Эпоха крестовых походов
Шрифт:
Аскании.В бассейне средней Эльбы Аскании, почти независимые от империи, единодушные несмотря на разделы, поддерживаемые воинственным дворянством, которому близость врага указывает на необходимость дисциплины, настойчиво и успешно продолжают политику Альбрехта Медведя. Они основывают в этих областях, славянское население которых быстро исчезает, своеобразное государство, которое отличается от остальной Германии и характером своих жителей, и своими учреждениями, ко торое в медленных и упорных войнах подготовляет свое будущее величие, и в то же время оправдывает его важными услугами, оказываемыми им германскому отечеству.
В 1232 г. Аскании окончательно овладевают Барнимом и Тельтовом; здесь, на берегу Шпреи, из соединения двух бедных вендских деревень возникает в XIV в. будущая столица Пруссии. Около 1250 г. маркграфы переходят через Одер и в области Кюстрина, Ландсберга и Сольдина, на нижнем течении Варты, организуют Новую марку. Они заставляют поморян уступить им Укермарк и область Старгарда, подчиняют их своей верховной власти и стремятся распространить свое господство на Восточную Померанию, или Померелию. Около конца XIII в. германское владычество утвердилось в этом крае настолько прочно, что его не могли поколебать даже прекращение династии Асканиев (1319) и долгое междуцарствие, продолжавшееся до тех пор, пока наследники Альбрехта Медведя нашли в Гогенцоллернах достойных себя преемников.
Немецкая колонизация.Дело в том, что Аскании не удовольствовались установлением своей политической власти над лютичами: они совершенно преобразовали страну. Немецкие колонисты спешат захватить новые места, не ожидая даже, пока край окончательно покорится. Везде, где они могут найти надежную защиту, они появляются целыми массами. Большинство идут из Саксонии, многие также из Нидерландов: бесплодное плоскогорье, орошаемое Эльбой, от устьев Эльстера до окрестностей Магдебурга, получает в то время название Флеминг. По томки древних славянских династий не менее усердно, чем Аскании, содействуют развитию германской колонизации и насаждению немецких нравов. Часто изгоняют славян, чтобы очистить место для новых поселенцев; в других местах, попав в подчиненное положение, теснимые и презираемые, славяне мало-помалу замыкаются в своих жалких селениях, расположенных большей частью по берегам рек. Они быстро забывают свой язык и поглощаются потоком завоевателей. В конце XIV в. онемечение страны почти закончено, и летописи Рюгена отмечают смерть двух последних славян острова. Здесь преобразование еще радикальнее, чем у сербов Лузации, хотя последние раньше утратили свою национальность. Исчезли даже воспоминания; местные суеверия, которые долго считались славянскими, в действительности чисто немецкого происхождения. Небольшие остатки древлян и люнов (глинян) сохраняются в Люнебурге до XVIII в.; их потомки долго еще называли себя вендами. На востоке, в Померании, горстка сло венцев представляет последний жалкий остаток тех могущественных полабских племен, на развалинах которых воздвиглось всевластие Пруссии.
Чехи и поляки, более счастливые и более благоразумные, чем полабы, приняли христианство; это предохранило их от истребительных войн, в которых погибли приэльбские славяне. Однако покорение полабов открыло их границы, а господствовавшие между ними несогласия, благоприятствуя иноземным влияниям, повлекли за собой для них чувствительные потери и подвергли тяжкой опасности их национальную независимость.
Сеньорат.Бржетислав I (ум. в 1055 г.) потерпел неудачу в своей попытке основать великую западно-славянскую монархию. Он не удержал Польши, не сверг окончательно немецкого ига и, если присоединил к Богемии Моравию, которая, будучи населена народом, родственным чешскому, с тех пор неизменно составляла часть королевства св. Венцеслава, то не мог помешать Стефану Венгерскому установить свое владычество над карпатскими словаками.
Между его преемниками было много храбрых солдат и несколько счастливых полководцев; таков, например, Со беслав, который в 1126 г. наголову разбил при Хлуме им перское войско и принудил императора Лотаря отказаться от его честолюбивых планов. В ту эпоху в Богемии было даже немало способных государей и искусных политиков. Со времени Братислава II (1061–1092) документы более не упоминают о ежегодной дани, которую чехи до тех пор платили империи. Владислав II (1140–1173) принимает славное участие в итальянских походах Фридриха Барбароссы и получает от императора наследственный титул короля.
Этот успех был бесплоден, потому что в продолжение того периода глубокие перемены в политическом строе Чехии подвергают опасности ее благосостояние и независимость.
