Ермак. Война: Война. Интервенция. Революция
Шрифт:
Разорвав пакет, император достал китайский тубус для бумаг. Повертев его в руках, попытался свернуть крышку, хмыкнул и отдал офицеру.
– Что-то не пойму, Леонтий Николаевич, как он открывается.
Пешков, осмотрев внимательно тубус и целостность печати, попробовал отвернуть крышку против часовой стрелки. Крышка не поддалась, попробовав крутить в другую сторону, офицер открыл наконец-то тубус и достал из него лист бумаги, который передал императору.
Николай II быстро пробежал глазами текст и задумался.
– Леонтий Николаевич, срочно вызовите ко мне завтра на утро генерала Куропаткина, Витте, графа Ламсдорфа
– Слушаюсь, ваше императорское величество.
– Выполняйте, капитан, – произнес Николай II и вновь задумался.
– Что-то случилось, Ники?
– Пока нет, дорогая, но, вернее всего, скоро случится. И чувствую, Ермака мы еще долго не увидим.
– Рад видеть вас, господин флигель-адъютант, проходите, присаживайтесь, – адмирал Алексеев указал на стул рядом с небольшим кофейным столиком, излучая радушие.
Выйдя из-за рабочего стола, генерал-губернатор Маньчжурского военно-административного округа и командующий военно-морскими силами в Тихом океане также подошел к столику и расположился на втором стуле, показывая рукой, чтобы я садился.
– Как время-то бежит. Три года назад я разговаривал с капитаном Генерального штаба, который вез на испытания партию ружей-пулеметов Мадсена. А теперь передо мной сидит флигель-адъютант, начальник Аналитического центра при российском императоре, который прибыл с инспекцией на Дальний Восток и в Маньчжурское губернаторство глазами и ушами самодержца нашего, – Алексеев говорил с шутливой интонацией, но глаза его при этом были серьезными. – Ну да ладно, вспомнили прошлое, приступим к настоящим делам. И давайте без чинов, Тимофей Васильевич.
– Спасибо, Евгений Иванович.
– Насколько я понял, план по Сасебо провалился, но ваш отряд активно принял участие в бою на рейде Мозампо? – спросил адмирал, который был в курсе операции.
– Да, нам некогда было выбирать другие цели. А тут так удачно все совпало. Жаль только, «Варягу» не удалось вырваться.
– Жаль. Я хорошо знал Всеволода Федоровича, он много сделал, будучи старшим помощником командира Порт-Артурского порта для увеличения обороноспособности крепости и Квантуна. Это я поспособствовал, чтобы он получил под свое командование «Варяг». Сейчас даже виню себя в этом, – Алексеев тяжело вздохнул. – Но, с другой стороны, такая яркая гибель, о которой поют песню. Спасибо вам, Тимофей Васильевич. Насколько мне сообщили, это вы автор?
– Я, ваше высокопревосходительство. Только я не знаю, как у меня это происходит. Песня сама как-то в голове складывается.
– Пускай больше таких песен, как говорите, у вас «складывается». Если раньше вас кавалергарды обещали поить при посещении их полка, то теперь в любом морском экипаже вы желанный гость. Это они еще не знают, сколько японских кораблей отправил на дно ваш отряд, как вы их называете, боевых пловцов. Кстати, сколько?
– Броненосец береговой обороны «Чин-Иен», броненосный крейсер «Чиода», два полукрейсера-полуброненосца – «Ицукусимуа» и «Хасидате», плюс к ним потом еще бронепалубный крейсер «Касаги».
– Однако… Признаться, я думал значительно меньше, отдавая победы отряду малых миноносок Александра Васильевича. Скорость у них огромная, самоходные мины новые, более мощные. Да и офицеры отчаянные. Я на экипаж мичмана барона Клейста представление на ордена для офицеров и на знаки Святого Георгия для нижних чинов
– Евгений Иванович, думаю, весь экипаж «Варяга», и оставшихся в живых, и мертвых, надо представить к Георгиям. Поверьте, они прошли через ад, сражаясь, даже когда палуба корабля уже была под водой. Я это видел собственными глазами, – несколько на эмоциях произнес я, вспомнив горящий, уходящий под воду «Варяг», уцелевшие пушки которого вели огонь до последнего. – Считаю, что малый миноносец номер сто три под командованием мичмана барона Клейста и крейсер «Варяг» под командованием капитана первого ранга Руднева достойны войти в историю военно-морских сил Российской империи как корабли, чьи экипажи полностью стали Георгиевскими кавалерами.
– Как-то непривычно, но, возможно, вы и правы, Тимофей Васильевич. Такие подвиги русских кораблей надо обязательно отметить особенным награждением, да и нам не грех помянуть героев… – с этими словами Алексеев взял со столика колокольчик и позвонил.
В кабинет тут же вошел адъютант адмирала в звании капитана 2-го ранга.
– Сергей Николаевич, попросите, чтобы нам организовали бутылку шустовского, черного индийского чая и всего положенного к этому. И меня больше нет ни для кого, тем более дневная вахта уже закончилась, – офицер исчез за дверью, а адмирал, повернувшись ко мне, поинтересовался:
– Адмиральский чай уже пробовали, Тимофей Васильевич?
– Пробовал, – ответил я с тяжелым вздохом-выдохом.
Следующая пара часов прошла в неспешной беседе, во время которой Евгений Иванович кратко рассказал об общей обстановке на сухопутном участке фронта в Маньчжурии, так как позиции на Квантуне я посетил по дороге в Харбин.
По рассказу генерал-губернатора, рубеж обороны вдоль реки Ялу, на котором скрытно подготовили ряд древоземельных укрытий для пулеметов и артиллерии под видом строительства жилых и промышленных помещений, теперь уже открыто переоборудуют в огневые точки и размещают пушки и пулеметы. Благодаря заранее завезенным шанцевому инструменту, дереву, цементу, песку фортификационные работы после начала войны идут с опережением графика, благо войск под видом охранных подразделений скопили изрядно. А теперь туда подходят запланированные для обороны части.
Войска, которые должны были привлечь к боевым действиям против японцев, за последние два с половиной года насытили пулеметами, вокруг которых формировалась новая тактика инфантерии. На каждое отделение – по пулемету Мадсена, на каждый взвод – по станковому пулемету Максима. Не во всех дивизиях еще это было, но три восточно-стрелковые дивизии, которые должны были встретить японцев на границе с Кореей, таким образом были укомплектованы полностью.
Также этим дивизиям было придано большое количество артиллерии. Батареи усохли до четырех орудий, но зато они были в каждом батальоне. Это были в основном 87-миллиметровые легкие и конные полевые пушки образца 1877 года, но были и новые трехдюймовки 1902 года, и трофейные французские 75-миллиметровые пушки фирмы «Шнейдер», которых приличное количество захватили во время Боксерского восстания. Плюс каждому полку придавалась шестиорудийная батарея 152-миллиметровых полевых мортир образца 1885 года.