Еще один шпион
Шрифт:
– Только Киркоров не танцует в «Бархате» голым! – выкрикнул Евсеев.
Марина подняла указательный палец и очень серьезно покивала головой: все верно, сэр, точно подмечено, не танцует ведь... И вдруг громко расхохоталась. Юрий Петрович смотрел на нее, он даже не улыбнулся.
– Извини, Юр... – всхлипнула она. – Я просто представила, как он...
Она изобразила что-то такое руками, будто взбирается по шесту. И зашлась в новом приступе смеха.
Евсеев посмотрел на часы, одним глотком допил свой кофе и встал.
– Я тоже просто
– Шлюха, ты хотел сказать? – по инерции шутливо подсказала Марина.
Юрий Петрович промолчал. Шутить ему не хотелось. В наступившей тишине проступили звуки улицы, бормотанье телевизора за стеной, ритмичное щелканье стенных часов в гостиной.
– Я не шлюха, Юра, – сказала Марина. Она больше не улыбалась.
– А я и не говорил.
– Конечно. Ведь ты воспитанный человек. А твоя лексика – безупречна.
Юрий Петрович вышел из кухни. Внутри у него жгло, он даже не знал отчего – то ли от раздражения, то ли от вчерашних подгоревших палочек. Перерыл шкаф в поисках свежей сорочки, в конце концов надел вчерашнюю. Костюм. Телефон. Ключи. Деньги. Через минуту он обувался в прихожей.
Марина сидела на прежнем месте, сложив руки на груди.
– Ладно, предположим, – сказала она. – Некая майорша танцует в стриптиз-баре. И кого, скажи, это касается, кроме нее самой и мужа-майора? Кто об этом знает?
– Я знаю. И этого достаточно, – сказал Евсеев. – Да и наша служба собственной безопасности узнает. Когда-нибудь. Обязательно узнает, поверь мне.
– И что я делаю недозволенного для госбезопасности? Общаюсь с иностранцами? Нарушаю режим секретности откровенными трусиками? Или сто долларов за резинку это незаконная валютная операция?
– Замолчи! – сорвался на крик Евсеев.
– Ой, ой. Извини. Какая-то шлюха позволила себе глумиться над ФСБ...
Юрий Петрович подошел к ней и грохнул кулаком по столу. Звякнула посуда, сахарница подпрыгнула и опрокинулась, просыпав на стол белый холмик.
Марина негромко сказала: «Н-да». Поставила сахарницу на место.
– Мне нужны хорошие заработки, – сказала она спокойно. – Ни в одном хореографическом кружке таких не бывает. Вот я и зарабатываю. Что здесь плохого? У нас в стране любой труд почетен! А если я пойду преподавать в Академию, то буду получать копейки...
– Тебя и не зовут в Академию, – внезапно сказал Юрий Петрович. – Ведь так?
– Так, – охотно согласилась жена. – И не зовут.
Она встала, обошла Юрия Петровича, надела фартук, включила воду в мойке. Собрала тарелки со стола, с грохотом сгрузила их в мойку.
– Я хочу открыть свой танцевальный класс, Юра. Или даже школу. Где все будет по высшему разряду. Это моя мечта и моя цель в жизни. А пока государство не может платить моему мужу – кстати, тоже, как и я, пропадающему ночами на своей важной государственной работе, – платить столько, сколько мне необходимо, я буду зарабатывать сама. Как знаю и как умею.
– Раньше ты говорила, что готова просто варить борщи и ждать меня с работы, – сказал Евсеев. – А стриптиз будешь танцевать под сенью семейной люстры...
– А тебе это интересно? В самом деле? – она обернулась.
Руки в пене, прядь волос упала на глаза.
– Стриптиз и все такое?.. Что ж ты не трахнул меня прошлой ночью под этой своей семейной люстрой? Музыки не было, правда, но пижаму-то я сняла, все как полагается. Я ведь слышала, как ты ложишься, думала, хоть обнимет... Или с люстрой что-то не так?
Еще минуту назад Юрий Петрович готов был продолжать молотить кулаком по столу, что-то доказывать, сыпать обидными, но справедливыми словами – именно что справедливыми! Продолжать банальную семейную ссору, одним словом. Но сейчас все ушло. Ничего не хотелось. И даже стыдно стало за свою вспышку.
– Это с нами что-то не так, – сказал он. – С нами обоими.
– По данным нашего анализа, Коптоева в Москве нет. И быть не может. Тем более с целой командой боевиков...
Замнач по оперработе Плешаков тщательно разгладил лежащий перед ним лист бумаги.
– Абсолютно исключено! – добавил начальник секретариата Огольцов.
Это он проводил анализ и готовил справку. А сейчас стоял за спиной Плешакова, возмущенно тряс зобом и мял вытянутыми по швам руками края пиджака.
На совещании присутствовали начальник Управления по Москве генерал Толочко, который был первым замом во времена Ефимова, и советник по вопросам безопасности из аппарата президента Милютин. Это свидетельствовало о той важности, которая придается рассматриваемым вопросам. Информация, что под носом у столичной Конторы и милиции в столицу проник одиозный чеченский бандит с группой террористов, дошла до высоких кабинетов и взбудоражила государственные умы. Представить только – словно не было ни «Норд-Оста», ни недавних взрывов в метро, ни профилактических операций, ни оперативных заслонов... Неужели опять пропустили?! Да, это пока что лишь непроверенные, объективно не подтвержденные слухи. Но если они подтвердятся, что тогда?
– Вы уверены, товарищ Огольцов? – спросил Топочко.
– Абсолютно! – тот потряс головой. – Этим утром мы получили подтверждение из Шатойского районного управления: Коптоев вместе со всем своим отрядом, а это около 600 боевиков, блокирован в ущелье севернее поселка Вольное и никуда деться оттуда не мог. Вотвот начнется операция по его ликвидации, в течение будущей недели они готовы выслать нам спецпочтой голову Коптоева – как подтверждение своей информации...
– Голову – это как-то слишком, я бы сказал, – пробасил генерал Толочко. – Слишком «по-Коптоевски» это как-то... С кем из Шатойского управления вы связывались?