Еретик Жоффруа Валле
Шрифт:
— Мне кажется, мадам, — глухо отозвался Генрих, — что при нынешнем положении вещей разговор о свадьбе попросту не уместен. А в моих покоях разложили свадебный наряд, будто я...
— О, сколь нечутки и бессердечны люди! — подхватила Екатерина. — Я накажу их. Как они посмели! Мой несчастный мальчик. Я буду теперь вам вместо матери. Вы позволите? Вы можете во всем положиться на меня. С этой свадьбой, на вашем месте, я бы тоже не торопилась.
— Я бы желал, мадам, — сухо сказал Генрих, — более подробно узнать о кончине матери.
— Да, разумеется, — согласилась Екатерина, осторожно промокая платочком
По ее сигналу в зал вошли два человека в черном. Они оказались медиками и говорили на таком сложном языке, снабженном специальной терминологией, что Генрих многого не понял. Он понял лишь одно: они всячески пытались доказать ему, что смерть королевы Жанны была совершенно естественной.
— По приказу ее величества, я, Кайр, бывший лейб-медик ее величества королевы Наваррской, член факультета, четвертого июля, во вторник, был вызван к королеве и нашел ее в постели. У нее был приступ лихорадки. Незамедлительно произведя обследование, я установил, что правое легкое у королевы весьма сильно поражено. Заметил я также необычное затвердение и предположил наличие гнойника, который мог прорваться и вызвать смерть. Согласно этому я и записал в своей книге, что ее величество королева Наваррская проживет не более четырех—шести дней. Это было четвертого, во вторник, а в воскресенье, девятого, наступила смерть.
Он говорил, как по писаному. Четко, ровно и без каких-либо интонаций.
Второй, хирург, производивший вскрытие, подтверждал выводы первого. Да, сильное поражение правого легкого, да, гнойник, да, гибель была неизбежной. И сплошные медицинские слова, термины, фразы.
— Почему же она дома никогда не жаловалась ни на легкие, ни на опухоль? — спросил Генрих.
— Мы обычно так легкомысленны по отношению к своему здоровью, — зевнула Екатерина. — Да и какая мать станет расстраивать своими болезнями детей. Мои дети даже не подозревают, сколько у меня всевозможных болячек. Мы общими усилиями отвлечем вас от мрачных мыслей, сын мой. Ничто не возвращается обратно. Помогите мне подняться, дорогой.
Протянутая рука с короткими толстыми пальцами поблескивала маслянистым золотом колец и матовым переливом жемчуга. Идя сюда, Генрих не сомневался, что руки Екатерины Медичи причастны к гибели его матери. И он знал, что не прикоснется к ее отвратительной руке. Он потому и поздоровался издали и лишь сухим поклоном головы. А теперь вдруг, когда она попросила помочь ей подняться, он взял эту мерзкую руку и покорно побрел за Екатериной, которая повела его к своим детям.
— Отныне мы с вами друзья, — говорила ему Екатерина по дороге. — И друзья, и близкие родственники. Я отдаю за вас свою любимую дочь, потому что безгранично доверяю вам. Марго вас очень любит, мой милый. Так любит!
— Относительно свадьбы, мадам, — возразил Генрих, — я уже говорил вам. И сейчас, когда произошли столь трагические события...
— Но ведь отныне я ваша мать, мой мальчик, — перебила Екатерина. — Мы договорились. И вы как примерный сын обещали во всем слушаться меня.
— И все-таки я думаю,
— А вот и сама Марго! — воскликнула Екатерина. — Посмотри, девочка, кого я к тебе веду. Какой он красавец, умница, рыцарь! Ты должна проявить к нашему другу максимум внимания, дорогая. Он в таком смятенном состоянии духа, что даже заговорил об отсрочке свадьбы. Но я убедила Генриха, что произойди сейчас несчастье не с его матерью, а с твоей, ты бы не дрогнула. Правда, дорогая? А я бы с того света от всего сердца благословила ваш брак.
Прекрасное лицо принцессы залила краска. Приседая перед королем Наварры, Маргарита попыталась спрятать лицо.
— Я рада приветствовать ваше величество на земле Парижа, — произнесла она.
— А я удаляюсь, мои хорошие, — улыбнулась Екатерина. — Наедине вы скорей найдете общий язык, чем в присутствии отставшей от жизни старухи.
Выполнила ли Екатерина свою сложнейшую миссию? С одной стороны, ей требовалось сделать все возможное, чтобы отвести от себя подозрение в причастности к гибели Жанны. С другой — нельзя было и слишком настойчиво развенчивать сомнения Генриха. Но главное — настаивать и настаивать на свадьбе, чтобы он и оскорбленный, и из-за духа противоречия поступил наоборот. Получилось ли задуманное? Кажется, мальчик пошел по тому следу, по которому направила его она. Нюх у него тонкий, а фамильного чванства у этих Бурбонов хватало всегда.
Только бы не подпортил Карл. От него можно было ожидать любого коленца. Последние дни, со страхом ожидая приезда Генриха Наваррского, Карл не находил себе места. Неожиданная смерть Жанны д'Альбре нарушила его планы. Смерть перед самой свадьбой! Карл не мог поверить, что Екатерина причастна к смерти королевы. Всему есть предел! Или предела нету? Он не верил в столь глубокое вероломство матери и одновременно верил в него.
— Если Беарнец не приедет в Париж, — срывая голос, кричал Карл на мать и сестру, — или, приехав, откажется от свадьбы, так и знайте, вы обе мгновенно окажетесь в самом дальнем монастыре Франции!
Что теперь? Откажется Генрих от свадьбы или нет? И не случится ли действительно так, что вдовствующей королеве и в самом деле придется доживать свой век вместе с дочкой-принцессой где-нибудь в дальнем монастыре?
Короче говоря, Екатерина сыграла свою роль. И передала слово дочке. Справится ли со своей ролью Маргарита?
Одно из самых убедительных средств в хорошей игре — скромность и смущение. Маргариту чрезвычайно смутила встреча с Генрихом Наваррским. Когда мать привела к ней Наварру, Маргарита растерялась. Разговор у молодых людей с самого начала не заладился. Они спрашивали друг друга пустое — совсем как жених и невеста! Пока Генрих не буркнул:
— Марго, вы видели мою мать перед кончиной?
Напряженный взгляд уперся прямо в зрачки Генриха. Маргарита вдруг ни с того ни с сего пошла против разработанного матерью плана.
— Неужели вы ничего не поняли? — шепнула она. — Какая отсрочка свадьбы? Как вы сейчас можете думать о свадьбе? Вам нужно немедленно уехать.
— Вы меня пугаете? — удивился он.
— Я раскрываю вам подлинную суть вещей, — ответила она.
— А мне показалось, — улыбнулся Генрих, — что вы страстно любите меня и безмерно счастливы оттого, что мы наконец-то встретились.