Эпоха крестовых походов
Шрифт:
Уделы.Перед смертью Людовик сделал ошибку, какой Филипп Август не сделал бы. Его предшественники не оставляли уделов своим детям или отчуждали в их пользу только незначительные участки королевского домена: Людовик VIII порвал с этой традицией. Он уделил по завещанию своим младшим сыновьям обширные территории: второму сыну — графство Артуа, третьему — графства Анжу и Мэн, четвертому — графства Пуату и Овернь. Причиной, побудившей его произвести этот раздел, было желание предупредить раздоры между своими сыновьями. Впрочем, он принял некоторые меры предосторожности: он постановил, что эти уделы должны возвращаться к короне в том случае, если их владельцы умрут без прямых наследников. Тем не менее это завещание было большой политической ошибкой. В середине XIII в. образуются обширные княжества, которые тесными узами связаны с королевским доменом, но которые, несмотря на родственные связи и на вассальную клятву, не раз причиняют серьезные затруднения главе монархии. Многие историки указывали на опасность этой системы уделов, «которая делала из плодовитости королевского дома общественное бедствие, в каждое царствование подвергала риску могущество правящей линии и замедляла территориальное объединение королевства». Заменив старый независимый феодализм феодализмом удельным, королевская власть открыла новую эру внутренних раздоров и ожесточенной борьбы. Но если нельзя отрицать, что почин Людовика VIII имел — особенно для королевской власти XIV в. — роковые последствия, то прежде, чем произносить суд над этим королем, следует принять во внимание некоторые обстоятельства, смягчающие его вину. При том уровне могущества и славы, которого достигла ка-петингская династия при Филиппе Августе и его преемниках, главе государства было трудно держать своих братьев в положении значительно худшем того, в каком находились высшие из баронов. Их неудобно было оставлять без поземельных владений, которые были тогда признаком высокого происхождения и необходимой принадлежностью всякого видного положения в феодальном мире. Кроме того, как метко говорит Минье, «уделы были для монархии удобным средством управлять завоеванными странами, во главе которых она ставила таким образом династии, взятые ею из своей собственной среды. Эти династии, заменяя в областях старые феодальные фамилии, переносили туда служилое дворянство, язык и нравы Центральной Франции. Таким образом, правление удельных князей было для этих провинций переходной эпохой, в течение которой они привыкали более покорно переносить капетингское владычество».
Королева-мать; феодальная реакция против политики Филиппа Августа.На престоле сидел 12-летний Людовик IX; правление находилось в руках регентши, Бланки Кастильской, к которой французы относились недоверчиво и с антипатией, как к иностранке: оба эти обстоятельства, вместе с неурядицей, какая всегда сопровождает неожиданную смерть главы государства, благоприятствовали интригам высших феодалов. Только сила могла держать баронов под игом в течение 20 лет, но они ждали лишь случая, чтобы поднять голову и жестоко отомстить за свое унижение. Завоевания и политика Филиппа Августа, продолженная Людовиком VIII, делали реакцию неизбежной. Страшный кризис, вызванный ею, продолжался 5 лет (1226–1232). Все новые и старые враги династии — граф Тулузский, король английский, граф Бретанский, Пьер Моклерк; граф Болонский, Филипп Нurepel, дядя молодого короля; герцог Бургундский, граф Маршский, сеньор де Куси — все те, кто хотел отомстить за какую-нибудь обиду или просто поживиться, — соединились с целью погубить монархию. Феодальная коалиция не была направлена против самого принципа королевской власти: он стоял выше партийной вражды и пустил слишком глубокие корни, чтобы ему могла грозить какая-нибудь опасность. Бароны восстали против регентши, которой они не избрали; они требовали, чтобы она была заменена одним из их среды — братом Людовика VIII, Филиппом Нигере!; некоторые намеревались даже, по преданию, заменить царствующую фамилию чисто феодальной династией. Кроме того, они требовали освобождения знатных пленников, заточенных в Лувре, признания их избирательных прав, возвращения доходов и земель, «незаконно» отнятых у сеньоров, и соответствующего их достоинству участия в общем управлении страной. Глава и душа этой лиги, предприимчивый, хитрый и задорный Пьер Моклерк, Капетинг младшей линии, был тем опаснее, что он, кроме того, находился в близком родстве с династией. Он рассчитывал, главным образом, на поддержку английского короля. Генриху III внушили надежду на возвращение Нор-андии и на восстановление континентальной державы Плантагенетов. Цель союзников была совершенно ясна: они стремились, очевидно, к тому, чтобы ниспровергнуть здание, воздвигнутое обоими завоевателями, Филиппом и Людовиком, и принудить монархию пойти вспять.
