Еще одна сказка барда Бидля
Шрифт:
К счастью, я не агрессивен, так что просто киваю. Мне вот только не нравится, что эта жизнь продолжается и для меня. Показательно сражаюсь с сосиской, чтоб Герми видела, что я занят едой, и больше не лезла.
– Давай уже, Гарри, поднимайся, - Рон на ходу допивает сок, - у нас сейчас первый сеанс общения с адским духом. Не думаю, что он благословит нас, если мы опоздаем.
– В гробу я видал его благословение, - с чувством говорю я, но из-за стола встаю.
Мы входим в тот самый класс, где в прошлом году безраздельно царила Амбридж, а до этого радовал своими эскападами Лже-Грюм. С этим местом для меня связано только одно светлое воспоминание - конечно, о дяде Ремусе, который учил нас на третьем курсе. И каждый как-то преображал кабинет Защиты под себя - вот Локонс натащил сюда кучу собственных
– Садитесь, - тихо произносит Снейп, когда мы, как по команде, которую нам никто не отдавал, одновременно вскакиваем из-за своих парт, чтобы поприветствовать его.
У него довольно низкий голос, интонаций которого я не различаю. Ненавижу, когда люди говорят тихо в большой аудитории. Нет, конечно, есть просто мямли, но сейчас у нас не тот случай. Он говорит тихо, потому что убежден, что мы станем слушать его, не шелохнувшись. И он совершенно прав, потому что в нем все подавляет. То, как он позволяет себе просто молчать пару минут, разглядывая нас. То, как складывает руки на груди. То, что по его мимике невозможно понять, раздражен ли он или доволен.
Он не утруждает себя приветствиями из серии «дорогие детки, вот и начался новый учебный год» или критикой деятельности своих предшественников, которые в силу своей безответственности и некомпетентности ничему нас не научили. Он просто сразу переходит к делу, при этом совершенно очевидно, что ему наплевать, слушаем ли мы, записываем ли… Думаю, если бы мы надумали просто встать и потихоньку выйти, его бы это не очень взволновало. Но мы слушаем. И записываем. Потому что впервые за годы обучения в Хоге мы боимся, причем боимся все, даже слизеринцы. Даже Малфой уткнул нос в тетрадь, боясь упустить хоть слово, сказанное негромким шелестящим голосом, даже Гойл и Кребб обнаружили, что, оказывается, тоже умеют писать.
Когда Снейп оглядывает нас, такое впечатление, что он видит что-то неприятное, нет, просто-таки крайне отталкивающее. Вот его взгляд останавливается на моей лохматой башке - я даже и не сомневаюсь, что он замечает и выражение боязливого внимания на моем лице, и растрепанные волосы, и съехавшие на бок очки. Я взвешен, исчислен и найден слишком легким? О да, адский дух недоуменно отворачивается. И продолжает объяснять нам Щитовые чары, а также напоминает нам несколько несложных заклятий, которые нам сейчас предстоит отражать с их помощью. А так как он не очень доверяет нашим способностям, о чем он не забывает упомянуть, но не сомневается, что некоторые по глупости в состоянии покалечить себя и еще полкласса в придачу, он взмахом палочки пишет на доске заклинание, налагающее ограничение на мощь наших атакующих заклятий - именно с него нам и следует начинать.
А затем мы разбиваемся на пары и шоу начинается. Собственно говоря, для меня оно и заканчивается практически там же, где начинается… В пару со мной встает Лаванда Браун - милейшее существо, если бы не была глупа непроходимо. Трясет кудряшками, кокетливо мне улыбается. Я галантно предлагаю ей начинать первой, как даме. Машинально закрываюсь щитом, меня этому еще отец научил так, что Снейпу и не снилось, а потом так же на автопилоте бросаю в нее не особо сильное атакующее заклятие, вижу, как она пытается закрыться, а потом сразу же, как неживая, отлетает к стене и сползает по ней, по-прежнему не подавая признаков жизни. Черт, я забыл о смягчающем заклятии! Покалечил девушку! Я идиот!
Все замирают, немая сцена, смотрят на меня во все глаза. Полное молчание. Стою, как дурак, с опущенной палочкой, вижу, как Снейп подходит к Лаванде, его фигура полностью заслоняет ее от нас, и тут же слышу ее голос! Она пришла в себя! Я никого не убил!
– Мистер Поттер, - его голос льется мне в уши и просто убивает, вымораживает, - потрудитесь проводить мисс Браун в Больничное крыло. И не забудьте вернуться.