В Богемии, как почти во всех славянских странах, коро левская власть долго считалась одним из видов частной собственности, и передача ее регулировалась теми же законами, как передача всякой иной собственности. В силу этого взгляда все сыновья короля имеют одинаковые права на наследство и должны делить его между собой, но они не владеют исключительным правом на наследство. Дело в том, что собственность еще не получила у славян индивидуального характера: она семейная, и семья понимается в самом широком смысле. Естественный представитель семьи, управляющий ее общей вотчиной, — необязательно старший сын последнего государя, а его старейший агнат. На практи ке эта система оказывалась чрезвычайно сложной; она как бы с умыслом была рассчитана на то, чтобы вызывать соперничества и не допускать установления закостенелой власти; действительно, славяне прочно организовались лишь тогда, когда отрешились от этой традиции, несовместимой с условиями существования устойчивого правительства.
Бржетислав I перед смертью сделал попытку предупредить соискательства, установив принципы престолонаследия. Следуя примеру соседних государств, он учредил сеньорат и постановил, чтобы верховная власть переходила всегда к старейшему представителю фамилии Пржемысловичей (1055). Впрочем, он нисколько не думал умалить этим права нации; королевская власть и после него оставалась наследственно избирательной, какой она была до него.
Однако недостаточно было определить систему старшинства, чтобы устранить ее опасности; почти каждая смена правителя вызывала чрезвычайно опасные осложнения. По мере того, как королевская фамилия суживалась, — особенно с начала XII в. — государи, из политических ли видов, или из честолюбия, стремились заменить сеньорат наследственностью; но их усилия разбивались о притязания их родственников, глухое сопротивление народа и эгоизм знати, которая, пользуясь раздорами в среде королевского дома, присваивала себе нечто вроде избирательного права и расширяла свои привилегии. В конце концов междоусобия сделались хроническими; каждый раз, когда освобождался престол, несколько кандидатов принимались оружием оспаривать друг у друга власть и безрассудными уступками в пользу аристократии лишать королевскую знать ее необходимейших прерогатив, а вскоре, не довольствуясь этим, начали призывать на помощь чу жеземцев.
Суверенная власть императора.Поощряемые этим добровольным отречением чешской нации от своих прав, немецкие императоры начали более деятельно вмешиваться в споры, заявлять притязания на право распоряжаться короной, стали стремиться к тому, чтобы обратить королевство, бывшее первоначально только их данником, в своего вассала, и затем подчинить его тем же ленным обязательствам, которые несли большие немецкие феоды. Это никогда не удалось им вполне, но около конца XII в. они почти достигли своей цели. В 1182 г. Фридрих I Барбаросса отделил Моравию от Богемии и объявил, что она зависит непосредственно от империи; в 1187 г. пражский епископ был признан имперским князем и освобожден от верховен ства герцога. Таким образом, Богемия, потеряв свой главный феод, была уже и сама до известной степени раздроблена, и новый вассал империи, епископ Пражский, вынужденный для охраны своих прерогатив опираться на иноземную власть, сделался грозным ферментом разложения Чехии.
Можно было опасаться, что этот пример вызовет подражания. Действительно, глубокие перемены, мало-помалу подорвавшие древний строй Чешского королевства, благо приятствуя успехам олигархии, ослабили единство страны и пробудили надежды, которыми, казалось, без труда могла воспользоваться империя.
Преобразование чешского общества.Соперничество из-за короны Пржемысловичей становилось все более страстным, по мере того, как сам предмет спора все менее мог искушать честолюбие соискателей. Власть короля в XII в. была очень обширна; потом она все более суживается. Пользуясь слабостью надзора, королевские чинов ники злоупотребляют своими правами, налагают на население более обременительные барщины и налоги, торгуют правосудием. Многие мелкие свободные собственники ищут покровительства против их произвола, отказываются от своей независимости, чтобы избавиться от притеснений, которым они подвергались, будучи предоставлены самим себе. Они группируются либо вокруг самих же чиновников, которые в награду за их подчинение снимают с них часть общих тягостей, либо вокруг дворян, которые благодаря гражданским войнам усилили свое влияние и захватили или получили в дар обширные поместья. На месте патриархального общества предшествующей эпохи, когда дворянство не составляло замкнутой касты, обособленной от народа, и когда никто не пользовался властью иначе, как по полномочию короля, образуется аристократическое общество, где дворяне в качестве крупных собственников становятся между подданными и государем, производят суд на своих землях, содержат войска и ведут их в битвы под своим знаменем. Они приобретают теперь преобладающее вли яние на государственные дела: если на сейм по-прежнему являются все свободные собственники, то в действительности решения зависят лишь от горстки баронов, и без их согласия король не может ни созвать армии, ни взимать налога, ни изменить закона. Правда, олигархия еще далеко не одержала полной победы; несмотря на свою неразумную щедрость, государи все еще владеют неизмеримыми землями, и их доходы, которыми они пользуются бесконтрольно, позволяют им легко обходиться без субсидий сейма. Тем не менее, они имеют теперь дело с опасными противниками, они потеряли то выгодное положение защитников народа и представителей государства, которое занимали раньше.