Эра жаворонка
Шрифт:
Освоение Тенеры началось четыре года назад - семь экспедиций, четырнадцать космонавтов. Вук Янко, пилот-техник, и Сергей Тимофеев, пилот-естественник, - восьмая пробная партия тенерийцев. После неё планету определят к колонизации или к консервации - как решит объединённый совет Международной Концессии по освоению дальнего космоса. Из десятка разведанных жизнепригодных планет активно заселялись лишь две - Амикайя и Мола. Мола - настоящий курорт с ласковыми тёплыми морями и обильной живностью. Амикайя - холодная, капризная и суровая, с ледяными морями и небогатым перечнем эндемиков. Что творится на Тенере, официально пока не объявлялось. Вук наводил статистику - у пилотов, массово атаковавших дальний космос, судьбы складывались обычно: кто-то процветал, кто-то прозябал, кто-то
Вук ощутил, как стал мягким, текучим, как его ноги и руки, обратившись в струйки, принялись за омовение самых нежных частей Милы - губ, сосков, лона. Соприкасаясь с ними, Вук волшебным образом начинал чувствовать то, что должна была чувствовать Мила, и эти чувства, непривычные, острые сразу в нескольких местах, ошарашили его. Сопротивляясь женским переживаниям, он усилием воли заставил себя перечислить всех пилотов-тенерийцев в хронологическом порядке: Игорь Черезов и Алесь Кудря (утонул в Таиланде во время отпуска), Рейнгольд Форбек (выпал с семидесятого этажа) и Даан Виссер, Джекоб Горовиц (разбился в автокатастрофе) и Юрий Горохов, Самир Галиль (погиб от укуса гюрзы) и Ко Сенг, Павел Зелинский и Марк Школьник, Себастьян Клотье (убит в драке) и Энди Гарсиа (скончался от рака печени), Ник Липполд и Филипп Ермишин. Команда смертников, как назвали их на каком-то канале в тридивидении. Вук с определением был не согласен: собственно на Тенере никто из космонавтов не пострадал. Янко не был суеверен, к полёту он готовился с чистым сердцем.
От мыслей о коллегах у Вука сдавило голову и непреодолимо захотелось выпить.
– Эй, лапа, а пить можно?
– А кто его знает?
– с трудом произнесла Мила. Её понесло быстрее, чем Вука.
– Ну ты даёшь... Как прикольно у вас, мужчин, это происходит...
Вук решил, что можно, и решение подкрепил добрым глотком алкоголя. Слова Милы его удивили - что же такого прикольного она вдруг заметила?
– но затем понял: точно так же, как его самого наполняли невиданные переживания женского тела, Мила бултыхалась в мужских переживаниях. И - поверх всего - в своих собственных, усиленных во сто крат. Потому что сам Вук неожиданно раздулся до размеров Вселенной, выстроенной взмахом творца не из газа и тёмных материй, а из бешеного, почти материального желания. При этом все светила одновременно - белые карлики и красные гиганты - непостижимо сконцентрировались в одной единственной точке первовзрыва, будучи пока лишь в потенциале, в проекте мирового извержения. Вуку страстно, нестерпимо жаждалось распахнуть время и обратить сконцентрированный потенциал в нечто вещественное, излив его в столь же жаждущее эфирное поле, готовое принять в себе новую физику универсума. Он бурно копил энергию, изнывая от вожделения и еле сдерживая себя от грубых животных порывов смять нежный эфир, скомкать, разодрать и сожрать, но одновременно с этим испытывал тянущую, на грани боли, истому, распределённую сразу по всему полотну эфира. Истома была ему внове. Она словно нагружала обертонами и переливами призывную примитивную песню охотничьего рога, по очереди вытряхивала тонкой вибрацией из организма ненужные органы - почки, уши, мениски, бронхи - пока от Вука не осталось ничего, что могло бы помешать выпалить в космос, в бесплодный вакуум, мощный заряд звёздных систем, планет, их спутников, чёрных дыр, пульсаров, туманностей и отважных тенерийских капитанов, отчего-то не приживающихся на старушке-Земле...
Старший пилот восьмой научно-исследовательской экспедиции Персея выплыл, покрытый испариной, из пятиэтажного дурмана (сигарета, виски, Мила, "диффузия" и мысли о команде смертников). Он хотел было сообщить девушке что-то банальное, типа "потрясающе" или "божественно", но подруга опередила его:
– Молчи. Я знаю, что ты чувствовал. И ты знаешь - про меня.
