Эра зла
Шрифт:
— Он умер? — возмутился разочарованный Демулен. — Гражданин палач, вы же обещали мне, что казнь продлится долго. Признаюсь, я был лучшего мнения о вашем мастерстве!
— Терпение! — вызывающе рассмеялся Мясник. — Самое интересное еще впереди.
Демулен жарко задышал и взволнованно подался вперед.
Покончив с грудью, палачи игриво переглянулись и перешли к промежности заключенного. Мясник медленно разрезал кожу на складке, разделявшей упругие ягодицы юноши. Введя округлую бритву в рану вокруг заднего прохода, он повел разрез к его ногам, потом осторожно очертил кровавый овал вокруг каждой ягодицы. Наконец он провел лезвием по его выбритому лобку
— Почему вы уходите так рано? — удивился главный палач. — Он еще не умер.
— Казнь длится уже почти три часа, — брезгливо поморщился Демулен, — и теперь, по-моему, он уже впал в ступор, а возможно, даже лишился рассудка. Я не думаю, что осужденный все еще понимает суть происходящих с ним процессов. Ведь он уже давно не издает ни единого звука и никак не реагирует на ваши манипуляции. Вы не считаете, что он онемел или, вероятнее всего, попросту откусил себе язык от боли?
— О, уверяю, его голос еще вернется к нему. Он пока еще находится в полном сознании и понимает, а также чувствует все происходящее с его телом. Сейчас я это докажу…
Палач велел Шилу опускать распятого вниз до тех пор, пока гири не легли на пол, ослабив чудовищное напряжение в его суставах. Он внимательно осмотрел лицо Тристана. Глаза юноши оставались закрытыми, а кровь сочилась из уголка рта, где он прокусил себе губу. Мясник намотал на руку его пышные, но теперь слипшиеся от пота волосы и, подтянув голову узника к себе, заорал прямо ему в ухо:
— Тристан, ты слышишь меня, мальчик? Просыпайся, пора вставать, сладенький. Проснись и немедленно улыбнись своему папочке, вот так-то, крошка!
Веки Тристана дрогнули, глаза открылись, и он с ужасом уставился в лицо склонившегося над ним мучителя. С огромным трудом он попытался что-то произнести, но вместо связной фразы палач уловил только слабый, обрывочный шепот:
— Я вам отомщу…
«Ого, — мысленно хмыкнул Мясник, поеживаясь от совершенно непривычного для него чувства уважения и страха, вызванного непреклонной силой воли умирающего узника, — а он чертовски смел и вынослив, этот симпатичный мальчишка. Никогда я не видел подобного упрямства…»
— Гражданин Демулен думает, мальчик мой, что ты уже не понимаешь, что с тобой происходит. Но я знаю, что это не так. Давай, конфетка моя, скажи мне, что мы с тобой делаем? Сделай это, красавчик, и я позволю тебе умереть. Честно, сделай это, и я позволю тебе умереть быстро, прямо сейчас — разве это не прекрасная возможность, дорогой?
Тристан медленно обвел затуманенным от страдания взором всех собравшихся в камере пыток людей. Он облизал пересохшие губы, затем посмотрел на свое истерзанное тело, и на его лице появилась насмешливая жуткая улыбка, придавшая ему нечто демоническое.
— Вы губите свои души и обрекаете их на вечные адские муки! — четко и громко произнес он. — Клянусь, я вернусь с того света и убью каждого из вас. Клянусь!
Демулен шумно откинулся на спинку кресла и истерично заверещал
Палач мрачно взглянул на то, что осталось от восхитительного шевалье Тристана де Вильфора. Он видел ободранную кровоточащую плоть, блестящую в свете камина, какая-то желтая влага сочилась из его истерзанного тела. Обнаженные мышцы самопроизвольно сокращались, реагируя на малейшее прикосновение или веяние воздуха. Слабым голосом, более похожим на шелест морских волн или дуновение ветра, узник произносил, будто читал молитву:
— Я вернусь, вернусь…
— Тогда я постараюсь отсрочить момент твоей смерти! — суеверно буркнул старший палач, хлопая по его освежеванным ягодицам так, что брызги крови полетели во все стороны и попали на дрожащего от страха Демулена. «Что же он такое, этот мальчишка? — Мысли палача метались, как мыши в клетке, не находя выхода из им же самим созданной ловушки. — Еще ни один человек не вел себя так, будучи обдираемым заживо, и не продержался так долго. А может, он вообще не способен умереть? А если он и взаправду вернется с того света и отомстит за свои мучения?» — Усилием воли Мясник прогнал свои жуткие домыслы и мстительно ударил Тристана кулаком в лицо.
Юноша гневно завопил, и тогда Шило опять потянул за цепи, оторвав его ноги от пола. Потом палач выбрал новый нож. Им потребовалось еще целых три часа, чтобы закончить обдирать тело Тристана. Шило заботливо поддерживал силы осужденного, заставляя того время от времени пить воду со стимулирующими травяными настоями, но Тристан уже не мог удерживать мочу, и жидкость покидала его тело так же быстро, как и поступала.
Когда варварская работа была окончена, на всем теле Тристана кожа оставалась лишь на лице, шее, пальцах рук и ног, вокруг суставов — на коленных сгибах, локтях, подмышках, запястьях. Остальное было сплошным куском кровоточащего мяса. Но он все еще оставался жив, продолжал чувствовать, всхлипывать и иногда вскрикивать в течение целого часа, пока Шило обдирал его шею, а старший палач проделывал то же самое с животом, ладонями и, наконец, подошвами стоп. Палачи старались вовсю, но вопреки их ухищрениям пленник настойчиво цеплялся за жизнь, не желая умирать.
Теперь настало самое время прикончить мученика, но Мясник собирался реализовать еще пару задумок, приготовленных для этого развлечения. Сняв с юноши все путы, палачи уложили Тристана спиной на пол камеры пыток, и Шило принес большое зеркало, установив его напротив узника. Вдвоем они усадили юношу, выплеснули ему в лицо ушат ледяной воды, чтобы привести в чувство, и заставили посмотреть в зеркало, дабы он смог увидеть, во что они превратили его тело. Истязуемый с ужасом уставился на свое отражение, обнаружив в зеркале страшную коричневую массу, в которой он с трудом узнал себя. Его тело начал сотрясать приступ безудержной рвоты, вызванный отвращением, а также бессильной жалостью к самому себе.
Когда приступ прекратился, палачи еще несколько раз окатили водой измученного узника — настало время обмыть тело. Держа под руки умирающего юношу, они провели его в другой угол комнаты, а ободранные ступни де Вильфора оставляли кровавые следы на полу. Очень нежно они положили его на соломенный тюфяк. Тристан попытался прижать колени к груди, чтобы хоть как-то защититься, но прежде чем ему это удалось, Шило высыпал на его оголенную плоть несколько пригоршней мелкой соли, с восторгом наблюдая за корчами, охватившими тело несчастного юноши.