Эр-три
Шрифт:
– Теперь все, актуальность исчерпана? Советская медицина справилась консервативными методами?
– два новых вопроса я задал, скорее, из вредности, чем из реального интереса.
– Вы знаете, пожалуй, что и не до конца, - ответила, на этот раз, сама Куяным.
– Товарищи, подержите его, пожалуйста!
Я будто ждал подвоха, и даже почти успел, бросившись в сторону, избежать мощного борцовского захвата, немедленно проведенного полковником Мотауллиным. Впрочем, даже той части приема, которую Рустам Багаутдинович применить смог, хватило с лихвой: я был схвачен, надежно зафиксирован, и выдан
– Аккуратнее, полковник, - издевательски, как мне показалось, сообщила уже-конечно-никакой-не-доктор Тычканова.
– Мировая наука не простит нам придушенного или покалеченного профессора Амлетссона, да и цель у нас с Вами прямо обратная.
Коварная орчанка приблизилась ко мне одним рывком, и заглянула в мои, испуганно вытаращенные, глаза. «Почему она казалась мне красавицей?» - невпопад подумал я, глядя на искаженное лицо и раздувающиеся гневно ноздри. «Не иначе, все эти штучки, титры и спецэффекты...»
Девушка подняла левую руку, сложила особым образом ладонь, та резко утратила видимую плотность... Пальцы ее, с хрустом пробив шкуру, ребра и мясо, вошли глубоко внутрь моего многострадального организма. «Умирать, все же, совсем не больно» - снова подумал я, и свет померк.
Голоса звучали то ли в тумане, то ли просто в сумраке: зрение возвращалось неохотно, да и слух, мой замечательный слух, немного подводил.
– Стоило так его пугать?
– уточнил голос-человека-постарше.
– Сейчас он возьмет, и не придет в себя, а это, извините, не сезонный европейский рабочий, это светило мировой науки!
Оказаться светилом было приятно, и я даже погрелся недолго в собственных лучах.
– Вариантов было немного, строго говоря, ни одного, - ответил голос-молодой-женщины.
– Профессор, несмотря на все испытания последних дней, удивительно стабилен ментально как индивид. Без качественного испуга ничего бы не вышло...
– Сволочь он самовлюбленная, а не ментально стабильный гражданин, - сообщил еще один голос, на этот раз, мужчины чуть более молодого. В едва уловимых обертонах чувствовалось некое родство с говорившим до того голосом женщины: видимо, полностью вернулся слух, а эти двое были родственниками, или, как минимум, принадлежали к близком подвидам хомо.
– Надо же было так нас напугать!
Послышались уверенные шаги: кто-то из собеседников подошел к моему, практически смертному, одру.
– Профессор, я же вижу, что Вы очнулись! Открывайте глаза, все уже закончилось!
Я открыл глаза, резко сел, и, первым делом, уставился на собственную грудь: для этого, ввиду особенностей строения морды лица, пришлось немного скосить взгляд. Поверх груди находилась уже не совсем свежая сорочка, еще утром бывшая крахмально-белой, но, несмотря на несколько даже несвежий оттенок, ни брызгов крови, ни пробитой орочьей рукой дыры на груди не оказалось.
– Опять Ваши иллюзии, доктор!
– мне почему-то снова захотелось назвать девушку именно так.
– Частично!
– улыбнулась вновь миловидным до крайности лицом Куяным Тычканова.
– Смотрите, вот ваш дух, - в левой руке девушки красовался прозрачный, накрытый крышкой, контейнер. Внутри бесновался неприятного вида летающий тип: был он мелок, ниже пояса его совершенно отсутствовали ноги,
– Здесь же, - Куяным подняла второй контейнер, внутри которого совершенно безжизненно завис кусок явно эфирной плоти, - его хвост!
Внутренним чутьем своим профессор Амлетссон понял: все действительно закончилось.
Немедленно захотелось выпить.
Эпилог
Ветер дул со стороны залива, и поднятая им волна, пусть и изрядно ослабленная, доходила до нашего замечательного корабля. Корабль выглядел вполне боевым — даже спустя сто с лишним лет после последнего произведенного выстрела.
Крейсер первого ранга едва заметно покачивался, как бы противореча дурацкой городской легенде, согласно которой у гранитной набережной не пришвартовано действующее плавсредство, а, наоборот, построена на подводном фундаменте ловкая имитация.
Рыжая-и-смешливая, та, которую я с полным правом и вот уже одиннадцать лет мог называть «товарищ Амлетова», держалась за мою руку: волновалась неимоверно, хотя происходило все, конечно, не с ней самой, а с нашим старшим, вошедшим в возраст, сыном. Стояли мы немного поодаль от основного действа: родителей вообще, чисто технически, не должны были пускать на крейсер, но для отца и матери пока-еще-октябренка Улава Амлетова, сделали исключение. Впрочем, исключение это предложили сами организаторы торжественного действа в лице инструкторов городского комитета Коммунистической Партии Советского Союза: товарищ Амлетов Лодур Амлетович, действительный член Академии Наук СССР, профессор, дважды герой социалистического труда, международная и межпланетная научная величина, директор Всесоюзного Института Физики Низких Температур, должен был сегодня повязать несколько пионерских галстуков.
Остальные щенки, числом пять человек, ждали нас на берегу: там они смешались с толпой разновозрастных детей, подростков и взрослых, но не шумели, не проказничали, проникшись, вместе со всеми, серьезностью момента.
Торжественное мероприятие не могло обойтись без торжественной речи: благо, что я взял самоотвод, и мнение мое приняли. Вместо предполагаемого меня речь читал другой человек, столь же ушастый и мохнатый, но с небольшими отличиями в экстерьере породы: первый корейский космонавт, товарищ Ким Чик Хён, внял моему звонку, не смог отказаться от великой, по его словам, чести, и буквально сегодня утром сошел с трансконтинентального дирижабля «Пхеньян - Ленинград».
Речь оказалась необычной и интересной: особое прочтение общей идеологии, свойственное корейскому чучхе, создавало особенный настрой, читавшийся в глазах что будущих пионеров, что пионеров уже бывших, что даже их же, но действующих.
Все хорошее, рано или поздно, заканчивается. Закончилась и речь, и даже я, все еще чутким своим слухом, не уловил ни единого вздоха облегчения: чувство момента не отпускало не только меня.
...
– за дело коммунистической партии будь готов!
И, голос совсем еще детский, почти не юношеский, звонкий от волнения: - Всегда готов!