Эра зла

Устименко Татьяна Ивановна

— Или уже слишком поздно! — невозмутимо закончил он.

Все дальнейшее произошло очень быстро. Вертолет стремительно падал, а ветер выл за стеклом так пронзительно и страшно, что разительно напомнил мне старого одинокого волка, который жалуется луне на свою невезучую судьбу. Иногда в промежутках между тучами мелькали скопления ярких звезд, со здоровым пофигизмом взирающие на разыгрывающуюся в небе трагедию. Я приложила максимум усилий, стараясь притворяться смелой и отважной, не выказывая пожирающей меня паники, но звезды открыто смеялись мне в лицо, сбивая мой кураж. Они не ведали элементарной истины: «Не так сладко

жить, как горько умирать». А потом я почему-то вылетела из своего кресла и ухнула в свистящую тьму, потеряв из виду и вертолет, и Тристана. Снизу пахнуло теплом близкой земли, мимо меня пронеслась верхушка развесистой сосны, и я ощутила резкую боль, огненной спицей прошившую все мое тело. Кажется, я закричала. Обрадовалась этой боли, свидетельствующей о том, что я не умерла. Ведь мертвые не чувствуют боли и не раскаиваются в совершенных ими ошибках. А я раскаивалась.

Возможно, я уже изрядно опоздала со своими сожалениями, но ведь лучше сделать это поздно, чем никогда! Ах, если бы я остановила Элоизу еще там, в комнате совещаний. Эх, если бы я не напала на вертолет Конрада. Ох, если бы я… Внезапно в моей голове четко всплыли все доводы Тристана, и я согласилась с их объективностью. Скорее всего, такие прозрения, такие моральные трансформации происходят с нами только в момент высшей опасности. Да, он прав, сто, тысячу раз прав. Нельзя отвечать злом на зло и убивать всех подряд! Мир должен существовать и после нас, причем именно в том виде, в котором он был создан Господом. Я не желаю гибели всех людей или превращения их в тупой бесправный скот, в корм для стригоев. В их роли на земле должен найтись какой-то иной, более возвышенный смысл. Но какой? Я очень хотела бы обрести ответ на сей вопрос, но для этого я должна найти «Божий Завет» и принести его… О, нет, я не отдам его своей сестре, я верну его людям!

Боль стала невыносимой, обжигающей, словно огонь. А ведь я уже видела огонь когда-то не так давно. Я вдруг мысленно отрешилась от реальности, словно переместилась во времени и пространстве, ментально очутившись в совсем ином месте. Там тоже царил холод, а снег заметал стену каменного колумбария, тая от соприкосновения с языками всепожирающего пламени. Огонь лижет основание вкопанного в землю столба, а на костер волокут худого до изнеможения мужчину, суетливо потряхивающего неопрятными седыми волосами. На краткий миг я в последний раз встречаюсь с ним глазами и вспоминаю его имя — Симон де Монфор, вечный грешник, некогда разрушивший священную крепость Монсегюр. Обветренные губы мужчины приоткрываются в прощальной улыбке:

— Вспомни, кто ты есть на самом деле, Хранительница «Божьего Завета»! Найди «Книгу крови»! — требовательно шепчет он. — Это не сказка, Сангрема существует на самом деле. Она укажет тебе путь к вратам ада и рая!

— Найду! — потрясенно обещаю я, выпадая из прошлого и снова оказываясь в настоящее. — Но я не знаю, где она находится! — почти кричу я. — Симон, где же она? — Но меня окружает пронзительная тишина, которой нет дела до моих страданий. А если так, то, значит, мне опять придется идти вперед, разыскивая ответы на вновь возникшие вопросы. А это свидетельствует о том, что я просто не имею права умирать!

И вот на этой важной ноте я наконец-то позволила себе забыться, отправляя свое сознание в долгое небытие.

Глава 4

Подбитый

вертолет Ми-28 горел. Пожар, начавшийся в правом двигателе, выведенном из строя точным попаданием бронебойных патронов, перекинулся на корпус геликоптера, липкими огненными язычками растекаясь по всему фюзеляжу. Температура внутри заднего отсека почти мгновенно поднялась до безумно высокого уровня, затрудняя дыхание. Всем казалось, будто они вдыхают жидкий огонь, испепеляющий гортань и легкие.

— Сейчас пламя дойдет до топливного бака, и мы взлетим на воздух! — кричал Натаниэль, прижимая к себе испуганно зажмурившуюся Ариэллу.

— Мы и так уже находимся в воздухе, дурень! — язвительно хмыкнула Оливия, не теряющая спокойствия и шустро упаковывающая в рюкзак остатки их недавней веселой трапезы. — Ты только в спокойной обстановке петушиться горазд, а как дело доходит до настоящих проблем, тут ты и пшик!

— Вот видишь, значит, родная стихия ангелов — все-таки воздух, а отнюдь не жратва! — поддел Нат.

— Растворись с глаз моих, дурак! — Валькирия замахнулась на него кулаком.

— Эй, грубиянка, изволь отзываться о Нате повежливее, — ультимативно потребовала Ариэлла. — Бери пример с меня, ведь я очень хорошо воспитанная девушка!

— Ага, — ехидно прищурилась валькирия, — не пьешь, не куришь, не ругаешься матом. Какая прелесть! Какать бабочками еще не научилась?

— Ты всегда стремишься выдвинуться за мной счет! — надула губы разобиженная девушка.

— Зачем? — злорадно ухмыльнулась Лив. — Я не самоутверждаюсь, я себя и так люблю!

— Не ссорьтесь, дети мои! — умиротворяюще прогудел отец Григорий, часто крестясь и заслоняя валькирию своими широченными плечами, словно пытаясь прикрыть ее от огня. — Ибо все мы равны перед ликом божьего гнева.

Нат посмотрел на него уважительно, впечатленный завидным самообладанием священника.

— Нужно прыгать, — разумно добавил иерей. — Где-то здесь должны быть парашюты…

— Оптимисты придумали вертолеты, а пессимисты — парашюты! — злорадно пошутила Оливия, торопясь отомстить священнику за аналогию между женщинами и фильмами ужасов.

— Вполне правдоподобная версия, ибо у нас на борту их оказалось всего лишь два, — откликнулся Конрад, заходя в отсек и демонстрируя товарищам пару компактно сложенных парашютов. — Не стоит медлить, ибо Нат прав…

— Два, это вам не пять, — резонно возразил иерей Агеев. — Чего умного предложишь, чадо?

— Их наденете вы, отец, и Конрад, потому что не умеете летать, — аргументированно заявил ангел, опережая следующую реплику оборотня. — Я полечу сам, удерживая Ариэллу и Лив. — Он выразительно поиграл бицепсами. — Авось да выдюжу…

— Щаз, так я тебе и далась! — капризно скривилась Оливия. — Не дождешься, козел! Убери от меня свои грязные руки…

— Они у него золотые! — поспешно заявила Ариэлла.

— Да? — выразила сомнение склонная к остракизму валькирия. — Но растут явно не из того места.

Конрад тихонько посмеивался, помогая отцу Григорию застегнуть лямки парашюта да вполглаза наблюдая за непримиримыми друзьями — Натом и валькирией.

— Лив, ты совсем уже сбрендила? — возмущенно похлопал крыльями Натаниэль. — Нашла, называется, время для разборок! Предлагаю: давай отложим наши разногласия на потом. Поцелуй меня в знак примирения…