Эпитафия для дурака
Шрифт:
Иннокентий А. Сергеев
Эпитафия для дурака
Пролог
Она растворяет мою кровь в вине и поит гостей, и моя жизнь выпадает осадком на дне их недопитых бокалов. Она говорит: "Твоя душа бесцветна как вода в озере, она кажется синей, но это цвет неба". - - Цвет неба - белый. Мы с тобой почти незнакомы, и ты ещё не научилась пить мою кровь. Ты говоришь, что тебе нужно другое. А она смеётся надо мной и шепчет, когда я остаюсь один, а за дверью подслушивают. Я изощрялся, расставляя зеркала, чтобы поймать её отражение, но так и не сумел обмануть её. Ты развешиваешь свою одежду на спинках стульев, зная, что вещи остаются в равновесии, ты говоришь, что тебе тяжело, не следовало есть столько жирного. Иногда мне хочется быть разбитым стеклом, чтобы обо мне пожалели; но вот они вставили новое, и я понимаю, как всё это глупо. И тогда я хочу стать глупцом. И она снова смеётся надо мной.
– - И исчезает. Я остаюсь один. Сегодня с утра солнце и слабый ветер. И никаких осадков.
– - Всё выпито.
Ты даже раздеваться-то не научилась...
А вот они... Подожди. Сейчас.
А вот они говорят, что я должен написать новую книгу. А ещё... ещё они говорят, что это неправда, будто мечты сбываются,
Они говорят... Да что б они понимали!
Сегодня утром я проснулся и подумал: "Сгореть бы как сука в печке, до чего же надоело всё!" Вот возьму и... напьюсь. Или... Ну, не знаю. Собранности мне не хватает, а то бы давно уже как сыр в масле катался. - А как это?
– - Если бокалы пусты, значит - - что-то не так. С погодой, да?
И он разделся, и все увидели, что вместо тела у него большая еловая шишка. Всё!
Хватит.
– - Ну хватит же!
1
Ладно. Это было прологом. Так вот, есть у меня дядя. У дяди есть племянник - я. А ещё у меня есть мечта: чтобы дядя, когда умрёт, оставил мне в наследство миллион. Нет, три миллиона. Однажды я ему об этом сказал. Он ответил, что если бы у него был этот миллион, он бы так и сделал. - - Вообще-то, он выпимши был. Предположим, что он умер,- так, ради эксперимента,- и оставил мне в наследство миллион. Что же я с ним сделаю? - - Нет! Три миллиона. Угадайте. Раздам бедным?
– - Нет. Куплю себе место на самом дорогом кладбище?
– - Опять нет. Что же тогда? Ещё не придумал. Так что пусть дядя пока поживёт. Пусть дольше живёт. Больше заработает. И я что-нибудь путное придумаю, или подскажет кто, или... Всё! Понял, что мне мешает. Дело не в том, что я несобранный. Всё дело в этих самых "или". Они мне всё дело портят. Ведь я романтик в душе. А вот эти самые "или"!.. мать их. Пардон. Больше ни одного "или". Надо быть принципиальным. Надо быть собранным. Надо быть богатым и здоровым. И относиться, хотя бы условно, к какой-нибудь нации. И жить дома, чтобы не было никаких толков вроде: "Вот, понаехали тут всякие, прохода не дают! И все как один дураки... то, сё..." Так что ж их так сюда тянет-то, дураков? Как мух на дерьмо. Вообще-то, я тонкий эстет. Но когда мною овладевает порыв, я как бы пьянею. Так вот, пока трезвый: Во-первых, я эстет. Во-вторых, романтик. А в третьих, ну вас всех в жопу! Я спать пошёл.
Так, чего я там написал?
– - Осадок на дне их бокалов... Это про меня. Значит, я пишу про себя. - - Давно пора. Мой дядя... да-да, тот самый... который выпимши был, спросил меня: "В чём истоки твоего творчества?" А я сказал: "Ну, во-первых, я романтик". А он сказал: "Ну и что? Я тоже". Я ему сказал: "Дядя, иди проспись!" - - Нет, это я потом сказал, когда он уже ушёл. Так вот, она, стало быть, кровь мою растворяет в вине как в какой-нибудь луже. Вот сука. Посадить бы её за стол и посмотреть, что она напишет. Есть такие. Только и умеют, что раздеваться. А есть такие, что и раздеваться не умеют. Вот тут недавно одна... Нет, не буду про неё писать. А то, может, она ещё и вернётся. Она за хлебом пошла в гастроном, тут неподалёку. Там, между прочим, всегда есть это... если надо, то... в общем, если надо, всегда. Только там. Проверено.
