Эпоха крестовых походов

Рамбо Альфред

Дворянство.Но главным и действительным врагом королевской власти был независимый дух дворянства. Испания средних веков нисколько не похожа на средне вековую Францию; слово «феодализм» лишь с большой на тяжкой может быть применено к социальной организации той эпохи. Короли шаг за шагом отвоевывали страну у мавров; они раздали военачальникам огромные поместья, угодья и подданных. Эти пожалования и награды создали, конечно, могущественную и часто грозную аристократию, но происхождение феодальной системы более сложно. Здесь между вассалом и сюзереном не существовало той взаимности обязательств, которая является, по-видимому, наиболее характерной чертой французского общества той же эпохи. Феодальная связь является настолько же реальной, насколько личной, тогда как в Испании отношения между подданными и государем, между вассалом и его сюзереном носили преимущественно личный характер. Здесь не было той путаницы юрисдикции и феодов, не было той иерархии, которая от последнего дворянина, через ряд сеньоров, по очередно — вассалов и сюзеренов, восходила до короля, сюзерена над сюзеренами. «Дворянство Леона и Кастилии никогда не приобрело той независимости и силы, какой обладало германское, английское и французское дворянство; точно так же графы и сеньоры Кастилии не обладали ни правом чеканки, ни правом подвергаться лишь суду своих пэров, ни правом взимать феодальную помощь… Короли никогда не теряли высшей власти над всеми своими подданными, каково бы ни было звание последних; они созыва ли кортесы и председательствовали в них; суд производился от их имени; они обладали неотчуждаемым правом занимать в случаях крайней необходимости замки и крепости сеньоров, и все были обязаны помогать им на войне». Эти различия обнаруживаются особенно резко при сравнении Кастилии и Леона, вообще западной части полуострова, с феодальными государствами материка, и слабеют по мере приближения к Франции. Арагон кое-что заимствовал от нее; здесь существовало нечто вроде феода под названием honneur. Но одна только Каталония вполне соответствует типу феодального государства.

Однако и Испании пришлось пережить эпоху безначалия, которое в продолжение нескольких веков господствовало во всей остальной Европе. Аристократия долго сохраняла пре обладающее положение; она не щадила королевской власти и предписывала ей свои условия. В «Fuero Viejo» Кастилии сохранился след того периода мятежей. Мы узнаем отсюда, что ricos hombres могли отказывать королю в повиновении, заявив ему через одного из своей среды: «Государь, целую вашу руку за такого-то rico hombre, и отныне он более не ваш вассал». Будучи свободны от всяких обязательств, они могли уходить со своими слугами и товарищами на службу в соседнее государство и даже к мусульманам. По песням о Сипе можно судить о чувствах, которые питала знать к королевской власти в то время, когда складывались эти песни. В «Cronica rimada», «этом сборнике баллад и песен XII в.», Родриго изображен «гордым и своевольным вождем, который относился к королю с высокомерным презрением», а этот король, которому поэт дает имя Фердинанда, — «смешным человеком, который бледнеет перед мечом и невероятно туп». Этот взгляд свойствен не одним кастильцам. Достаточно прочитать рассказ о споре между Хайме I и доном Педро де Агонес, чтобы понять, какие отношения существовали между арагонскими королями и крупными сеньорами. Дон Педро, который славился своей военной опытностью, положил руку на меч, но Хайме своей железной рукой помешал ему извлечь его из ножен. Тогда он попытался обнажить кинжал, король и этому помешал. Товарищи дона Педро освободили его из железных объятий короля. «Так он ускользнул от нас, — рассказывает Хайме, — и никто из наших приближенных, находившихся в доме, не помог нам; напротив, они спокойно смотрели на происходившую между нами борьбу». Смелость дона Педро и равнодушие придворных достаточно характерны.

