Эпос хищника. Сборник
Шрифт:
– Я… нет еще. Я еще занимаюсь.
– говорит он, тщательно выговаривая слова, - Мне еще осталось решить пять квадратных многоч… - Павлуша краснеет еще больше, - много чего осталось решить. Задач. Нам Марина Юрьевна задала.
Вправо, влево, петелька. Бабушка сочувственно качает головой:
– Ох, и сколько же она вам дала?
Павлуша краснеет снова.
– Задала задач много. Десять.
– А ваша бывшая, Елена Семеновна, меньше давала?
Павлуша краснеет.
– Она задавала задач тоже десять.
В комнате воцаряется тишина. Лишь
– Опять трубы у подъезда кладут, - неожиданно произносит бабушка, - весь тротуар перекопали. Я сегодня шла в магазин и по дороге так трахнулась!
Бабушка откладывает в сторону шарф и начинает рассматривать синяк на левой ноге. Павлуша от неожиданности подпрыгивает на стуле и краснеет.
– Шла я уже не помню зачем, - продолжает бабушка, - А! За яйцами!
Павлуша густо краснеет и смотрит на свои кроссовки.
– Да, за яйцами, - продолжает Бабушка, - и вот яиц не достала, и трахнулась.
– Ба… - вздрагивает Павлуша, но голос срывается на писк, - Бабушка, я занимаюсь, не мешай мне!
– Не буду, не буду!
– спохватывается бабушка и вновь берет шарф.
Павлуша ставит учебник вертикально и отгораживается им, пригибаясь к столу. Выше учебника торчит только рыжая стриженная макушка, да иногда появляется цепкий бегающий глаз. Влево, вправо, петелька, подтянуть ниточку. Вот мелькание спиц замедляется. Бабушка снимает очки, щурится, снова надевает и пристально разглядывает шарф.
– О, вот это сплоховала. Пожалуй здесь я спущу.
– Что?
– немедленно вскакивает рыжая макушка над учебником.
– Ничего, ничего, это я про себя.
– торопливо говорит Бабушка, - занимайся, Павлушенька.
Макушка недоверчиво опускается. Муха берет разгон, с треском врезается в темное оконное стекло и валится на подоконник, ошеломленно шевеля лапками. Постепенно макушка склоняется все ниже и внутри загородки-учебника слышно как шуршит по бумаге авторучка. Муха уже поднялась на ноги и сосредоточенно массирует шею. Бабушка наматывает виток нитки на палец и ловко нанизывает на спицу. Ей хочется поговорить.
– Когда-то, еще до войны, я с соседкой жила в Гомеле… - начинает она размеренно.
– Ай!
– взвизгивает стриженная макушка и заходится в кашле.
– Что?
– подпрыгивает бабушка от неожиданности.
– Да нет, ничего, просто так неожиданно вслух…
– Ой, прости Павлушенька, забыла опять, дура старая. Занимайся.
Муха с победным жужжанием взлетает и начинает носиться по кругу, монотонно чиркая головой об потолок.
– Ох, намаялась я, - произносит Бабушка, - пойду сосну.
Из- за учебника раздаются вхлипывания.
– Павлушенька, что с тобой?
– Ничего… - над учебником появляется голова со страдальческими глазами.
– А чего ты такой красный и взъерошенный как петух?
– Да что ты мне все время говоришь такое?
– взрывается Павлуша.
– Что, не смог ни одного? Ну не расстраивайся, с каждым бывает. Пойдем-ка с тобою лучше спать,
– Да не пойду я спать! Все у меня решается, только не мешай!
– в его глазах блестят слезы отчаяния.
– Смотри, опять с утра головка болеть будет.
– Бабушка! Прекрати!!!
– А ты не кричи на бабку-то! Не кричи!
– обижается Бабушка.
– Прости.
– Виновато затихает Павлуша.
– Бедненький, - вздыхает Бабушка, - вот времячко настало, детей сызмальства всему обучают. Мы в наши годы и не слыхивали такого. Ну ладно, ты поздно-то не засиживайся.
Бабушка встает с кресла и вразвалочку идет к двери. Пара глаз затравленно наблюдает за ней из-за учебника. Муха с тяжелым гудением пикирует внутрь плафона люстры, звонко дергается в раскаленном пространстве и затихает. Открыв дверь, Бабушка оборачивается:
– Пойду спать с Богом!
– дверь закрывается.
Глухой стук - это рыжая голова изнеможенно падает на тетрадку.
1996, Москва
ХОМКА
Стасик вращал карандаш долго. Резинка натягивалась, скручиваясь в штопор, а затем появился и первый барашек. Руки устали. Сосед по парте, вредный толстяк Женя Попов, искоса наблюдал за приготовлениями. "Если сейчас зачешется нос, - подумал Стасик, - я никак не смогу его почесать". В тот же миг нос действительно жутко зачесался. Но приходилось терпеть и крутить карандаш, придерживая свободной рукой линейку. Нос чесался нестерпимо. "А вот Майор Богдамир бы вытерпел!" - думал Стасик, сжимая зубы. Когда Ольга Дмитриевна перешла к разбору третьей задачи, резинка уже целиком покрылась барашками, и катапульта была готова.
– Подержи линейку минуточку, - шепнул Стасик.
– Чтоб вместе с тобой выгнали?
– Женя отвернулся.
– На перемене в лобешник получишь, - пригрозил Стасик.
Женя Попов ничего не ответил. Пришлось прибегнуть к шантажу.
– Скажу Ольге Дмитриевне, что ты копался в ее столе…
– Я не копался!
– возмутился Женя Попов.
– А я скажу, что копался.
– Так нечестно!
– Зато интересно.
На Женю Попова было жалко смотреть. Но все-таки он еще колебался. Тогда Стасик набрал в легкие воздуха и поднял подбородок, словно собираясь привстать за партой и сделать громкое заявление. Это подействовало.
– Где подержать?
– торопливо прошептал Женя.
Стасик кивнул на свободный конец линейки. Женя воровато оглянулся на Ольгу Дмитриевну, заливающуюся соловьем у доски, отодвинул перо с планшетом и прижал линейку локтем. Теперь можно было отпустить пальцы и почесать нос. Стасик нагнулся под парту и вытащил из ранца хомку. Словно чувствуя неладное, хомка тревожно водил пушистым носиком и шевелил всеми своими лапами. Стасик аккуратно посадил его в бумажную корзинку катапульты. Хомка не сопротивлялся.