– - А чего это я всё с новой строки пишу? Чтобы больше казалось, что ли?
А вот догадайтесь!
Не придумали ещё?
В общем, я не еврей. - - Ну вот, уже что-то. Продолжай. Продолжаю. У меня есть дядя... Да ну его в баню! Сколько можно, ведь про себя начал. А вот он я! Весь как есть, с головы до ног не еврей. Денег у меня немного... пока. Угрызения совести мучают регулярно, сам не знаю, к чему бы это. Наверное, мешает что-то воспарить к небесам. Не надо было есть столько жирного. Вот у меня друг был, так он у меня десять копеек стащил. Тогда ещё не было инфляции. Настоящие десять копеек, на которые я, между прочим, мог два талона купить на троллейбус,- хотя обычно я без билета ездил,- ну, не талоны, так два рогалика. И что же, я разочаровался в людях? Да ничуть. Было бы из-за чего. Подумаешь, два рогалика. Ну съел бы их, что от этого в мире прибавилось бы? Разве что дерьма... Э, нет, позвольте! Подход у вас, однако, неправильный. - Как так, неправильный? К чему подход? - К дерьму и вообще к этому вопросу. А как надо? А вот как. Рогалики эти всё равно кто-нибудь съел, а значит, количество произведённого дерьма от этого не стало меньше. И обратно, если бы эти рогалики съел не кто-то другой, а я, дерьма в мире не стало бы от этого больше. Но это только одна сторона, так сказать, количественная. Есть ещё и качественная. Речь идёт, конечно, не о качестве дерьма, а о его, я бы сказал, статусе. Ведь несмотря на внешнее сходство, дерьмо обывателя всё же существенно,- повторяю, существенно,- отличается от дерьма мыслителя. Чем же?- спросите вы. А я отвечу. Дерьмо обывателя является основным продуктом жизнедеятельности оного, в то время как дерьмо мыслителя представляет собой побочный продукт, собственно, шлак. В этом и состоит существенное различие. Возвращаясь к случаю с пропажей десяти копеек, скажу, что вовсе не в дерьмо превратились бы эти рогалики, которые могли быть куплены, и не были куплены, которые могли быть съедены мною, и были съедены кем-то другим, они превратились бы в энергию мысли, быть может, в написанные строки... Хорошо, если рогалики эти были съедены другим мыслителем,
А они не коплексуют, нет, они по-простецки хватают её за горло астральное тело Царицы Савской, принцессу в шелках и тапочках, как кому угодно,- и размышляют, в какой позе её лучше трахнуть, а в это время с них рисуют портреты для монументальной голографии наподобие роденовского Мыслителя в духе далианской архитектоники Милле - это называется быть на троне холма. Не знают, под кого косить, то ли под Сарданапала, то ли под Муссолини. А мы сидим по уши в дадаистской кислятине и воспеваем прелести малообразованных девушек, простодушно улыбаясь или иронично кривя уголки рта, как кому больше нравится. Смешение языков и нарядов как на восточном базаре, и это называется ХХ век. Всё запутано, заморочено, вывернуто наизнанку как внутренности с перепоя, а почему?- - Я всегда говорил: "Беда прошлого века в том, что он слишком затянулся, как правление Людовика XIV, ему бы закончиться на Готье и Бодлере, так нет же! А когда дело затягивается, вот вам и нарушение пропорций, зрители засыпают как в той пещере, а когда протрут глаза, себя не могут узнать в зеркале. И ноют - ах, как это получилось, и что это такое вообще тут происходит, а вы кто?" Нет, я не хочу, чтобы меня превратно поняли, мне нравится это время. Они приходят ко мне на кухню, садятся напротив меня за стол и минуту-другую смотрят на меня пристально, как врач на допросе, а потом говорят: "А что это у тебя за саксофон за стеной? И причём тут труба Архангела?" А я говорю: "Это зов запретных желаний, который рушит городские стены, стены буржуазной морали. Труба Иерихона". Они тянут: "А-ах, во-от как". Когда я пишу, я не думаю ни о чём таком. Но если спрашивают, надо же что-то ответить, а то невежливо будет. Мы же такие вежливые, как алкаш на паперти. Если настроиться, можно придумать презабавные комментарии. - - Обхохочешься.