Крепостные.Эта аристократия сеньоров, владевшая поместьями и крупными доходами, носила название ricos hombres (богатые люди). Под ее властью жили свободные люди, пользовавшиеся известными вольностями, ибо она, подобно королям, признала необходимым даровать городам более или менее обширные права, обеспеченные хартиями. Сеньориальное поместье обрабатывалось рабами и колона ми, которые платили определенные подати (solariegos). В течение этого 300-летнего периода сельское рабство исчез ло в Кастилии, уступив место крепостному праву.

Положение solariego еще очень печально. «Fuero Viejo» заявляет, что «господин может взять тело solariego и все его достояние». Это — крепостное право во всей ею строгости. Правда, то же fuero делает различие между провинциями: он отличает от этого жалкого класса тех solariegos, ко торые населяли бассейн Дуро. Последние могли покидать землю, если их положение становилось слишком невыносимым, и искать более человечного господина. Сеньор не имел права помешать их выселению; он мог только задержать имущество, которое они уносили.

Гораздо более сурово было положение рабов в Арагоне. В Каталонии, в долинах Вик, Гирона и Ампуриас pages de Remenza не могли ни покидать землю, ни отчуждать ее, ни вступать в брак без разрешения своего господина. «Арагон ские дворяне и другие землевладельцы, не принадлежащие к церкви, — говорит арагонское уложение, — могут по своей воле хорошо или дурно обращаться со своими рабскими держателями и безапелляционно присваивать себе их имущество, и король отнюдь не может вмешиваться в дела их сеньорий».

В то время, как эти рабы были навеки прикреплены к своему господину, в Кастилии существовали округа, кото рые свободно выбирали своих господ. Эти округа назывались Behetrias. Иногда осуществление этого права не под лежало никаким ограничениям: Behetrias de mar amar мог ли избирать себе господина из любой фамилии и любой области королевства. Иногда выбор мог производиться лишь в пределах какой-нибудь одной семьи (behetrias de familia). В обоих случаях повиновение вассалов ограничивалось лишь их капризом или пределами их терпения. Если покровительство становилось тиранией, то они меняли патрона. Некоторые behetrias имели право менять господина по семь раз в день.

Города.В оппозиции с феодальной властью сеньоров стояли королевские города и местечки. Завоевание страны у мусульман было одной из важнейших причин развития городов. Лишь только военный успех отдавал в руки христианских вождей часть мусульманской территории, они спешили заселить ее своими солдатами и привлечь единоверных поселенцев. Таким образом они основывали на завоеванной земле нечто вроде колонии; они одаряли ее многочисленными льготами и обращали ее в свободную общину; они давали ей право содержать ополчение и вполне или отчасти предоставляли ей право избирать своих магистратов; они гарантировали личную безопасность поселенцев против злоупотреблений своих собственных чиновников и даже иногда обещали безнаказанность преступникам, которые иска ли спасения и оседло поселялись в этих убежищах. Таковы главные льготы, записанные в муниципальных хартиях, или фуэрос. Не все города, владевшие фуэрос, получали одни и те же льготы, но всем предоставлялась известная доля независимости. Освободительное движение, начавшееся в XI в., позднее все усиливается. Леон получил свое фуэро в 1020 г., Нахера — в 1035-м, Сепульведа — в 1076~м. Особенно мно гочисленны подобного рода пожалования в XII и XIII вв. Некоторые из этих фуэрос приобрели известность как образцы. Короли жаловали не ту или другую привилегию, а то или другое фуэро. Так, фуэро Сепульведы было введено во множестве других городов. Фердинанд III даровал (1222) фуэро Толедо с некоторыми прибавлениями завоеванным им андалусским городам — Кордове, Севилье, Мурсии, Кар моне. Хартия Куэйки (1190) послужила образцом для мно гих других фуэрос, заимствовавших из нее большинство своих статей.

