Эрта книга четвертая
Шрифт:
Охранник на веранде услышал, как где-то что-то скрипнуло, он сделал глоток теплого пива, приподнял голову и посмотрел поверх перил веранды завитых вьюном, но кроме двух бродячих псов что валялись посередине мостовой никого не разглядел, но спустя несколько секунд он все же увидел... увидел быструю фигуру и приближающиеся к его лицу шесть вороненых стволов... больно было совсем недолго, какое-то мгновение, а потом хруст и забытье.
Кинт придержал за рукав охранника, не дав свалиться с лавки и прислонил его к стене, взвел единственный курок картечницы, потом, при повороте стволов, курок взводится сам... Из-за дверей несло перегаром и какой-то тухлятиной, Кинт поморщился и толкнул их плечом, сделав шаг внутрь. Два здоровенных детины и тот самый дерганый парнишка, что приходил в контору, играли за единственным
– Полковник!
– заорал Кинт, - где ты прячешься?
Вдруг звякнуло стекло в дальней комнате по коридору, Кинт понял в чем дело и припустил вниз по лестнице, уже выбегая на веранду он увидел, как прихрамывая, по мостовой бежит полковник, еще несколько секунд и он добежит до спасительной двери старой лачуги... Одолжив у покойного охранника карабин, Кинт быстро отвел скобу, убедившись, что патрон в стволе, быстро прицелился и выстрелил в убегающего и тот, как сломанная кукла закувыркался по грязному булыжнику получив пулю в позвоночник. Сунув картечницу в сумку, Кинт быстро дошел до тела, лежащего в неестественной позе и харкающего кровью полковника, схватил его за шиворот и потащил к ночлежке...
– Подожди, не умирай...
– поцедил Кинт сквозь зубы, - еще не все.
Затащив тело внутрь, Кинт немного расстроился, что тот уже отошел к праотцам, потом снял со стены старый абордажный палаш, отсек голову полковнику, завернул ее в скатерть из алого бархата, затем разбил о пол пузатую колбу масляного светильника и, осмотрев в окно улицу, с которой исчезли даже бродячие псы, вышел из ночлежки, где уже занимался пожар.
Шум в ушах прекратился тогда, когда Кинт не запуская двигатель, скатился вниз к каналу через заброшенный парк, завернул за старый пакгауз у сгнившей деревянной пристани и остановился. Там он раскурил наконец трубку и уселся на чугунный кнехт, глядя на неторопливое течение Зиды. Так Кинт и сидел около часа, не шевелясь и глядя на воду, трубка давно потухла... вдруг, откуда-то из прошлого, из уголков памяти отчетливо прозвучала фраза: "...я вижу, как ты на нас смотришь, как держишь оружие, от тебя пахнет войной, горем потерь и тоской о близких людях, их немного, но некоторые из них мертвы. А еще... еще ты скоро испытаешь голод крови, да, это особый голод, и если случится его утолить, то потом не сможешь остановиться и не насытишься никогда." Эти слова произнес несколько лет назад странный кочевник, Кинт даже его лицо вспомнил на мгновение, но оно развеялось как туман.
– Чего уж... жили б как люди, кто б их тронул?
– поковыряв трубку спичкой и вытряхнув пепел в воду, Кинт несколько раз прокрутил ручку подпружиненного маховика, затем сдвинул рычаг запуска, двигатель завелся сразу, сейчас прогреется и можно ехать, закончить начатое.
Нет, Кинт не собирался расправляться с секретарем городского совета, он просто отправил за пару серебряных кестов шнырявшего у рынка мальчишку с посылкой для господина Идьяра Канна. Мальчишка принес к ратуше большую подарочно украшенную коробку с приклеенным к крышке конвертом с надписью аккуратным женским подчерком "Для секретаря городского совета, господину Идьяру Канну, лично в руки". Посылку забрал городовой, что стоял в будке у входа в ратушу...