Её медовые, с рыжиной волосы, размётанные по подушке, напомнили Вуку солнечные протуберанцы.
– Я тебя..., - начал Вук, но поперхнулся.
– Что?
– Никогда не забуду.
– Он перекатился
Мила молча, с каменным выражением лица вывинтилась из-под Вука. Сосредоточенно и серьёзно посмотрела ему в глаза, затем оделась и ушла. На пороге вместо прощания и пожелания лёгкой дороги, она повторила:
– Ну, и скотина же ты.
Когда дверь за ней захлопнулась, Вук обхватил голову и доверительно сообщил сам себе:
– Не только скотина, но и дурак.
Старший пилот Янко, совершенно справедливо записавшийся в дураки, корил себя не за то, что не высказал, а за то, что раньше времени подал подруге надежду. Он планировал будущее, и будущее виделось ему вместе с Милой, но ни один уважающий себя пилот не откроет свои планы до полёта. Космос непредсказуем. Столбить и межевать территорию в девичьем сердце - обрекать его на муку в случае неудачи. Янко постучал ладонью по лбу - голова отозвалась болезненным гулом - и тоже стал одеваться.
Вук Янко, дисциплинированный спортсмен и ответственный специалист, не жаловал ни табака, ни алкоголя. В праздники он едва отпивал глоток сухого вина, а курение полностью исключал из строго распорядка жизни. Но старая и непререкаемая традиция повелевала пуститься во все тяжкие за три дня до старта. Отчасти за тем, чтобы не жалеть о неиспытанном, но в большей степени - чтобы подзарядить эмоции и память перед полугодовым стерильным пребыванием в ограниченном пространстве межпланетной станции. Сегодня Вук проблюётся, завтра отмучается похмельем, послезавтра выспится и отдохнёт, после чего свеженьким огурцом усядется перед командной панелью корабля.
Согласно традиции, пилот, морщась и страдая, бросился в сортир и избавился от непривычных субстанций. Вычистив зубы и слопав апельсин, Вук погрузился в Сеть, чтобы в очередной раз убедить свой недоверчивый мозг, что нет ничего странного в массовом море бывших тенерийцев. Он был спокоен и абсолютно уверен в случайности выпавших карт на зелёном сукне жизни, однако какая-то тонкая струнка в его душе, жалобно колеблясь, вынуждала раз за разом просматривать биографии тенерийских пилотов.
Пискнул фридж: вечерний кусок сёмги отправился в жаровню. Вуку нравилось питаться по старинке. Нравилось обнаруживать утром в фридже свежее мясо и овощи, нравилось слушать, как по часам фридж отправляет продукты на готовку, нравилось наблюдать, как шкворчит отбивная или булькает каша, нравилось вонзать зубы в стейк и рассасывать шарик мороженого. Мила посмеивалась над ним, подшучивала над напрасной тратой времени и денег. Сама она ела как все - заказывала универсальные брикеты. Она предпочитала фруктово-молочное направление, а любимыми вкусами были вкусы номер 354, 9078 и 63093.
Воспоминания о номере 63093 - вкус ряженки с личи, цвет кремовый с розовыми прожилками, форма овальная - вызвал у Вука новый приступ рвоты. Личи Янко терпеть не мог, но он был рад тошноте и рад головокружению. Будет что вспомнить в течение полугода болтанки в тесной камере. Отрицательные эмоции и гадкие чувства живут в памяти дольше, цепляются, как репей, и не дают сойти с ума.
Столовая наполнилась запахом жареной рыбы. Вук специально отключал на несколько минут вентиляцию, чтобы разнести уютные ароматы. Левой рукой он потянулся за вилкой, а правой к сетевому "аквариуму".
"Гюрза, - прочёл Янко, отправляя в рот тающий кусочек лосося и просматривая объёмную сценку из жизни пустынного гада, - представитель семейства гадюковых, длина тела до двух метров, вес до трёх килограммов. Окраска серая с бурыми пятнами... Одна из самых опасных змей для животных и человека. Яд гюрзы обладает сильнейшим гемолитическим действием; попадая в кровь, разрушает эритроциты. Свёртываемость крови резко увеличивается, возникают многочисленные внутренние кровоизлияния, а также закупорка сосудов. При отсутствии своевременно оказанной помощи, укушенный умирает за два-три часа".