Эшелон
Шрифт:
Ко мне подошёл одетый в ливрею мальчик и, насколько я его понял, спросил:
– А что мсье будет пить?
Мсье ответил в том смысле, что пить он ничего не собирается. Тут до меня дошла простая механика, приводящая в действие это заведение: 2,5 франка – это цена входного билета, а дальше тут надо пить спиртное с огромной наценкой. Между тем потная блондинка приступила к кульминационной части своих разоблачений. И тут передо мной вырос волосатый здоровенный громила, который очень серьёзно спросил:
– А всё-таки, что мсье будет пить?
Дело оборачивалось скверно. Я пролепетал:
– Пиво!
– Пива нет, – прозвучал так хорошо знакомый москвичам ответ.
– Тогда я ничего не буду пить – здоровье не позволяет!
– В таком случае пусть мсье соблаговолит покинуть помещение!
Я поднял глаза на сцену – и как раз вовремя! После этого я с достоинством,
Когда я вышел на сияющий огнями бульвар, меня буквально распирало – так я торжествовал и злорадствовал! Ещё бы: негодяй лотошник обокрал меня на 2,5 франка, а я только что гениально и просто обставил владельца этого бардака минимум на десятку! Долго ещё у меня сохранялось лёгкое, хорошее настроение, и шёл я, почти не касаясь тротуара. Все оставшиеся дни я покупал свою порцию сосисок только у моей милой старушки.
Я хочу поделиться воспоминаниями о своих немногочисленных контактах с деятелями «важнейшего из всех искусств». По роду своей работы мне, в частности, приходилось давать консультации режиссёрам как научно-популярных, так и «настоящих» фильмов, а также писать рецензии на некоторые сценарии.
Первое воспоминание о моей деятельности в этой области относится ещё к 1946 году, когда я только начинал свою астрономическую карьеру и был молодым кандидатом наук. Уж не помню, как это получилось, но я консультировал одну довольно странную кинодаму по фамилии Нечволодова. Она написала сценарий науч. – поп. фильма о солнечной активности, который мне надлежало выправить и привести хоть в какое-то соответствие с наукой. Сценарий был ужасен, и я с ним изрядно помучился, главным образом по причине упорного сопротивления кинодамы. Я почему-то запомнил, что она никак не хотела называть протуберанцы своим именем.
– Они же протубуронсы! – упрямо твердила она, доводя неопытного консультанта до отчаяния.
Не знаю, дошла ли эта короткометражка до экрана.
Лет через 15 после этого я, уже полумаститый деятель, консультируя какую-то дипломную стряпню выпускницы ВГИКа, вёл себя как большой босс: потребовал у дипломницы, чтобы она организовала для моих сотрудников просмотр чаплиновской «Золотой лихорадки». По-видимому, девице организовать такой просмотр было далеко не просто: когда мы, затаив дыхание, смотрели, как голодному верзиле-старателю бедняжка Чарли мерещился гигантским цыплёнком, за дверью отчётливо послышались возмущённые голоса, требующие очистить помещение для некоторой кинонадобности. Как там выкручивалась наша бедняжка дипломница, я не знаю. Не знал я также, что был свидетелем чрезвычайно редкого явления в мире кино: верности данному слову и чувства ответственности. У неизмеримо более маститых кинодеятелей я неоднократно наблюдал полное отсутствие этих драгоценных качеств…
Наиболее сильное киновпечатление у меня связано со вторым Московским кинофестивалем, который проходил, если память мне не изменяет, летом 1963 года. Вся Москва была охвачена кинолихорадкой. Люди смотрели по 2-3 фильма в день. Достать – правдами и неправдами – билет на какой-нибудь остродефицитный фильм считалось делом чести. Какими только путями не добывались эти билеты! Особенно трудно было попасть на «Красную пустыню» Антониони, шедшую вне конкурса по закрытым кинозалам. Не помню уже, как я добыл билет на этот фильм в Дом дружбы, где до этого я никогда не был. Моя гордость по сему поводу не поддавалась описанию. Я специально утром пришёл в родной институт похвастаться этим билетом. Были у меня ещё два билета на какие-то малодефицитные фильмы, которые начинались довольно рано. Между тем начало показа «Пустыни» было в 16 часов, почти через три часа после окончания программы в ЦДЛ.