Уже вечерело, а Идьяр Канн все еще сидел в своем кабинете. С востока набежали тучи еще в полдень, а теперь задул ветер и начался дождь, сначала слабый, моросящий, а потом, когда стемнело, городовой уже сменился, и его место в будке занял другой, дождь усилился и начался ливень. Наконец, свет на втором этаже ратуши погас, здание погрузилось во мрак и лишь три газоразрядных фонаря оранжевыми шарами зависли в дожде над землей. Городовой в будке обрадовался, что теперь можно будет присесть на ящик, закутаться в плащ и дремать до утра. То, что в окне погас свет, заметил и механик личного парового фургона господина Канна, накрывшись обрезиненным армейским плащом он быстро развел пары, схватил зонт и побежал ко входу, встречать хозяина
– Эй, приятель! Постой-ка, тут мне по смене передали посылку, лично господину Канну, - прокричал ему опомнившись городовой.
Механник развернулся, подбежал к будке, хапнул посылку и, накрыв ее плащом, побежал к уже ожидающему на крыльце секретарю совета.
– Вы припозднились... Что-то случилось?
– поинтересовался механик, раскрыв над господином большой купол зонта.
– Просто много работы... полковник или кто-нибудь из его ребят не появлялся?
– Нет.
– Странно... а инспектор Сурр?
– Нет... вот, постовой мне отдал, сказал для вас еще днем принесли... пахнет духами, да и подчерк женский, - сказал механик, но осекся - понял что сболтнул лишнего.
– Кто принес?
– Канн открыл дверь и уселся в салон фургона.
– Я не знаю, - механик пожал плечами.
– Сходи, узнай, - Канн взял посылку и поставил ее на сиденье рядом с собой.
Механник убежал выполнять распоряжение, а Канн аккуратно оторвал конверт, который был приклеен лишь уголком, открыл его и прочитал пару строчек на клапане конверта, написанных все тем же, изящным подчерком - "Вы ухватили слишком большой кусок пирога, господин Канн, осторожно, полковник уже подавился. Довольствуйтесь тем, что уже получили."
Канн смял конверт и, сунув его в карман, осторожно развязал бантик шелковой ленты и открыл крышку... оттуда, уложенная на алый бархат на него смотрела голова полковника с гримасой боли на лице.
Канн выскочил из фургона и его вывернуло, трясущейся рукой он закрыл крышкой коробку, утерся носовым платком, затем снова влез в фургон, борясь тошнотой, и задвинул коробку в угол, под сиденье.
– С вами все в порядке, господин Канн? Вы бледны!
– Просто устал... так кто принес посылку?
– Да какой-то мальчишка-оборванец.
– Поезжайте, на мосту через канал остановите.
– Как скажете, - механик сложил зонт, забросил его в кабину и прыгнул за баранку.
Фургон тронулся очень плавно, и также плавно начал разгоняться по центральной улице от площади, а городовой в будке довольно улыбнулся, уселся на ящик и, завернувшись в плащ, накинул капюшон и закрыл глаза...
Спустя десять минут фургон господина Канна остановился на мосту через канал, из окна полетела коробка, она плюхнулась об воду и медленное течение Зиды понесло ее на юг.
– Поехали!
– перекрикивая ливень скомандовал Канн, уже в который раз утер пот со лба и откинулся на спинку сиденья.
Ливень прекратился неожиданно, и работники конторской улицы теперь могли добираться до дома не рискуя промокнуть до нитки и испортить свои дорогие костюмы и платья. В окнах представительства Северного горного треста тоже горел свет... Еще в полдень пришедший в контору Сарт, по указанию Кинта до смерти перепугал четырех нечастных в исподнем, которые будучи связанными ютились в кладовой. Сарт напугал их не только своим жетоном инспектора тайной жандармерии, но и виселицей, если их "продажные рожи", да так Сарт и назвал их... в общем, если не дадут показания и потом не будут держать язык за зубами и вообще, не забудут то, что здесь сегодня произошло... Написали, измарав уйму бумаги, и теперь дюжина листов с их писаниной легла на дно саквояжа Сарта. Жандармов отпустили восвояси, а потом Кинт отправил Дирра и Сарта в апартаменты, забрать лошадь и все вещи, хотя, кое-что Кинт наказал оставить там, так как апартаменты все равно оплачены на полгода вперед. Еще Кинт поручил Дирру и Сарту приобрести съестных припасов, так как переезд такой компанией на ферму быстро опустошит скромные запасы что сделал Гиро.