Эрнест Хемингуэй. Обреченный победитель
Шрифт:
Эрнест все еще надеялся, что Сидни получит официальное разрешение на въезд в Испанию, когда 12 марта он составил свое первое сообщение для синдиката из Европы. Он рассказал о подготовке к перелету в республику Испания и о своем друге. Тот недавно выехал из страны с очень деликатной миссией, и с ним у него только что состоялся разговор. По его сведениям, около ста тысяч солдат Германии и Италии примкнули к повстанцам.
Его вторая телеграмма сообщала о поражении Сидни Франклина в поединке против бюрократии. Эрнест говорил бесстрашно, поскольку, как и все реалисты, он понимал, что на многие дела в этом мире не нужно разрешения свыше. Нужно лишь знать, как действовать, и иметь для этого достаточно мужества. Замечательно, когда есть разрешение, рассуждал Эрнест, но не обязательно
18 марта Эрнест на самолете добрался до Испании. Он приземлился в Барселоне сразу после бомбардировки. Он продолжил свой путь вдоль восточного побережья до Аликанте и в итоге добрался до Валенсии. Там все еще в пригороде можно было достать свежее мясо, а жители с энтузиазмом наблюдали за ходом военных действий.
На следующей неделе Эрнест сам перебрался на линию фронта в Гвадалахаре, где правительственные войска разгромили итальянцев. Это была их первая победа за восемь месяцев борьбы против захватчиков. Под холодным дождем вперемежку со снегом он продолжал свой путь, несмотря на артобстрел. Его сильно взволновал вид мертвых итальянских солдат. Они верили, что их отправляют нести гарнизонную службу в Африку, но вместо этого попали под прицельный огонь легкого и противотанкового оружия, который разил их так называемые непобедимые механизированные колонны.
Спустя неделю Эрнест написал аналитический обзор сражения при Бригуэге, где началось отступление итальянских войск. Он был убежден в том, что это самое большое поражение итальянцев со времен битвы при Капоретто в Первую мировую войну. Он описал местность, где происходило сражение, использованное оружие, брошенные технику, документы и трупы. Средние танки разбили более легкие. Боевой дух правительства был на высоте.
– Однажды утром я получил письмо от одних людей из Голливуда. Они просили меня сделать все возможное для Эррола Флинна, который собирался приехать и посмотреть на войну своими глазами, – позже рассказывал мне Эрнест. – Я решил, что он может оказаться полезным в плане получения ссуды в Америке. И когда ближе к вечеру он приехал в Мадрид, я начал подготовку к грандиозной поездке на следующий день. Мне необходимо было выбить пропуска, достать машину, шофера и бензин. Я был вынужден обращаться за помощью, а это я просто ненавидел. За покровительство надо платить, а когда ты в долгу у кого-то, ты не можешь говорить правдиво.
Тем не менее все было подготовлено. Затем Флинн захотел пройтись по барам. Нам это неплохо удалось. В отель мы вернулись к полуночи. Перед отправкой на линию фронта нам следовало хорошо отдохнуть. На следующее утро я проснулся в шесть и позвонил в его комнату. Никто не ответил. Я спустился вниз, и мне сказали, что сеньор Флинн освободил номер в гостинице, собираясь покинуть Мадрид. По словам клерка, он выглядел прекрасно, но казалось, что сильно торопился. Отель был обстрелян противником, но все же это была довольно спокойная ночь.
Я обзвонил всех, извиняясь за изменение планов, и стал ждать известий о Флинне. Информация пришла вечером 5 апреля. Как сообщили, Флинн находится на отдыхе, после того как получил травму головы от упавшей штукатурки при осаде Мадрида.
Эрнест торопился с подготовкой к съемке документального фильма. В Испанию прибыл Джорис Айвенс, будущий директор картины, и кинооператор Джон Ферно.
