Епископ ада и другие истории
Шрифт:
Призрак являлся только в Серой комнате, и по этой причине она долгое время пустовала. Но когда господин Ребман унаследовал замок и должность управляющего, он превратил комнату с привидениями в комнату для гостей, в доказательство своего неверия в призрак и легенду.
Блендау внимательно оглядел комнату. Хотя он и похвастался, что больше не верит в призраков, ему было немного не по себе. Он запер дверь, через которую вошел, и стеклянную дверь, ведущую в длинный темный коридор. Он погасил одну свечу, другую поставил у кровати, разделся, скользнул под простыни и теплое одеяло, вознес молитву, погасил другую свечу, опустил голову на подушку
Но через некоторое время он проснулся и услышал, как часы на башне пробили полночь. Он открыл глаза и увидел, что комната слабо освещена. Он приподнялся на локте — и ужас изгнал остатки сна. Полог в конце кровати был наполовину задернут, и он мог видеть зеркало на туалетном столике прямо напротив. В нем он увидел отражение призрака Гертруды, одетого в саван, с распятием в левой руке и кинжалом в правой.
Кровь застыла у него в венах: то, что он видел перед собой, не было ни сном, ни видением, но страшной реальностью; это был не скелет и не тень, это была сама Гертруда, с мертвенно-бледным лицом. Ее сухие, бесцветные локоны украшала гирлянда из плюща и розмарина; когда она двигалась, Блендау слышал шелест листьев этой мертвой гирлянды и подола савана, волочившегося по полу. Он видел в зеркале, при свете двух ярко горевших свечей, блеск неподвижных глаз Гертруды и бледность ее губ.
Он попытался вскочить и подбежать к двери, через которую вошел, но ужас парализовал его — он не мог пошевелиться.
Гертруда поцеловала распятие. Казалось, она читает молитву; Блендау видел движение ее губ, на которых еще оставались следы принятого ею яда. Он увидел, что глаза несчастной обращены к небу; подняв кинжал, страшный признак направился к кровати.
Блендау едва не потерял сознание, когда полог распахнулся. В ее неподвижных, безжизненных глазах был написан ужас, когда она увидела человека, скорчившегося на подушках, и прижала свой маленький кинжал к груди того, кого приняла за преступника. В этот момент холодная капля упала с ее гирлянды на бледное лицо Блендау. Пронзительно вскрикнув, он вскочил с постели, бросился к окну, чтобы позвать на помощь.
Но Гертруда помешала ему. Когда он бросился к окну, она уже стояла там, держась одной рукой за задвижку, так что он не смог бы открыть его. Другой рукой она обхватила его за талию, и он снова издал пронзительный крик, поскольку ощутил сквозь ночную рубашку ледяное прикосновение смерти.
Он вдруг заметил, что теперь у нее нет ни распятия, ни кинжала, и что она, по-видимому, больше не жаждет жизни несчастного Блендау, но, — это было еще более ужасно, — предлагает ему и ожидает от него любовных объятий.
Когда она обняла его, он, содрогаясь от ужаса, бросился к маленькой стеклянной двери.
Открыв дверь (она не была заперта, хотя накануне вечером он сам запер ее на ключ), он столкнулся лицом к лицу со скелетом, преграждавшим проход, — вне всякого сомнения, это был граф Хьюз. Его страшное лицо, на котором еще сохранились остатки кожи и плоти, было искажено ужасной гримасой. Он вошел в комнату, позволив двери позади него захлопнуться со звуком, эхом разнесшимся по всей башне.
Блендау, оказавшись между двумя призраками, призраком Гертруды и графа, лишился чувств и медленно погрузился в темноту.
Когда он пришел в себя, холодный зимний рассвет уже пробивался сквозь незастекленные окна. Блендау, окоченевший и продрогший, в ночной рубашке, мокрой от пота, поднялся с пола и дрожащими
Поначалу он пытался убедить себя, что стал жертвой кошмара, но эта мысль не показалась ему правдоподобной, когда он увидел на туалетном столике перед зеркалом вторую свечу, которую он поставил туда и погасил, забравшись под одеяло. Он заметил, что свеча наполовину сгорела, хотя накануне вечером горела недолго. Он также обнаружил, что обе двери, запертые им накануне вечером, так и оставались запертыми.
У Блендау не хватило смелости никому рассказать о своем приключении. Он не хотел, чтобы над ним смеялись как над впечатлительным фантазером, в особенности семейство Ребман. С другой стороны, если он сумел бы убедить хозяина замка в реальности своего видения, кто осмелился бы продолжать жить в замке, где Гертруда и отвратительный скелет ее возлюбленного встречаются каждый вечер?
Но если он промолчит, его попросят провести еще одну ночь в Серой комнате, а на это у него не хватит сил.
Поэтому он поспешно оделся, неслышно прокрался через замок, пока все спали, спустился в конюшню, сел на коня и, ни с кем не попрощавшись, умчался в город через заснеженный лес.
ХОЗЯЙКА ДОМА
The Housekeeper (1949)
Мистер Роберт Секфорд, светский человек, изрядно потрепанный жизнью, нетвердой походкой вошел в свой дом неподалеку от таверны «Черный Бык» в Хай Холборне. Он был все еще известен как «Красавчик Секфорд» и одет по последней моде 1710 года, с множеством кружевных украшений и бижутерией, сверкавшей, подобно бриллиантам, а на голове его был огромный парик.
В мистере Секфорде было много фальшивого великолепия; на расстоянии он еще выглядел все тем же блестящим человеком, каким был когда-то, но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что щеки его густо припудрены, как у женщины; глаза и подбородок были тяжелыми, а лицо, за исключением щек, бледным; он все еще оставался красивым мужчиной, но годы праздности и расточительства наложили на него глубокие следы; его натура была одновременно жестокая и женственная. Правильные черты лица и выражение темных глаз не позволили бы подумать, что перед вами человек никчемный и порочный; к тому же, он был хорошо воспитан, галантен и обладал грацией, вызывавших восхищение и помогавших преодолевать трудные моменты, случавшиеся в его карьере. Но все это было фальшивым — таким же фальшивым, как бриллианты у него на шее и на пряжках башмаков; он даже не был благородного происхождения; туман, окутывавший его, был доказательством того, что он стыдится своей семьи и рассматривает ее как препятствие своей блестящей карьере.
Он вошел в свой скромный, но элегантный особняк, и велел принести в кабинет свечи.
Медленно сняв белые надушенные перчатки, он задумчиво взглянул на свои пухлые, гладкие руки, затем — на стол орехового дерева, на котором стояли серебряные письменные приборы и подсвечники, лежали ручки и множество коротких заметок на позолоченных, надушенных листах бумаги.
Было также много других, не позолоченных и не надушенных; мистер Секфорд знал, что эти последние — счета, в то время как первые — безвкусные приглашения на третьесортные балы и рауты.