Эротизм без границ
Шрифт:
Если верить мемуарам Белого, то мистическая любовь к Морозовой была не первым его увлечением подобного рода. Первое случилось задолго до того, как Боря Бугаев стал символистом Андреем Белым, прочитал сочинения Вл. Соловьева и вообще научился читать.
Первой дамой его детского сердца стала трехлетняя Маруся Стороженко, дочь отцовского друга, профессора Н. И. Стороженко. «Увлечение Марусей» [527] датируется 1885 годом: влюбленный был четырех лет от роду. Однако и в таком раннем возрасте обнаруживается общая для всех будущих мистических влюбленностей Белого схема: «…мне было прислугою внушено, что Маруся Стороженко — моя невеста; я поверил этому: и убедил себя, что в Марусю влюблен <…> в ответ на мое заявление о том, что я Марусин жених, Маруся ответила мне, что жених ее не я, а Ледя Сизов (сын В. И. Сизова, заведующего Историческим музеем). Тем дело и ограничилось» (HP. 216–217).
527
См.: Белый А.На
В автобиографической повести «Котик Летаев» писатель придает своей влюбленности в чужую невесту гораздо больше значения, чем в мемуарах: «Все, что было, что есть и что будет: теперь между нами <…> Соня Дадарченко есть: ничего больше нет» [528] . О мистическом характере чувства свидетельствует, в частности, и то, что писатель переименовывает Марусю Стороженко в Соню Дадарченко — в Софию.
Как и в случае с М. К. Морозовой, чувства к Соне Дадарченко приправлены религиозными коннотациями:
528
Белый А.Котик Летаев // Белый А. Собр. соч.: Котик Летаев. Крещеный китаец. Записки чудака / Под ред. В. М. Пискунова. М., 1997. С. 123. В дальнейшем — КЛ., с указанием страницы в тексте.
«Соня Дадарченко <…> какая-то вся „ теплота“, которую подавали нам в церкви, — в серебряной чашке —
— ее бы побольше хлебнуть:
— не дают <…>».
Если М. К. Морозова уподобляется «Жене, облеченной в Солнце» из Откровения Иоанна Богослова, то Соня подается в евхаристическом контексте: «теплота» — вода, вливаемая на литургии в чашу перед причастием.
Для Белого значимым в его чувстве была сама любовь к вечноженственному, а уж привязывание любви к образу реальной женщины вторично, случайно. Он подчеркивает, что любовь к Соне не является любовью к конкретной девочке:
«И — ослепительна будущность: моей любви… — я не знаю к чему: ни к чему, ни к кому: —
— Любовь к Любви!».
Соня, разумеется, не замужем, но и она — подобно Морозовой — принадлежит другому, что, впрочем, ничуть не расстраивает и не останавливает влюбленного:
«— Не твоя я.
— Я — Димина…
А сама улыбается ясненьким личиком.
Это ясное личико — мило.
Целую ее».
Итак, Маруся Стороженко, Маргарита Кирилловна Морозова… Далее последовали мистико-эротические отношения с писательницей символистского круга Ниной Ивановной Петровской, супругой С. А. Соколова, владельца издательства «Гриф». Здесь Белого постигло разочарование. Петровская не хотела быть мистической возлюбленной и «Женой, облеченной в Солнце», пыталась найти в чувствах Белого не «Любовь к Любви», а любовь к ней самой. И Белый закономерно бежал, испугавшись, что Петровская разрушает его мистериальную идею [529] . Потом — столь же трагическая, сколь и мистическая, влюбленность в Любовь Дмитриевну Менделееву, жену и «Прекрасную Даму» А. Блока. Чувства Белого к этим чужим женам стали не только фактами его личной жизни, но и общеизвестными событиями литературной жизни эпохи, нашли отражение и в многочисленных мемуарах, и в классических произведениях Серебряного века, а потому не требуют пространных пояснений.
529
Подробнее о Н. И. Петровской и ее отношениях с Белым см.: Жизнь и смерть Нины Петровской / Публ. Э. Гарэтто // Минувшее: Исторический альманах. Т. 8. М., 1992. С. 7–138; Письма Андрея Белого к Н. И. Петровской / Публ. А. В. Лаврова // Минувшее: Исторический альманах. Т. 13. М.; СПб., 1993. С. 198–214.
Очередное мистическое прозрение настигло писателя при встрече с Марией Яковлевной Сиверс, секретарем и женой его духовного учителя, основателя антропософии Р. Штейнера: «Вся огромность Марии Яковлевны открылась мне <…> с октября 1913 г.; с этого времени я почувствовал, что между нами возникла особая, непередаваемая связь <…> ее лейтмотив в душе вызывал во мне звук, оплотняемый словами: „Сияй же, Называй путь, / веди к недоступному счастью / Того, кто надежды не знал. / И сердце утонет в восторге при виде тебя…“ Разумеется, в этом непонятном мне обоготворении М.Я. не звучали ноты „влюбленности“; и все же: образ ее был для меня символом Софии…» [530]
530
Белый А.Материал к биографии: (интимный) / Публ. Дж. Мальмстада // Минувшее: Исторический альманах. Т. 8. М., 1992. С. 418.