Арагон шел по тому же пути, что и Кастилия. В 1064 г. король Санчо Рамирес пожаловал Яке ее фуэро; Альфонс Воитель даровал Сарагосе самые широкие вольности. Под влиянием этого либерального законодательства города сделались настоящей силой в государстве. Ополчения Сории, Медина-Сели, Куэнки, Вальядолида, Авилы и другие сражались при Лас-Навас-де-Толоса наряду с феодальными войсками. Богатые и многолюдные общины составляли ассоциации для защиты своих прав и искоренения разбойничества. Эти братские лиги, или германдады, особенно многочисленны в XIII в.; они были направлены против дворянства, которое своими насилиями, грабежами и убийствами истощало города и деревни. Они не стеснялись даже оказывать сопротивление королю. В 1295 г. 32 города Леона и Галисии подписали настоящий союзни ческий договор наступательного и оборонительного свойства против всякого, будь то король, королевский чиновник, сеньор или духовное лицо, кто нарушит их вольности, взыщет налог вопреки фуэро и вторгнется во владения общины или поместье vecino. Они обещали друг другу военную помощь, назначили депутатов, обязанных следить за исполнением союзного договора, и постановили нака зывать всякого нарушителя штрафом в тысячу мараведис, который при каждом рецидиве удваивался.

Воинственный дух испанских городов отчасти объясняется их происхождением. Это были колонии солдат или по селения земледельцев, обязанных жить под оружием и в постоянной тревоге; поэтому их население было пылко и воинственно. Их ополчения представляли собой маленькие армии, состоявшие из кавалерии и пехоты. Богатым землевладельцам, несшим службу верхом, Альфонс VII пожаловал права дворянства. Таким образом образовалось нечто вроде всаднического сословия — городская caballeria, пользо вавшаяся большим влиянием в городах. Fuero Молины предоставлял ей все муниципальные должности; обычно caballeros делили их с простыми vecinos. Существование этого класса значительно содействовало поддержанию в городском населении смелости и решительности, несовместимых с наклонностями трудолюбивой буржуазии.

Духовное развитие.Обеспечив себе безопасность своими победами над неверными, освободившись от гнетущего страха опустошительных набегов, население полуострова начинает приходить в себя, отдаваться другим нуждам, кроме материальных, другим занятиям, кроме кровавого дела войны. Это уже не те люди, которых арабские историки изображают нам дикарями, покрытыми грязью и насекомыми и носящими свою одежду из звериных шкур до тех пор, пока она спадет клочьями. Прошло то время, когда, по словам старинной хроники, «короли, графы, вельможи и все рыцари, кичившиеся своим военным званием, помещали своих коней в те самые комнаты, где стояла их постель или где они жили со своими женами, дабы, услышав военный клич, они без замедления могли вскочить на готового к битве коня и двинуться в путь». Начали развиваться мирные искусства. Архитектура, создающая иногда дивные памятники, обнаруживает пробуждение эстетического чувства, в то время, как другие духовные способности еще дремлют; в XII и XIII вв. были сооружены великолепные соборы Леона, Бургоса, Толедо, Барселоны. Человеческий дух, казалось, выходил из оцепенения. Нарождалась история; Родриго из Толедо и Лука де Тюи (XIII в.) собрали рассеянные обрывки старинных хроник и записали воспоминания о борьбе с неверными. Воины и государи находили удовольствие в том, чтобы рассказывать события своего времени. Арагонский король Хайме I написал по-каталонски историю своих завоеваний. Все наречия полуострова сразу получили свою окончательную форму и были закреплены литературными произведениями. Чтобы распространить любовь к наукам и словесности, были основаны университеты в Валенсии (1208) и Саламанке (1249). Распространяется изучение римского права. Альфонс Мудрый с помощью легистов заканчивает составление «Siete Partidas», начатое Фердинандом Святым. Лучшими поэтами той эпохи являются те безымянные певцы, которые в своих романцеро оставили нам яркое изображение испанского духа с его фанатизмом, героизмом, эпическим величием и культом идеала.