Большая часть сцен для фильма была снята на окраине Мадрида в деревне Моралес, но этого было недостаточно. Чтобы снять на пленку настоящее сражение, Эрнест привез операторов и самое портативное оборудование на позиции, откуда при хорошем для кинопленки освещении можно было снимать танки во время боя. С ними был Хэнк Горрел из «Юнайтед пресс». 9 апреля они наблюдали за второй атакой республиканцев. За четыре дня планировалось ослабить давление неприятеля на Университи-Сити. До того как наступили сумерки, по ним неоднократно стреляли. Им повезло обнаружить замечательную точку для наблюдения сверху за ходом боя. Но отдельные пули начали отрывать щепки от оконных рам рядом с ними. Пришлось срочно менять место, пока снайпер не завершил пристрелку и не уничтожил их группу. До того как стало темнеть, они отсняли много замечательных кадров, установив камеру на третьем этаже пострадавшего от взрыва бомбы дома, откуда они могли вести наблюдение, оставаясь незамеченными.
Несколько дней спустя они снимали атаку пехоты и танков, которая в дальнейшем помогла освободить Мадрид. Эрнест слал в синдикат сообщения, живописно рассказывая о свисте пуль и снарядов, запахе дыма и вспышках рвущихся снарядов.
22 апреля Эрнест вместе с несколькими сотнями тысяч других людей в Мадриде попали под бомбардировку, продолжавшуюся одиннадцать дней. Он описал различные типы стрелкового оружия, начиная от ружей и заканчивая минометами и артиллерией крупного калибра, и объяснил, какой вред они могут причинить людям и строениям.
– Когда Сидни Франклину все-таки удалось приехать к нам в Мадрид, обстановка была уже менее напряженной, – вспоминал Эрнест. – Сидни был величайшим хапугой, организатором и торгашом, и он оказал неоценимую помощь голодным людям Испанской республики. Он мог выторговать у незнакомца корзину яиц с такой легкостью, с которой мы прикуриваем сигарету. Он был неподражаем.
У самого Эрнеста был талант доставать свежее мясо. Взяв взаймы у приятеля ружье, Эрнест на машине корреспондентов отправлялся из отеля «Флорида» на другой конец города к фронту Пардо. Через несколько часов у него уже было четыре зайца, утка, куропатка и сова, которую он по ошибке принял за вальдшнепа, когда та летела между деревьев.
– Я решил, что взлетает стая куропаток и что мне очень повезло с добычей. А на самом деле на соседнюю возвышенность упал артиллерийский снаряд, – рассказывал потом Эрнест.
В начале мая того года он составил свое последнее сообщение из Мадрида и начал готовиться к возвращению во Францию, а затем и в Соединенные Штаты. Он написал около дюжины рассказов, часть которых была передана через правительственную цензуру. Он написал несколько статей для журналов и возлагал большие надежды на снятый фильм, который должен был выйти под названием «Испанская земля». Эрнест собирал заметки, чтобы лично озвучить эту картину.
Когда Эрнест снова вернулся в Нью-Йорк, то вновь погрузился в работу. Он снова планировал совершить осенью поездку в Испанию. Он имел представление, сколько всего нужно подготовить, чтобы путешествие прошло успешно. Он намеревался принять участие в подготовке фильма, чтобы важные кадры не были обрезаны. Ему нужно было заниматься озвучиванием, а также подготовкой картины к показу. Целью этой затеи было привлечь деньги для полевых госпиталей, медицинской помощи и другого содействия Испанской республике, а также для тех, кто боролся за ее существование.
Он делал все, что было в его силах, для создания фильма, составив при этом дополнительный материал для синдиката новостей. Он обсуждал свои проблемы по телефону с Арнольдом Джингричем и поделился с ним своими новыми планами. Затем он отправился в Ки-Уэст навестить Полин и детей, по которым он так соскучился за последние месяцы.
В конце мая, как раз перед поездкой на Бимини, Эрнест написал мне письмо. Он говорил, что пример Испании очень поучителен. Он видел руины Гвадалахары, видел многие сражения, ходил с пехотой в атаку и заснял на пленку наступление противника. В Мадриде он провел девятнадцать дней под жестокой бомбежкой, а синдикат новостей выплачивал ему такие гонорары за материал, что, по его мнению, его жизнь не стоит и четверти этой суммы. Но его очень раздражали те ограничения, которые ему создавали, и что синдикат предписывал ему высылать сообщения лишь раз в неделю. Приходилось в одной телеграмме комбинировать рассказ о двух сражениях. Он вновь планировал вернуться в Испанию летом. Эрнест хотел посмотреть, как это все освещается в газетах, и проверить свои личные предположения.