Восстание почти всего высшего феодального класса — северного и южного — было не единственной опасностью, грозившей регентше. Ее враги в то же время предприняли против нее и другого рода кампанию, еще более опасную: кампанию клевет, разглашаемых певцами, состоявшими на службе коалиции. Они прилагали все усилия, чтобы очернить и унизить ее как женщину, супругу и королеву. Они говорили, что испанка обирает французский народ и отсылает его деньги за Пиренеи. Несколько неосторожных стихов графа Тибо Шампанского, единственного барона, оставшегося верным короне, и непонятное упорство кардинала св. Ангела, который во что бы то ни стало хотел оставаться в Париже, вблизи регентши, подали повод к самым гнусным наветам на ее частную жизнь. Союзники дошли до того, что обвинили ее в ускорении смерти Людовика VIII, которую они упорно признавали насильственной.
К счастью для королевской власти и для династии, эта иностранка, на которую сразу обрушилось столько бедствий, оказалась на высоте своей задачи. В течение обоих предыдущих царствований Бланка Кастильская не играла никакой политической роли. С первых шагов регентства она обнаружила все черты своего характера; это была женщина, обладавшая мужественным умом и сердцем, нечувствительная к обиде, одаренная властной энергией, не исключавшей ни дипломатии, ни коварства, и одержимая таким властолюбием, что не смогла отказаться от власти даже тогда, когда ее сын достиг совершеннолетия. После того как она 10 лет правила от его имени, она и при нем не переставала принимать участие в государственных делах до последнего дня своей жизни.
Одаренная тонким политическим чутьем и преданная делу веры с пылкостью кастильянки, она воспитала Людовика IX по своему образцу и сделала из него короля и святого, которого Средние века превозносили до небес и которому доныне удивляется история. В том заключалась ее главная заслуга, но ей принадлежит и честь победы над коалицией 1226 г. и спасения монархии. Хладнокровие, твердость, решительность этой героини вполне объясняют ее победу; прибавим, что ей благоприятствовали и ошибки ее противников. Главной из их ошибок, с точки зрения коалиции, было то, что они никогда не действовали единодушно и выходили на бой один после другого.
Лига баронов; Тибо Шампанский; Моский договор.Изолированная среди враждебных феодалов, Бланка Кастильская могла рассчитывать лишь на традиционную привязанность к королевской власти духовенства и народа и нравственную поддержку святого престола. Она ловко сумела заинтересовать в своем деле и особенно удержать в союзе с собой графа Тибо Шампанского, человека легкомысленного и непостоянного, которого ей несколько раз приходилось удерживать, чтобы он не поддался влиянию Пьера Моклерка. Вне Франции, продолжая политику Людовика VIII, она добилась от Фридриха II обещания, что он не примет участия в смуте и не позволит также ни одному немецкому князю примкнуть к врагам французской короны. Обеспечив себя с этой стороны, она могла действовать против лиги с быстротой и решительностью и отражать наносимые ей удары. Она поспешно венчала своего сына на царство в Реймсе, заперла его в Монлери, а затем в Париже, чтобы предохранить его от похищения, овладела беллэмской крепостью, которую укрепил Пьер Моклерк, и принудила графа Тулузского отделиться от коалиции. Не решаясь вступить в открытую борьбу с самим королем, мятежники обратились против графа Тибо, объявили незаконными его права на Шампань и вторглись в его графство. Бланка вместе с сыном поспешила на помощь к Тибо и торжественно водворила его в Труа, в самом центре оспариваемой области. Настращав одну часть союзников, она искусно вошла в соглашение с другой и без единой битвы освободила Шампанское графство. Но Пьер Моклерк упорно продолжает борьбу; он ждет грозной английской армии, которую ему беспрестанно обещают и которой все еще нет. Королева и молодой король бросаются в Ансени, созывают собрание бретонских баронов и объявляют бретонского графа низложенным. Наконец Генрих III прибыл в Нант, но со своими ничтожными силами он не решается идти дальше и вскоре возвращается на свой остров. Коалиция, оставленная англичанами, дробится и мало-помалу рассеивается. В 1231 г., после того, как все его союзники и он сам изъявили покорность,
Пьер Моклерк пытается затеять новую интригу, для чего убеждает Тибо жениться на его дочери. Но одного грозного слова Бланки Кастильской оказывается достаточно, чтобы вернуть графа Шампанского на путь истины и разрушить дерзкую мечту о независимости. Дело феодалов безвозвратно погибло. Ловкость и мужество одной замечательной женщины спасли капетингскую монархию от самой страшной опасности, какая грозила ей со времени битвы при Бувине. Более счастливая, чем Филипп Август, Бланка Кастильская почти без битвы удержала за собой поле сражения.
