Епитимья
Шрифт:
Мать посмотрела на него остекленевшими глазами.
— Тим — это кто?
Джимми почувствовал, что его колени подогнулись, он сел, не зная, как вести себя с пьяной матерью. Когда Мирэнде случалось перебрать лишку, он просто оставлял ее в покое. Но не мог же он оставить свою мать в таком положении. Особенно теперь, когда этот псих знает ее адрес. Кто может сказать, когда он здесь появится? И что может сделать матери, которая будет утверждать, что не знает, где ее сын?
— Но ведь кто-то поставил
Она подняла руку и дотронулась до желтовато-синей ссадины.
— Ах, это? — сказала она, и голос ее прозвучал удивительно обыденно.
— Но ведь тебя же опять кто-то избил?!
Она отмахнулась от него.
— Нет, нет, Джимми, ничего подобного.
И умолкла. Наткнувшись взглядом на окурок, зажатый в пальцах, она положила его в пепельницу и дрожащей рукой взяла другую сигарету.
— Я просто ударилась о дверь, — сказала она, затягиваясь.
Глаза Джимми сузились.
— Ты пьянее, чем я думал, если считаешь, что я поверю этому.
— Кто сказал, что я пьяна? — На минуту Карла села прямее, но тут же съехала по спинке кушетки, едва не плюхнувшись на спину.
— От тебя, ма, так разит перегаром, что слышно с другого конца комнаты. Ведешь себя как настоящая идиотка. Мать возмутилась:
— Ты не смеешь говорить с матерью в таком тоне.
— А ты не должна напиваться в воскресенье в час дня.
— Не указывай мне, что я должна и чего не должна делать. Здесь я старшая.
Джимми вздохнул:
— Верно, я и забыл.
— Ты, маленькое дерьмецо.
Оба погрузились в молчание. Джимми прислушивался к ее тяжелому с присвистом дыханию, украдкой поглядывая на нее и с изумлением думая: ведь ей всего тридцать. У него были клиенты сорока и старше, которые выглядели гораздо моложе.
Мать тем временем закрыла глаза. Джимми молча наблюдал за ней, и через несколько минут случилось неизбежное: ее челюсть отвисла, рот открылся, она захрапела.
Джимми поднял ее ноги на кушетку, затем пошел в спальню и взял с постели одеяло. Прикрыв мать, он убрал с ее лица волосы. На минуту она открыла глаза, посмотрела на него невидящим взглядом, отвернулась и вновь захрапела, зарывшись лицом в подушку.
Джимми снял туфли и сел на пол по-индейски, ожидая, когда она проснется. Может быть, после сна и душа она сможет выслушать его и понять то, что он собирался ей рассказать.
Он молил Бога, чтобы она спала не слишком долго, потому что времени у него в обрез. А может, времени и совсем не осталось, подумал он, водя пальцем по пыльному подлокотнику кушетки.
Дыхание Эвери, кажется, стало ровнее, когда он увидел «Чикен Армз». Обреченное здание было единственным местом, где он чувствовал себя дома.
Как только машина остановилась, у него возникло неодолимое желание выскочить из нее и юркнуть в дверь, а там, он даже представил себе, — Рэнди, Джимми, Уор Зон, Крошка Ти и Мирэнда — все были там, галдели, смеялись.
Но он помнил о револьвере Морриса, который упирался ему в бок; помнил, что изнутри на дверце не было ручки. Он поглядел на Морриса — на его напряженное и угрюмое лицо. Что-то неладное творилось с его блеклыми, почти бесцветными глазами. Во взгляде плескалось безумие, ужаснее Эвери ничего раньше не видел.
— Этот парень мне кажется знакомым, — сказал вдруг Моррис.
Эвери вздрогнул от звука его голоса и взглянул на улицу — седой человек в ярко-синей куртке, сгорбившись, спешил куда-то к северу по Кенмор.
— Ты его знаешь? — спросил Моррис.
— Никогда не видел, — ответил Эвери.
Моррис покачал головой.
— Подумай лучше! Похоже, что он вышел из твоего дома.
— Не знаю, мистер Моррис.
— Ты не думаешь, что это один из клиентов твоего приятеля?
— Возможно...
Моррис выключил мотор. Эвери слушал, как он останавливается. Ему так не хотелось выходить из пикапа. Он молился про себя, чтобы Джимми не оказалось дома.
— Да, малыш, все возможно. — Моррис повернулся к Эвери. — Возможно даже, что ты мне солгал.
Эвери с трудом проглотил комок, подступивший к горлу. Уж не придумал ли этот тип чего-нибудь этакого?
— Нет, сэр, я не стал бы лгать. Едва ли Джимми мог оказаться в другом месте.
— Да, хорошо бы ты оказался прав.
Моррис вылез из пикапа, а у Эвери появилось искушение нажать на клаксон и жать на него до тех пор, пока кто-нибудь не придет и не положит конец этому кошмару.
Но под одеждой Морриса отчетливо вырисовывался револьвер, — Эвери знал, куда смотреть. И он имел дело с безумцем.
Безумные люди не мыслят рационально, не думают, например, что стрельба на городской улице в машине по безоружному подростку средь бела дня может иметь определенные последствия. Эвери представил себе картину — его кровь красными пятнами разбрызгана по ветровому стеклу. А Морриса в наручниках уводят полицейские. Они обыщут его дом, найдут всех остальных, и все они будут спасены.
И спасет друзей он. Моррис открыл дверцу прежде, чем Эвери успел додумать свою версию до конца.
— Вылезай, малыш, и помни: одно неверное движение — и тебе крышка. Усек?
— Да, — прошептал Эвери и вышел из машины.
Угроза, впрочем, не имела особого смысла, Эвери уже понял: рано или поздно Моррис все равно убьет их всех.
Усыпить бдительность Морриса было не так-то просто, он вовсе не такой доверчивый, как могло показаться, и, наверное, раскусил его хитрости. Иначе и быть не могло.