Эроусмит
Шрифт:
Катастрофа разразилась в субботу, в последний день ярмарки.
Лил страшный дождь, крыша протекла, и даму из киоска «Образцовое жилище», тоже протекавшего, увезли домой, с признаками воспаления легких. В полдень, когда евгеническая семья демонстрировала безупречное здоровье, у самого юного ее отпрыска сделался припадок падучей, и еще не улеглось волнение, как на даму из Чикаго, противницу никотина, в тот миг, когда она с победоносным видом убивала мышь, накинулась дама-противница вивисекции, тоже из Чикаго.
Вокруг обеих дам и злополучной мыши собралась толпа. Антививисекционная дама обзывала антиникотинную убийцей, мерзавкой и безбожницей, и все это антиникотинная дама терпела, только всхлипывая
— Я тебе покажу, имею я касательство к науке или нет!
Пиккербо пробовал их разнять. Мартин, счастливый, стоял поодаль с Леорой и их другом пожарным и явно не старался помочь своему шефу. Обе дамы дружно накинулись с руганью на Пиккербо, и, когда их удалили, он остался в центре внимания тысячи хихикающих зрителей под явной угрозой никогда не попасть в Конгресс.
В два часа дня, когда дождь стал утихать, когда стекалась к Скинии новая толпа позавтракавших граждан, а рассказ об антидамах быстро перелетал из уст в уста, пожарный удалился за экспонат «Чистотой предупредишь пожары» выкурить очередную папиросу. Это был очень незадачливый маленький пожарный, и ему очень хотелось спать; в голову лезли мысли об уютном пожарном депо и нескончаемом покере. Он, не загасивши, бросил спичку на заднее крыльцо модели Чистого Дома. Чистый Дом был так великолепно отлакирован, что напоминал пропитанную керосином щепку для растопки. Он вспыхнул, и мгновенно громадная и угрюмая Скиния озарилась истерическим пламенем. Толпа ринулась к выходам.
Большинство выходов из Скинии оказалось, понятно, загорожено киосками. Поднялась визгливая паника, топтали ногами детей.
Но Альмус Пиккербо был не трус и не разиня. Появившись внезапно неизвестно откуда, он прошел торжественно по Скинии во главе своих восьми дочерей, распевающих «Дикси» [65] . Гордо подняв голову, он грозно сверкал глазами и широко раскинул в увещевании руки. Толпа растерянно остановилась. Окриком, достойным капитана шхуны, он заставил умолкнуть ропот и благополучно вывел публику, затем кинулся назад в бушующее пламя.
65
Боевая песня южан во время гражданской войны.
Промоченное дождем здание не загорелось. Пожарный с Мартином и главой евгенической семьи гасили огонь. Все осталось цело, кроме Чистого Дома, и бежавшая в ужасе толпа теперь возвращалась, преисполненная восторга. Пиккербо стал ее героем.
Через два часа наутилусские газеты разрешились экстренными выпусками, разъяснявшими, что Пиккербо не только организовал невиданную, самую поучительную в мире санитарную выставку, но своей отвагой и талантом полководца предотвратил грозившую сотням людей печальную участь оказаться раздавленными. Последнее было, верно, единственным отвечавшим действительности сообщением из всего, что кричали о докторе Альмусе Пиккербо десять тысяч газетных столбцов.
Желая ли увидеть экспонаты доктора Пиккербо и восхитительное пожарище, или надеясь на новую битву антидам, но вечером полгорода устремилось в Скинию, и когда Пиккербо взошел на эстраду сделать заключительный доклад, его встретили бурной овацией. А на следующий день, когда он ринулся в последние бои предвыборной кампании, он был суверенным властителем всего избирательного округа.
Его
В КОНГРЕСС ВЫБИРАЙТЕ АЛЬМУСА ПИККЕРБО
Он двужильный боец,Он врач и певец,В Конгрессе он пробудет годИ всех в Америке микробов в порошок сотрет.Проводились грандиозные митинги. Пиккербо пространно и неопределенно излагал свои политические взгляды. Он, конечно, против вступления Америки в Европейскую войну, но твердо стоит — всегда стоял — за принятие правительством всех мер к прекращению этого страшного бедствия. Он, разумеется, сторонник высоких пошлин, но они должны быть установлены так, чтобы фермеры его округа могли все покупать дешево. Он безусловно за высокую заработную плату для каждого рабочего, но будет стоять, как скала, как валун, как морена, на страже процветания всех промышленников, купцов и землевладельцев.
Пока гремела эта широкая кампания, в Наутилусе шла с нею наряду другая, менее значительная и более ловкая — за переизбрание в мэры некоего мистера Пью, показавшего себя любвеобильным шефом доктора Пиккербо. Доктор Пью благопристойно сидел за письменным столом и ласково осыпал обещаньями каждого, кто являлся к нему на прием: пасторов, профессиональных шулеров, ветеранов армии южан, цирковых антрепренеров, полисменов и более или менее добродетельных женщин, — всех, кроме разве агитаторов-социалистов, против которых он стойко защищал неприступный город Наутилус. В своих речах Пиккербо восхвалял мистера Пью за «твердость, прямоту и живое сочувствие, с которыми „его честь“ поддерживал всякое начинание, направленное к общественному благу», и когда Пиккербо (вполне честно) предложил: «Господин мэр, если я пройду в Конгресс, назначьте на мое место Эроусмита, он ничего не смыслит в политике, но он неподкупен», — Пью тут же дал обещание, и воцарилось в той земле согласие… Никто ни словом не обмолвился о мистере Ф.Кс.Джордане.
Ф.Кс.Джордан был подрядчиком и проявлял горячий интерес к политике. Пиккербо называл его жуликом, и, когда в последний раз проводили в мэры мистера Пью (а проводили его под лозунгом новых реформ, хотя сами реформисты с тех пор угомонились и стали очень сговорчивыми и практичными), оба они — и Пью и Пиккербо — поносили Джордана как «темную личность». Но при нынешних выборах мистер Пью был очень миролюбив и не говорил ничего такого, что могло бы задеть самолюбие Джордана, и мистеру Джордану ничего не оставалось, как в свою очередь отзываться снисходительно о мистере Пью в тайных кабаках и домах свиданий.
В день выборов Мартин и Леора с другими гостями сидели вечером у Пиккербо, ожидая результатов. В исходе никто не сомневался. Мартина никогда не волновала политика, но его взвинтили теперь напряженные старания Пиккербо казаться равнодушным, телефонные донесения из редакций: «Округ Уиллоу-Гров — Пиккербо на первом месте, две трети голосов!» — и рев толпы под окнами дома: «Пиккербо, Пиккербо, Пиккербо!»
К одиннадцати победа была обеспечена, и Мартин, замирая от страха, понял, что стал теперь директором Отдела Народного Здравоохранения, несущим ответственность за семьдесят тысяч жизней.