Эркюль пуаро (сборник)
Шрифт:
– Если соуса многовато, значит, рыба с душком, – пробормотал Пуаро.
– Прошу прощения?
Пуаро улыбнулся.
– Еще немного, и вы захотите отправить меня в сумасшедший дом, Monsieur le Docteur. Нет, с головой у меня все в порядке. Просто я привык действовать методически, находя таким образом объяснение тому или иному факту. И если какой-то факт нарушает единую схему, это страшно меня удручает. Прошу простить меня за причиненное беспокойство.
Пуаро встал, доктор тоже поднялся.
–
Пуаро вздохнул.
– Да, кто-то все это сумел ловко проделать.
– Так вы в самом деле думаете, что...
Маленький бельгиец развел руками.
– Я человек дотошный, и у меня есть идейка, но, к сожалению, ничего в ее подтверждение. Кстати, доктор, у Генри Гаскойна были вставные зубы?
– Нет, его зубы были в прекрасном состоянии. Большая редкость в его возрасте.
– Он за ними следил? Они были белые, он всегда их чистил?
– Наверняка. Ведь с возрастом зубы слегка желтеют, а у него – отнюдь.
– И ничем не были окрашены?
– Нет. Не думаю, чтобы он курил, если вы это имеете в виду.
– Да нет. Я имел в виду совсем другое. Есть у меня некоторые соображения, хотя, возможно, я и на ложном пути. Всего хорошего, доктор МакЭндрю, извините, что отнял у вас много времени.
Он пожал доктору руку и удалился.
– А теперь, – проговорил Пуаро, выйдя на улицу, – проверим эту версию.
В ресторане «Гэллант Эндевор» Пуаро уселся за тот же самый столик, за которым они когда-то обедали с Боннингтоном. Но обслуживала его не Молли. Молли, сообщила ему официантка, уехала в отпуск.
Было еще только семь часов, народу в ресторане было немного, и Пуаро не составило труда разговорить официантку о старом мистере Гаскойне.
– Да, – сказала она. – Он приходил сюда в течение многих лет, но никто даже не знал, как его зовут. Мы прочли о его смерти в газете, там была фотография. «Посмотри-ка, – сказала я Молли, – это же наш Пунктуальный Старичок». Мы здесь его так между собой называли.
– Он обедал здесь в день своей смерти, ведь так?
– Совершенно верно. Это было в четверг, третьего числа. Он всегда обедал у нас по четвергам. И по вторникам. И в одно и то же время. По нему можно было сверять часы.
– Я полагаю, что вы уже не помните, что он ел на ужин?
– Дайте-ка попробую припомнить. Это был суп с пряностями, да-да, точно, и пирог с говядиной. А может, жареная баранина? Нет, конечно, это был пирог. Да-да, пирог с яблоками и черной смородиной. И сыр. Подумать только, что в тот же вечер он упал с лестницы и разбился насмерть. Говорят, что наступил на полу своего замусоленного халата. Конечно, костюмы на нем были жуткого вида: старомодные, и даже с дырками, да и надевал он их кое-как. И все же в нем было что-то притягательное. В нем чувствовалась личность! О, у нас здесь бывает много интересных посетителей.
Официантка
Эркюль Пуаро в одиночестве поглощал рыбное филе, в глазах его время от времени вспыхивали зеленые искры.
– И все-таки удивительно, – сказал он самому себе, – что даже очень умные люди не замечают крайне важных деталей. Боннингтону интересно будет это услышать.
Но пока еще рано было предаваться удовольствию обсуждать эту историю со своим другом.
Вооружившись рекомендациями от влиятельных лиц, Эркюль Пуаро без труда получил у районного следователя материалы дела о смерти мистера Гаскойна.
– Этот покойный Гаскойн был колоритной личностью, – заметил следователь, – старый одинокий чудак. Но, похоже, его смерть привлекла к себе слишком много внимания.
Говоря это, он с любопытством поглядывал на своего посетителя.
– Видите ли, мосье. – Эркюль Пуаро тщательно подбирал слова. – Есть некоторые обстоятельства, которые указывают на необходимость дополнительного расследования.
– Хорошо, чем я могу вам помочь?
– Насколько я понимаю, в вашей компетенции решать: сохранять материалы по окончании следствия или нет. В кармане халата Генри Гаскойна было найдено некое письмо, не так ли?
– Совершенно верно.
– Письмо от его племянника Джорджа Лорримера?
– Именно так. На его основании было установлено время смерти.
– Это письмо сохранилось?
Пуаро с волнением ожидал ответа следователя. Услышав, что может в любое время с ним ознакомиться, он с облегчением вздохнул. Буквально через несколько минут Пуаро держал письмо в руках. Оно было написано перьевой ручкой весьма неразборчивым почерком.
С сожалением сообщаю вам, что я так и не смог выполнить ваше поручение. Дядя Энтони никак не отреагировал на ваше предложение встретиться с ним и забыть все прошлые обиды. Он очень болен, и такое впечатление, что теряет рассудок. Боюсь, конец его близок. Он вообще с трудом вспомнил, кто вы такой.
Весьма сожалею, что ничего не получилось, но, уверяю вас, я сделал все, что мог.
Любящий вас племянник
Само письмо было датировано третьим ноября. Пуаро взглянул на почтовый штемпель. Там было указано время: 16:30.
Он пробормотал:
– Все очень даже сходится.
Теперь он отправился на Кингстон-Хилл. После непродолжительной борьбы, в которой он использовал все свое обаяние и настойчивость, он добился беседы с Амелией Хилл – кухаркой и экономкой покойного Энтони Гаскойна.
Миссис Амелия Хилл поначалу держала себя высокомерно и недоверчиво, но прекрасные манеры экстравагантного иностранца растопили лед. Миссис Хилл вскоре обнаружила (как и многие женщины до нее), что рассказывает о своих несчастьях действительно заинтересованному и доброжелательному слушателю.