Ешь правильно, беги быстро. Правила жизни сверхмарафонца
Шрифт:
Кроме того что у спецназовцев во время экспериментальных «допросов» уровень NPY был выше, через 24 часа уровень аминокислот у них приходил в норму, тогда как у обычных солдат наблюдалось его снижение.
Другое исследование, Surviving the Extremes («Переживая крайности»), касалось различия между просто сильными и особенно сильными людьми. Доктор Кеннет Кэмлер обратился к факторам, обуславливающим различие между победителями и проигравшими в самых экстремальных состязаниях на планете. Он исследовал случаи, произошедшие с Мауро Проспери, участником Sultan Marathon des Sables, который в 1994 году потерялся во время песчаной бури и девять дней блуждал по Сахаре, или с мексиканским исследователем Пабло Валенсией, блуждавшим восемь дней по пустыне Мохаве в 1905 году. Когда Проспери и Валенсия наконец нашлись, потеря массы тела у них составляла почти 25 процентов, что обычно считается смертельным.
Кэмлер пришел к выводу, что было четыре дополнительных фактора, повлиявших на почти сверхчеловеческую способность к выживанию у этих людей:
Я был не настолько зол на бегуна-бандита. И даже не был уверен, был ли сверх меры накачан высокими дозами NPY или DHEA. Но если уж я столько пробежал и был первым, то собирался им и оставаться.
Последние 30 миль проходили по узкой двухполосной дороге, ведущей прямиком в Спарту. Сначала она идет в гору, а затем спускается к городу. Пока я бежал в горку, за мной шла полицейская машина, а впереди была абсолютная чернота. Иногда я слышал рычание и лай собак, ощущал выхлоп газа от машины, проезжавшей мимо. Я никогда не чувствовал себя настолько уставшим. Пока полз в гору, казалось, что я отключаюсь. Я бил себя по лицу, чтобы остаться в сознании. Потом увидел посередине шоссе фотографа, он снимал меня. Мне стало страшно: мимо все чаще проезжали грузовики, и его могли попросту сбить. Я махнул рукой, чтобы он ушел с дороги, но он продолжал свою работу. Я заметил у него на груди два фотоаппарата с длиннофокусными объективами, он без остановки продолжал щелкать, я даже заметил его лысину. Чем ближе я к нему подбегал, тем активнее он фотографировал. Я добежал до него, и он… исчез. Я не сразу понял, что никакого фотографа на самом деле не было.
Я пересек финишную черту через 23 часа 12 минут после старта. Мэр города в окружении молодых женщин подошел ко мне, надел на голову венок, кто-то накинул мне на плечи американский флаг. Мое время было на 20 минут больше показанного в прошлый раз, но все равно никто, кроме меня и великого Куроса, не пробегал «Спартатлон» быстрее. И никто из североамериканцев, кроме меня, его не выигрывал.
Я провел немного времени в медицинской палатке, поспал, встретил других участников забега, еще поспал. Потом я долго размышлял об этом забеге и о вещах, о которых размышляют многие сверхмарафонцы. Одна из них – как продолжать движение, когда, кажется, двигаться ты уже не можешь. Йельское исследование утверждает, что спецназовцы отличаются от обычных солдат, но не объясняет, как они стали другими. Получили они свои силы и волю через гены благодаря удачному стечению обстоятельств или же выработали их в течение тренировок? Можно ли вырастить элитного спортсмена или им нужно родиться? И главное: где находится предел моих собственных возможностей? Можно ли это узнать, не пытаясь его преодолеть? Вопросом этим я задавался каждый раз, когда бежал сверхмарафон. Им задается каждый сверхмарафонец, да и вообще любой человек, который смог выйти из своей зоны комфорта, и ответ на вопрос каждый находит сам. Это вопрос, ответ на который я почти нашел во время второго прохождения сложнейшего сверхмарафона «Спартатлон». И я собирался продолжить этот поиск.
Почти каждому бегуну, участвующему в соревнованиях, знаком момент, когда хочется сдаться. Со мной такое тоже случалось. И, самое смешное, весь арсенал, который помогает мне быть элитным спортсменом: умение концентрировать внимание, прикладывать усилия, знание новейших технологий, – не помогает преодолеть момент слабости.
Я считаю, что лучший способ вернуть себе беговой боевой дух – забыть о технике, результатах и просто побегать свободно. И забыть, что бег – это преодоление, наказание. (И уж точно забудьте о тренерах команд, которые приказывали игрокам пробежаться по кругу в качестве наказания.) Пробегитесь, чувствуя себя ребенком, – просто ради радости бега. Забудьте о времени. Можете пробежаться даже в джинсах. Побегайте с собакой (заметьте, разве собака на бегу волнуется о своих результатах?). Побегайте с кем-нибудь, кто намного старше или моложе вас. И я уверен, мир покажется вам несколько иным. Знаю это потому, что так было со мной.
Попробуйте пробежаться по тропинке, по которой вы раньше не бегали. Поставьте перед собой цель, выберите маршрут, который будет вас мотивировать выбраться из дома в непогожий день. Продолжайте это делать регулярно, и вы вспомните, почему вообще начали бегать – потому что это весело.
Это удивительно простое блюдо, сочетающее в себе и греческие оливки, и мексиканские лепешки тортильяс, и средиземноморский хумус. Его удобно упаковывать и брать с собой, например на пробежки по лесным тропам. Впервые я узнал о хумусе из кулинарных книг, когда стал интересоваться кухней народов мира, и со временем стал брать такие лепешки с собой на длительные пробежки в Каскадных горах. Благодаря кунжутному маслу пастообразная начинка становится более мягкой, а специально подобранная комбинация продуктов, присущих разным кухням мира, плотность лепешки тортильяс и соленый вкус оливок помогают получить особенное многослойное, гармонично сбалансированное блюдо. Если вы хотите взять с собой это блюдо на длительную пробежку, то, возможно, в него не стоит добавлять чеснок.