Всякий неудавшийся мятеж удваивает силу правительства, против которого он был направлен. Коалиция 1226 г. поставила королевскую власть далеко выше всех сеньориальных властей и бесповоротно решила участь последних. Договор, заключенный регентшей в Мо с графом Тулузским (1229), был прямым последствием и внешним выражением этой победы. Самый независимый из высших баронов унизился до того, что принял следующие условия: он обязался срыть стены Тулузы и тридцати других городов Лангедока, отдать на 10 лет во власть короля свой тулузский замок, преследовать еретиков и тех из сеньоров, которые будут покровительствовать ереси, примириться с церковью и отправиться на 5 лет воевать в Палестине, наконец, выдать свою дочь за одного из братьев французского короля, который таким образом сделается прямым наследником Тулузского графства. На этих условиях корона соглашалась оставить во владении Раймонда VII западную половину Лангедока; она удовольствовалась тем, что окончательно укрепилась в восточной.
Бланка Кастильская, епископство и университет.Не одно только феодальное сословие испытало на себе твердость этой женской руки. Бланка стремилась к тому, чтобы все покорялось ее авторитету; она заявляла и осуществляла свои права с энергией, которая не отступила даже перед церковью. Руанский архиепископ превысил свою власть, вмешавшись в выборы аббатисы; он был вызван на суд и присужден к лишению своих доходов; в ответ на этот приговор он налагает интердикт на свою епархию. Этот скандал продолжался бы долго, если бы папа не посоветовал регентше решить дело мирным путем. В Бовэ она воспользовалась мятежом против епископа, прямого владельца города, чтобы ввести туда королевские войска, самовластно назначить мэра и перевешать сотни мятежников. Епископ протестовал против такого нарушения феодального права. В ответ на этот протест Бланка потребовала от него 800 ливров постойной подати и, так как епископ не соглашался платить, она захватила владения его кафедры. Наложение интердикта епископом Бовэ на его епархию и архиепископом Реймсским — на всю провинцию, огромный процесс и многолетняя борьба капетингского правительства с частью епископства — таковы были последствия этой непреклонной агрессивной политики, которой, к счастью, не продолжал Людовик IX. Эта неумолимая суровость, возведенная в систему, не раз компрометировала королевскую власть и создавала для нее затруднения. В 1229 г. во время карнавала несколько учеников Парижского университета избили каких-то горожан; королевская полиция так зверски наказала виновных, что совет профессорор счел нужным обратиться к регентше с резким протестом. Она отказалась дать удовлетворение; университет прекратил свои занятия. Не больше успеха имели и дальнейшие жалобы; профессора и студенты толпой покинули Париж и рассеялись по провинциальным и заграничным университетам. Знаменитый университет, воспитатель христианского мира, прекратил свое существование. Ввиду этого события Бланка решила наконец пойти на уступки; вмешательство папы Григория IX помогло ей исправить ошибку. И не только в общественной жизни обнаружила она свой цельный характер; благодаря болтливости доброго Жуанвиля мы знаем, чего стоила Маргарите Провансской честь быть невесткой Бланки Кастильской и каким тяжким крестом была для Людовика IX его сыновняя покорность.
Король.Людовик ix, самая светлая личность средних веков, известен нам лучше, чем какой бы то ни было другой деятель этой эпохи. О нем давно все сказано как о человеке, «короле и святом; интимные воспоминания и всякого рода документы, подлинность которых стоит вне сомнений, всесторонне осветили эту замечательную личность. По наружности это был, по словам Жуанвиля, «прекрасный рыцарь»: высокого роста, отлично сложенный, сильный, с симпатичным и открытым лицом, живым взором, белокурыми волосами, светлым цветом лица и румянцем северянина, — «ангельская фигура», как замечает один современник, брат Салимбене, видевший его вблизи. Веселый и остроумный, он любил непринужденные беседы со своими близкими, и официальная важность и этикет были неизвестны при его дворе; в течение большей части своей жизни этот ласковый и добродушный король вовсе не был тем строгим богомольцем, каким изобразили его некоторые монахи. Счетные книги его дворца показывают, что он любил охоту, тратил большие деньги на лошадей, собак и соколов, одевался в золотую парчу, шелк и пурпур и на придворных празднествах обнаруживал ту роскошь и расточительность, которые в то время считались добродетелью среди высшего общества. Посредственный полководец, но очень храбрый солдат, он обнаруживал на войне спокойное бесстрашие, которое возбуждало удивление в его врагах. Известно, как высоко стоял он в нравственном отношении; это был образец всех добродетелей, законченный тип христианина и верующего — в такую эпоху, когда вера, утратив уже свою непосредственность, начинала ослабевать, — набожный до того, что утомлял своих духовников, страстный поклонник благочестивых дел, одержимый тем «безумием веры», которого не понимали уже и сами папы: одним словом, король-святой XI в., случайно попавший в XIII в. Внутренняя и внешняя политика, законодательство и дипломатия — все подчинено у него христианской идее, тому чисто религиозному мировоззрению, которое прежде всего делает короля, путем любви и милосердия, отцом его народа, и путем правосудия — главой государства, обязанным охранять права каждого и внушать уважение к предписаниям как церковных, так и феодальных законов, — в общем, воплощением порядка и мира.