Еще один глоток
Шрифт:
– Для чего? – спросил Беллами.
– Чтобы помочь себе и ему, – ответила Фенелла. – Если бы у меня осталась хоть капля здравого смысла, я бы занималась своими делами и бросила его на произвол судьбы. Но у меня не осталось здравого смысла. Я люблю его самым дурацким образом и верю, что, если ему чуточку помочь, из него могло бы что-нибудь получиться. Наверное, просто у него никогда не было случая попытаться.
Беллами закурил новую сигарету.
– Все это свидетельствует лишь о том, что вы его любите. Ну, что ж… почему бы
– Не так уж много, – сказала она. – Только то, что он сам о себе рассказывал. И боюсь я не за себя. Боюсь того, что связано с этим убийством. Думаю, его положение очень опасно. Если эта хищница Берингтон будет свидетельствовать в суде против него, его можно считать повешенным.
Она обхватила голову руками и заплакала.
– Фенелла, я кое-что вам скажу. Может быть, это вам поможет, может быть, нет. Я знаю о Харкоте все, что нужно знать. Самое худшее, что я могу о нем сказать, это что он – шантажист весьма дурного пошиба. Вам нравятся шантажисты?
– Это зависит от того, почему они стали шантажистами. Никто шантажистом не рождается.
Беллами встал и взял шляпу.
– Вы – на плохом пути, Фенелла, – предупредил он. – Вы любите Харкота, несмотря на все, что он сделал и чем является. Впрочем… у каждого есть и свои положительные стороны. Если хотите, можете доставить его завтра около шести в "Малайский клуб" на встречу со мной – я дам ему сто фунтов. Проследите, чтобы он был трезв… А потом советую вам поехать куда-нибудь отдохнуть. Думаю, Лондон – не подходящее место для Харкота.
Она бросила на него быстрый взгляд.
– Почему вы должны давать ему сто фунтов? – спросила она. – И потом… Вы, думаете, ему дадут уехать? Его не арестуют?
Беллами улыбнулся ей вполне дружелюбно, без всякого раздражения. Она поймала себя на мысли, что он – роковой мужчина и обладает некими качествами, которые ставят его выше обычных жизненных тревог и забот. Он может вынашивать замыслы, использовать людей в целях их осуществления, делать людей несчастными, дергать их за веревочки, словно марионеток, и при этом всегда оставаться хладнокровным и невозмутимым, действовать спокойно, говорить ровным и таким волнующим, хрипловатым голосом. Интересно, какого типа женщина могла бы понравиться Нику Беллами? Если он вообще способен любить женщину…
Он был уже у дверей. Продолжая улыбаться, он сказал очень спокойно:
– Я собираюсь дать Марчу или вам, мне все равно, сто фунтов за то, что он сделал сегодня то, что я велел. Он выучил свою маленькую роль и даже если он был слишком пьян, чтобы произнести ее, уверен, он бы произнес, если бы только мог.
Беллами открыл дверь.
– Его не арестуют, – сказал он. – Это я вам обещаю, Фенелла. Спокойной ночи, дорогая…
И тихо закрыл за собой дверь.
II
На улице было очень холодно.
На дне корзины лежало две-три дюжины визитных и деловых карточек всевозможных форм, изготовленных на разной бумаге и исполненных разными шрифтами. Он достал их, аккуратно разгладил и начал перебирать, что-то разыскивая. Наконец, нашел то, что искал. На карточке было написано:
" Мистер Джон Пеллинг,
Частное сыскное агентство Фрейзера.
14 Джеймс-стрит, Западный округ,
Центр 26754".
Он пошел в спальню, скинув пальто и пиджак, открыл чемодан и стал вытаскивать вещи. Найдя те, которые ему были нужны, он переоделся: надел довольно поношенный синий костюм из сержа с длинными лацканами и черный галстук. Поверх этого – коричневое пальто. Из шкафа достал шляпу-котелок.
Он закурил, вынул из кармана скинутого пиджака записку с ключом, завернутым в нее, которую прежде взял из пиджака Марча, и поднес к свету.
"142 Джордан корт,
Сентджонский лес, Северо-запад, 8.
Добрый, глупый, старый Харкот,
ты оставил это здесь прошлой ночью. Ты так и голову потеряешь, если только тебе ее раньше не оторвут
Ф."
Значит вот как. Ему пытались внушить, что 142 Джордан корт – это "любовное гнездышко" и Харкот однажды забыл там свой ключ, а Фреда послала его ему с этим мягким упреком.
Здесь, подумал Беллами, в этой записке конец всей истории. Его последняя гримаса.
Он положил записку и ключ в карман, надел котелок, выключил свет и вышел. Пройдя прямо на площадь Беркли, он нашел гам единственное такси и велел водителю ехать в Сентджонский лес на Джордан корт. Пока машина медленно отъезжала от тротуара, он откинулся в углу заднего сиденья на спинку, расслабился и, бормоча что-то про себя, закурил.
Ночной портье на Джордан корт был коренастый человек с квадратным лицом, однорукий с тремя ленточками на лацкане форменного кителя, означавшими ранения. Он посмотрел на Беллами сквозь окошко своей будки, находившейся в главном вестибюле. Позади него на стене висели часы, которые показывали час ночи.
– Моя фамилия Пеллинг, – представился Беллами деловым тоном. – Я из частного сыскного агентства Фрейзера.
Он вручил портье визитную карточку, тот прочел ее и приветливо улыбнулся Беллами.