Ингредиенты:
2 чашки вареного нута (турецкого гороха)
3 ст. л. кунжутной пасты тахини
2 ст. л. тамари, 2 ст. л. пасты мисо или 2 ч. л. соли
1/4 чашки свежевыжатого лимонного сока
1/2 дольки чеснока, нашинковать (по вкусу)
1 ч. л. молотого тмина
черный молотый перец
1/8 ч. л. молотого сушеного кайенского перца (по вкусу)
8 лепешек тортильяс
оливки каламата – мелко нашинковать
В кухонном комбайне смешайте до получения однородной массы нут, тахини, тамари, сок лимона, чеснок, тмин. Добавьте немного воды, если масса слишком густая и плохо перемалывается. По вкусу – черный молотый или кайенский перец.
Нанесите тонким слоем хумус, тонкой линией посередине лепешки насыпьте нашинкованные оливки. Сверните лепешку в плотный рулончик и разрежьте на 2–3 части, в зависимости от размера лепешки.
Теперь кусочки лепешек можно упаковать в пластиковые пакеты и оставить в холодильнике на ночь, подготовив их таким образом к пробежке на утро.
Если вы хотите приготовить блюдо на обед, положите в лепешки вместе с оливками и хумусом листья салата, сладкий перец, помидоры и только потом разрежьте лепешку на кусочки. Хумус можно хранить в холодильнике 5–6 дней, а в морозильнике – несколько месяцев.
Получается 8–10 порций.
19. В растерянности
Дулут, 2008–2010
Во всем есть разлом.
Только так свет может попасть внутрь.
Я рассказал маме о своей первой победе в Western States, о том, как я прокричал «Миннесота!», когда пересек финишную прямую. Я описал, как мог, дождь на горе Сай и палящий жар в Долине Смерти. Мама уже три дня не открывала глаз.
Я прилетел в Дулут сразу, как только медсестра из дома престарелых Сhris Jensen Nursing Home позвонила мне и сказала, что мамины дни сочтены. Когда я приехал, мама пыталась что-то сказать мне, но болезнь уже охватила и ее голосовые связки, и я смог услышать только неразборчивый шепот. Когда она смотрела на меня, я видел в ее глазах любовь, но также видел и боль, и страх. В первый день я просто сидел рядом с ней, держал ее руку в своих руках и говорил ей, что люблю ее. А на следующий день она закрыла глаза.
Я сказал ей, что пришли брат, сестра и наша тетя, ее сестра, что мы ее очень любим. Я смочил ей лоб холодным полотенцем, чтобы облегчить ее жар, протер губы специальной губкой, поправил кислородные трубки, идущие к ее носу. Ей было пятьдесят восемь. Я гладил ее волосы, заплел их в косу.
Она всегда учила нас быть благодарными за то, что у нас есть, за саму жизнь. И всегда источала радость жизни. Но я знал, что сейчас она была бы рада освобождению от боли.
Я размышлял, и не впервые, конечно: была бы она более счастлива, если бы я продолжал жить где-то неподалеку, если бы я ухаживал за ней. Я пытался понять, как жить без нее. Она меня всегда так поддерживала, помогала мне верить в себя. Это она научила меня, что такое настоящая сила воли и что такое смирение. Но я также отдал бы все на свете, чтобы освободить ее от агонии.
Я приезжал к ней дважды в год. Ходил с ней в кино, ей особенно нравились фильмы с Джулией Робертс, а потом мы шли в ресторан Red Lobster, я сминал вилкой в кашицу ее любимое блюдо, суп с креветками, так, чтобы она не поперхнулась. Каждый раз, когда мне нужно было уезжать, она ругала меня за то, что я беспокоился, как она тут будет, говорила, чтобы я уезжал спокойно и что у нее все будет хорошо, что ей нравится кино с Джулией Робертс, и пока у нее есть пульт от телевизора, она точно в порядке.
Когда я уже уходил, она прощалась со мной, говорила, что любит меня. Но ее последние слова были каждый раз одними и те же. «Я сильная, – говорила она. – Не волнуйся, у меня все будет в порядке».
Но в последние лет пять она уже не могла нажимать на кнопки пульта от телевизора. Она питалась кашами, ее голос становился все тише. Мне было так стыдно за то, что когда-то я раздраженно смотрел на то, как она медленно, с трудом шла по дорожке у католической церкви Святой Розы, а отец ее поддерживал. Я вспоминал, как 25 лет назад она, еще яркая, прекрасная молодая женщина, уже начала ронять предметы. Она болтала с подругой, только что вернувшейся из Франции, в восхищении откинув голову назад, как бы ожидая омовения в исцеляющих водах Лурда.
Ее вера всегда была непоколебимой. Как же Бог мог позволить такому случиться?
«Иногда надо – значит надо». Но на этот раз я не понимал, что нужно делать. Я не понимал этого уже последние два года.
У нас и с Леа не все ладилось. Она говорила, что мы поженились слишком рано. Что ей со мной скучно и неинтересно. Она сказала, что она начала обращать внимание на других мужчин. Я пообещал, что сообща мы сможем все исправить, если будем работать над этим. Потому что когда в жизни наступает сложный момент, это то, что нужно делать. Ты продолжаешь работать над сложностями и двигаешься вперед. Особенно если ты женат или замужем. Это как раз тот случай, когда нельзя сдаваться. А она сказала, что любит другого и хочет развестись. Мы расстались в феврале 2008-го.