При Штейнере и Сиверс Белый провел четыре года жизни, с 1912 по 1916 г. Тогда он уже был связан с Анной Алексеевной Тургеневой. Ася — единственная из его мистических избранниц — не была ни чужой женой, ни чужой невестой [531] . Но и в ней Белый хотел видеть не Асю, а «Ту, которая» за ней: «мне она — юный ангел <…> и — любовался я издали ей; мне казалось: она — посвятительный вестник каких-то забытых мистерий» [532] .
531
Брак Белого с А. А. Тургеневой был зарегистрирован в 1914 г., но с 1910 г. она фактически была его женой. Отношения писателя с первой женой имеют ряд особенностей, анализ которых не входит в задачи данной статьи и будет произведен в следующей работе по этой теме.
532
Белый А.Записки чудака // Белый А. Собр. соч.: Котик Летаев. Крещеный китаец. Записки чудака / Под ред. В. М. Пискунова. М., 1997. С. 292. В дальнейшем — ЗЧ., с указанием страницы в тексте.
Потом произошла встреча с Клавдией Николаевной Васильевой, супругой доктора П. Н. Васильева. Верной спутницей жизни Белого она была с середины 1920-х, развелась с первым мужем в 1931 г., тогда же вышла замуж за Белого. Клавдия Николаевна — последняя любовь поэта, как выясняется, — тоже мистическая:
«Клодя, — не могу о ней говорить! Крик восторга — спирает мне грудь.<…> вместо нея вижу — два расширенных глаза: и из них — лазурная бездна огня <…> Она — мой голубой цветок, уводящий в небо» [533] .
533
Белый А.<Дневник 1933 г.> // Рукописный фонд музея Андрея Белого (отдел ГМП).
«Очами, полными лазурного огня» глядела на Вл. Соловьева в поэме «Три свидания» встреченная в египетской пустыне Лучезарная Подруга — София [534] . Вслед за Соловьевым Белый, описывая свою Лучезарную Подругу — Васильеву, обращается к тем же строкам из стихотворения Лермонтова «Как часто пестрою толпою окружен…» (1840): «Люблю мечты моей созданье / С глазами, полными лазурного огня…» [535]
Вообще, в поисках аналогий собственному весьма странному восприятию женского пола писатель неоднократно обращался к литературному и мистическому опыту предшественников, в первую очередь — к опыту Лермонтова, собрата по переживанию мистической любви. «„Нет, не тебя так пылко я люблю“ <…> Но кого же, кого?» — размышляет вслед за Лермонтовым Белый и вместе с Лермонтовым отвечает: «„Люблю мечты моей созданье / С глазами, полными лазурного огня“. Вот кого любит Лермонтов» [536] .
534
Ср.: «И в пурпуре небесного блистанья / Очами, полными лазурного огня,/ Глядела ты, как первое сиянье/ Всемирного и творческого дня» ( Соловьев B. C.«Неподвижно лишь солнце любви…»: Стихотворения. Проза. Письма. Воспоминания современников / Сост., вступит. статья, коммент. А. Носова. М., 1990. С. 123).
535
Теми же словами характеризовал Белый в поэме «Первое свидание» свою прежнюю Лучезарную Подругу Морозову: «Так из блистающих лазурей / Глазами, полными огня, / Ты запевающею бурей / Забриллиантилась в меня». Смысл и источник цитаты поэт указал в автокомментариях: «Строка Лермонтова „С глазами, полными лазурного огня“перешла в тему Вл. Соловьева „Три свидания“, откуда попала в сокращенном виде в мою поэму» // Белый А.Собр. соч.: Стихотворения и поэмы / Под ред. В. М. Пискунова. М., 1994. С. 471.
536
Белый А.«Священные цвета» // Белый А. Символизм как миропонимание / Сост., вступит. статья и примеч. Л. А. Сугай. М., 1994. С. 207. Ср.: «Если бы Лермонтов до конца осознал взаимодействие между реальным созданием мечты „с глазами, полными лазурного огня“ и его символом, которым становится любимое существо, он сумел бы перейти черту, отделяющую земную любовь от вечной. Брак и романтическая любовь только тогда принимают надлежащий оттенок, когда являются символами иных, еще не достигнутых, сверхчеловеческих отношений» (Там же).
Тот же вопрос — «„Нет, не тебя так пылко я люблю“ <…> Но кого же, кого?» — можно было бы переадресовать самому Белому, постоянно опознававшему в своих избранницах «Ту, которая за ними». Единое «созданье мечты» Белого четко просматривается во внешнем облике его избранниц. Все возлюбленные писателя оказываются в прямом смысле слова на одно лицо, они все «выкрашены» в одну цветовую гамму — желто-голубую, или, если обозначить ее возвышенным слогом Белого, — золотолазурную.
Вот детская любовь Котика Летаева: «Соня Дадарченко <…> в желтых локонах: из-под них удивляются два фиалковых глаза на мир». «Два бирюзеющих Сонина глаза», «девочки в желтых локонах» (КЛ. 123), питают чувства автобиографического героя повести: «два фиалковых глаза безмолвно проходят в меня, бархатея и ластясь мне синью и ширью» (КЛ. 128, 123, 124).