Она холодна и пуста как сердце вселенной, и так же далека от звёзд, ею зажжённых. О, звёзды моей мечты!.. Ну вот, уже лучше.
Раз уж разошёлся писать, так надо, чтоб сюжет был. Я ж понимаю, сюжет это обязательно. Это как мелодия, без неё одна тягомотина. Значит, сюжет - Есть у меня дядя... Нет! А у дяди есть жена... Это уже было. Ну хорошо. Тогда так. Один человек, хороший человек, очень не любил свою тёщу. И решил её отравить, но так, чтобы никаких следов. А для этого следовало досконально овладеть искусством варить яды,- вот ведь до чего можно довести человека, даже такого хорошего и со всех сторон положительного. Искусство оное оказалось делом весьма тонким, овладение им требовало немалого времени, но была бы цель... И вот. Пока он корпел над средневековыми трактатами, разбирая маловразумительную латынь и алхимические шифры, тёща его, покушавши с вечера грибков, возьми да и скончайся! "Искусство",- говорили древние римляне,- "есть подражание природе". - - Вот так.
Я понимаю, что жизнь прекрасна и без выпивки. Только без выпивки этого не заметно. Когда нет того, что есть, появляется то, чего нет. Вот выпивка - она есть, а чудовища? Их нет. Но иногда появляются. А они говорят, что это, мол, белая горячка. Это мне, наследнику классической традиции! Я ж не могу двигаться в мире, где всё не на своих местах. Полная дезориентация. Вот и сижу, а мимо всё время проносят. То есть так: проносят всегда мимо. Кому, спрашивается. Наверное, тому, кого нет. Не надо мне этого... субъективного идеализма. В том что касается выпить, я материалист.
2
Мы как комары - пока голодные, они прячутся по углам и ждут своего часа, и не найдёшь их, а как напьются, садятся куда попало. Тут-то ты их и настигаешь утром. И прихлопываешь, оставляя пятна на обоях. Кончается тем, что приходится менять обои - - но это к делу уже не относится. Вот так же и нас судьба прихлопывает всякий раз, когда мы, напившись крови, сытые и довольные, теряем бдительность. Как пьяные бабочки. Удача - опасная штука. Но приятная. Она как любовь женщины, которой ты недостоин. И всегда будешь недостоин, сколько ни старайся. Сколько ни откладывай денег. Думаешь, они как яйца? Полежат, и вызреет что-нибудь? Может быть, и вызреет... Что-нибудь. Или кто-нибудь, и однажды... Две темы: "Капитан, проснувшийся среди ночи, что заставило тебя проснуться, ночной кошмар или то, что твой корабль уже тонул? Никто так никогда и не узнает этого достоверно". И вторая: "Храбрый парашютист без парашюта! Высоко летишь, далеко видишь..."
Черепахи откладывают яйца на суше. Тут-то их и поджидают...
Стоит назвать черепаху "рептилией", как пропадает всякий аппетит. Но иногда бывает всё равно, как назвать. И как к этому относиться. Вот эта улица за окном, ведь как-нибудь называется - я даже знаю, как... Ну и что оно значит, это название, и эти номера домов? Нет, для почты, конечно, удобно. А если не ведёшь ни с кем переписку, не выписываешь газет, журналов?.. Всё равно, счета приносят. Хотя я бы лично не возражал, если бы мои счета приносили кому-нибудь другому... Наверное. А может быть, и нет. Ведь не оплатишь - свет отключат, телефон... хотя всё равно, звонить некому, но кто-то всё время звонит... не знаю, что ещё могут отключить. Чем дольше не умираешь, тем больше приходится платить за свет инфляция...