Ермак. Революция
Шрифт:
Отсев кандидатов в отряд был колоссальным, ребята уходили, не выдержав интенсивности занятий или срываясь психологически на спецполигоне, но отряд постепенно формировался, превращаясь в единый боевой механизм.
29 октября 1981 года 177 ооСпН ГРУ вошел в Афган. На границе и бойцы, и командиры поклялись, что в этот день каждый год будут собираться в Алма-Ате в парке имени 28-ми гвардейцев-панфиловцев. И, кстати, кто мог из выживших, тот обязательно потом приезжал туда в этот день.
Вошли в Афган с боем, уже в первые часы, напоровшись на засаду. Если бы не наше сопровождение — мотострелковый батальон из Кундуза, то многих бы потеряли. Мотострелки
Дальше до города Меймене, который был назначен пунктом нашей дислокации, дошли спокойно. Западнее аэродрома стали организовывать базу нашего отряда. А через неделю, седьмого ноября понесли первые потери.
Духи устроили налет на местную тюрьму, где содержались пленные душманы и их пара полевых командиров. Думали, в праздник мы потеряем бдительность, но только сами лишились несколько десятков человек. Во время этого боя были ранены Сашка Иванов и старший лейтенант Джуматаев. Сашка по дороге в госпиталь умер.
Спустя десять дней наш командир получил прозвище, под которым стал известен в Афганистане. А дело было так. Территорию, прилегавшую к городу Маймене, контролировал курбаши Мовлади-кара, способный выставить под ружье несколько тысяч бойцов.
Семнадцатого ноября на колонну, которую мы сопровождали, напал большой отряд этого курбаши. Непрерывный бой длился одиннадцать часов. Стволы пулеметов и автоматов раскалились до предела, и начали просто плеваться пулями, в боевых машинах нельзя было повернуться из-за куч пустых гильз. Колонна все-таки прорвалась, потеряв всего один «КамАЗ». Основные силы моджахедов были разбиты, но наш отряд потерял двоих убитыми и шесть человек ранеными, из которых двое были командирами рот.
После боя, когда уставшие бойцы курили, солдат-киргиз по кличке Ундук на ломаном русском сказал: «Вот усе кречат — Мовлади-кара. Е…л я итого Мовлади-кара. У мне свой Кара-майор исть». Так за Керимбаевым утвердилось прозвище «Кара-майор», что значит «черный майор», а наш отряд с легкой руки водителей «Камазов» стали называть «бешеным отрядом». А потом духи добавили ещё прозвище — «шурави иблис», что можно было примерно перевести, как «советские дьяволы».
Согласно тексту имама Риды, джинн Иблис изначально носил совсем другое имя. Звали его Харис, что переводится с арабского, как «страж» или «труженик». Аллах сотворил Хариса из огня, и тот стал истово служить ему. Бог заметил это и приблизил Хариса к себе настолько, что джинн оказался своим среди небесных ангелов.
Но однажды, когда Аллах сотворил Адама и велел всем ангелам поклониться первому человеку, Харис отказался это сделать. Бог спросил Хариса, в чем причина его неповиновения. И Харис ответил, что считает себя выше и лучше Адама, так как тот сделан из обычной глины, в то время как Харис состоит из могущественного огня.
После этих слов Аллах низверг джинна с небес и дал ему новое имя «Иблис», что можно перевести как «отчаяние», «безысходность», «безнадежность». Напоследок Иблис попросил Всевышнего о том, чтобы тот отсрочил его наказание до Судного дня, а также пригрозил, что совратит как можно больше верующих. Так Иблис перешел в разряд шайтанов, главная миссия которых заключается в том, чтобы сбить человека с праведного пути, и тем самым отдалить его от Аллаха.
Ну, это лирически-религиозное отступление. В общем, дальше начались боевые будни. Сопровождение колонн, налеты на
Допустим, получена или куплена информация, что по одной из троп пройдет караван с оружием. И «духи» на нахоженном неоднократно пути вдруг нарываются на итальянские мины. А дальше по ним стреляют не только из советского оружия, но и из американских М-21 и немецких НК G3 под натовский патрон. Из засады со стороны напавших слышатся крики на узбекском, таджикском или фарси, а то и на английском. Естественно, местный курбаши обвиняет в нападении конкурирующую банду, и между ними начинаются разборки, междоусобицы. В общем, веселились, как могли.
Та операция в провинции Кундуз была, в принципе, ставшим уже рядовым выходом на перехват каравана. Информация была получена от своего агента, прикормленного советником ГРУ ГШ ВС СССР в Кундузе, и ей можно было доверять.
Конечно, к информации, полученной от афганских друзей, нужно было подходить с опаской. Для любого афганца, даже коммуниста — «дух», прежде всего, соотечественник и соплеменник. Уже не раз группы нашего отряда пытались заманить в ловушку, подбрасывая дезинформацию о прохождении того или иного каравана, рассчитывая выманить нас в поле и уничтожить.
Но здесь информатором, донесшим на караван, владели старые как мир чувства — ненависть, жадность и, наверное, зависть. Информацию сообщил дуканщик-пуштун с рынка Кундуза. «Стукнул» потому, что караван был большим и смешанным, вместе с оружием и наркотой, везли также гражданские товары, в пропорции примерно пятьдесят на пятьдесят. А заказал эти товары в Пакистане, и уже их оплатил старый конкурент и кровный враг этого дуканщика, который решил устроить своему врагу-таджику праздник, лишив товара.
Дуканщик также сообщил, что охрана караван будет состоять из хорошо подготовленного отряда моджахедов, которые прошли специальную подготовку в Пакистане, и это будет смешанный отряд из афганцев и арабских наемников. Караван крупный — больше пятидесяти ишаков.
На караван уходило семнадцать человек, два отделения, плюс командир группы. Боевиков ожидалось в три, а то и в четыре раза больше — но это мало кого волновало, мы порой воевали и при раскладе «один против десятерых».
Жратвы взяли сухпаем на три дня — весьма скромно, даже рискованно, учитывая, что точной даты прохождения каравана мы не знали. «День Ч» плюс двое-трое суток, а может и больше, но предпочли взять больше патронов, которых бывает или очень мало, или просто мало, но больше уже не унести. Хотя, пару дней можно и вообще поголодать, кроме патронов ещё большей проблемой здесь была вода, которой взяли с собой на все время выхода.
В этот раз вооружение группы было почти стандартным. Воевать будем с чужаками, поэтому никакого трофейного оружия под натовский патрон с собой не брали, поэтому на группу из семнадцати человек было два ПКМ, два РПК, десять АКМ с ПБС, четыре с ГСН-19 и три СВД, из которых одна у командира, который из нас стрелял лучше всех. К четырем автоматам и снайперским винтовкам были ночные прицелы. По меркам даже мотострелкового взвода упакованы мы были куда приличнее. А если посчитать, сколько МОНок и гранат несли с собой, то могли дать бой и целой роте.