине Мурга, но долго там не задержались: первая же контратака вынудила их отойти обратно в горы. Они оставили нескольких убитых и раненых, два прусских солдата были взяты в плен.

Двадцать девятого июня Мерзи, Виллих, Энгельс и Молль сидели в гостинице за обедом, когда пришло донесение, что по деревне Бишвейер, на стыке с дивизией Оборского, противник нанес удар.

— Надо немедленно идти на помощь, — решительно сказал Мерзи, вставая.

— А по-моему, спешить не следует, — спокойно возразил Виллих. — Я уверен, что главный удар будет нанесен не там, а здесь, скорее всего, по Гернсбаху.

— Я тоже так думаю, — сказал Энгельс. — Ведь пока ничего страшного или непредвиденного там не произошло: идет бой, и только.

— Нас обвинят в бездействии, — нервно передернул плечами Мерзи.

— Могут даже приписать измену, — рассудительно вставил Энгельс, — но ведь мы здесь для того, чтобы воевать по своему разумению с пруссаками, а не с клеветой и сплетнями.

— Нет, господа. Приказываю вашему отряду немедленно выступить в Бишвейер.

Спустя четверть часа Виллих и Энгельс на лошадях отправились во главе роты своих стрелков по направлению к Бишвейеру, вскоре вслед за ними должен был выступить весь отряд.

— Ох, не к добру это! — сквозь зубы процедил Виллих. — Вот увидишь, едва мы ввяжемся в бой у Бишвейера, как пруссаки ударят по Гернсбаху.

— Я и сам так думаю, — мрачно отозвался Энгельс. — Они были бы полными дураками, если бы не сделали этого.