Многозначительная пауза. Я вернусь как раз к концу урока, когда он отпустит всех и у него появится возможность разобраться со мной. Пока мы тащимся с Лавандой в Больничное крыло, я успеваю раз сто извиниться, она изображает очень-очень больную особу, что ей, видимо, кажется романтичным, уверяет меня, что вовсе на меня не сердится, говорит о том, как она меня понимает, как мне, должно быть, тяжело сейчас. Ну и все такое прочее. Я терплю, молчу, поддакиваю - чуть не убил девушку, герой, так слушай теперь всю белиберду, которую она желает тебе сообщить. Мадам Помфри, увидев меня, с виноватым видом прижимающего в себе буквально висящую на мне Лаванду, лишь качает головой. Я сразу признаюсь в содеянном, мою жертву немедленно укладывают в кровать, а мне почему-то предлагают успокоительное. Видимо, мадам Помфри тоже очень меня жалеет, она же тоже понимает… Как меня достало, что все они все так хорошо понимают! Ну, посадите меня в Мунго, в палату для буйнопомешанных! Когда я буду хорошо себя вести, мне даже можно будет разрешить помогать Локонсу отвечать на письма поклонников! Я отказываюсь, так как уверен, что, во-первых, никакое успокоительное мне не поможет, а во-вторых, мне немедленно захочется спать, а мне еще предстоит разборка со Снейпом. Так что спать как-то не выходит.
Пока я возвращаюсь в класс, я успеваю перебрать в уме кучу вариантов того, что он мне скажет или сделает. Ничего страшного в голову не приходит, но я все равно очень боюсь. Боюсь его, его голоса, его гнева. Вряд ли он меня ударит, конечно, но вот что он скажет…
Когда я добредаю до класса, урок уже закончился, и я вижу моих однокурсников, молча выходящих в коридор. Вот что надо с людьми сделать, чтоб шестнадцатилетние парни и девчонки без звука выходили из класса, не обмениваясь шутками, впечатлениями, планами на вечер? Просто молча, как на похоронах… Рон бросается было ко мне, но я только отрицательно трясу головой - «не сейчас». Вы оттуда, а вот я-то туда! Вдыхаю поглубже, не боюсь, не боюсь, не боюсь…
– Можно войти, профессор Снейп?
– я застываю в дверях.
Он стоит у окна, руки скрещены на груди, смотрит на меня, как на ничтожество.
– Я, я.. я извиняюсь, - продолжаю лепетать я, - это вышло случайно.
Я никогда ни перед кем так униженно не оправдывался. Я знаю, что я виноват, а он просто молчит, слушает мой бессвязный лепет. Только изгибает бровь. Вообще брови на его лице живут какой-то своей жизнью - я никогда не видел, чтоб человек мог изогнуть одну бровь так, что при этом другая остается неподвижной. Я даже задумываюсь над этим, глядя на него, после того, что случилось летом, у меня появилась способность выпадать из реальности.
– Мистер Поттер, - наконец, произносит он, - видимо, Вы, окруженные всеобщей жалостью и вниманием, не даете себе труда думать о последствиях Ваших поступков. Пренебрегаете требованиями, которые для всех остальных являются обязательными, потому что знаете в глубине души, что Вас пожалеют, и Вам все сойдет с рук?
– он чуть склоняет голову на бок, видимо, ожидая моего ответа.
Но я молчу. Что я могу ответить? Да, окружен. И жалостью, и вниманием. В конце-концов, весь август во всех газетах только и писали о трагической гибели аврора Поттера, его жены и ближайшего друга. Разве это так ужасно, что меня жалеют? Мне шестнадцать, в свой день рождения я потерял родителей и Сириуса. Это что, так сложно понять?
– Я, я не…, - способность к связной речи покидает меня окончательно под его холодным взглядом.
– Что я не?
– издевательски переспрашивает он.
– Я не хотел, не думал, не знал? Вы не думали о том, мистер Поттер, - продолжает он, отходя от окна и подходя ближе ко мне (холод, отчужденность, почти парализующий страх…) - что не только Вы, великий герой, потеряли этим летом своих близких?
Не только я? Вот ведь черт! Я понял, кого он имеет в виду. О рейдах авроров против Упивающихся газеты тоже писали, так что я сейчас припоминаю, что у Панси Паркинсон вроде как погиб брат, а еще у кого-то со Слизерина то ли отец, то ли мать. Но ведь…