Торопясь в ЦДЛ и спускаясь по деревянной институтской лестнице, я столкнулся со своим аспирантом Гаврилой Хромовым, здоровым малым с тогда ещё не модной бородой и в шортах. Я его не видел почти месяц – он совершал свой первый вояж по Европе в качестве автотуриста (впрочем, водитель он был далеко не классный). Он приехал в Москву только вчера, прямёхонько из Финляндии. Галантно улыбнувшись, Гаврила попросил у меня 20 копеек взамен презента, который тут же протянул мне. Это была самая настоящая, отличного качества финка в кожаных ножнах! Тронутый такой щедростью, я сунул финку в боковой карман пиджака и пригласил Гаврилу в ЦДЛ – у меня был лишний билет.
Помню, администрация Дома литераторов не хотела пускать бесштанного Гаврилу на просмотр. Но всё же эту
Потянулись долгие минуты ожидания. Попытка проникнуть в буфет успеха не имела. Тем временем зал, в котором я сидел в ожидании начала сеанса, стал быстро заполняться. Я невольно обратил внимание на специфический состав публики: очень много генералов и адмиралов, шикарно одетых женщин и явно выраженных «искусствоведов в штатском».
Вдруг вся эта фешенебельная толпа заволновалась, и сквозь частокол фигур я не столько увидел, сколько угадал некую персону. Быстро сообразив, что этот знатный гость в экзотических белых одеждах – какой-нибудь арабский король, шейх или по меньшей мере министр, я по старой московской привычке стал энергично работать локтями, проталкиваясь сквозь толпу, дабы поближе разглядеть этого, безусловно весьма прогрессивного, далёкого гостя. Ведь делать мне было абсолютно нечего! Я весьма преуспел в своём продвижении – сказался богатый опыт, приобретённый в московском городском транспорте, – и довольно скоро достиг первого ряда в очень узком живом коридоре, образовавшемся вокруг важно шествующего обладателя бурнуса. И в этот момент я почувствовал, что в давке какой-то предмет выпал из бокового кармана моего пиджака и, подчиняясь закону всемирного тяготения, скользнул по рубашке вниз. Это была финка, Гаврилин подарок, о которой я совершенно забыл! В последний момент у нижней кромки пиджака я зажал обнажённое лезвие холодного оружия и, скрючившись, задом выдавился из толпы. И только тут ко мне пришёл страх. Я вдруг ясно вообразил, как бы всё это выглядело в глазах «искусствоведов», да и просто непосредственно следовавшей за важным гостем охраны в тот момент, когда они увидели бы в моих окровавленных пальцах финский нож в полуметре от высокой персоны. Или – если бы этот проклятый нож упал бы у ног араба из-под моего пиджака. Полагаю, что в лучшем случае я был бы задержан за «явную попытку инспирированного международным сионизмом террористического акта». А в худшем… В ожидании начала сеанса я пытался успокоить себя изречением из Талмуда: «Если ты думаешь о ничтожестве причин, приводящих к твоей гибели, подумай, что причины, приведшие к твоему рождению, не менее ничтожны…». Утешение было слабое. Содержания фильма «Красная пустыня» я, естественно, почти не помню.
Прошло ещё лет десять, и судьба свела меня с киноявлением уже другого порядка. Как-то раз мне позвонил мой хороший знакомый, литературный критик Лазарь Лазарев, и в характерной для него, старого фронтовика, шутливо-спокойной манере сказал:
– Слушай, пайщик (уважительно-вежливая форма обращения у части наших прогрессивных литераторов), надо выручать хорошего человека – Андрея Тарковского. Он написал сценарий и хочет ставить картину по лемовскому «Солярису» – это ведь по твоей, астрально-звёздной части. Негодяи на Мосфильме пытаются его забодать. Возвысь свой голос и быстренько напиши положительную рецензию, что, мол, насчёт звёзд и прочего в этом роде там полный порядок!
Я нежно люблю умницу и настоящего человека Лазаря. Я также в восторге от творчества Тарковского. И поэтому сразу же согласился, несмотря на одну – впрочем, пустяковую – деталь: эту вещь замечательного польского писателя я, увы, не читал. Сказано – сделано: через день после получения сценария я написал на него существенно положительную рецензию. По-видимому, она в ряду прочих средств поддержки помогла режиссёру отстоять свою работу.
Через некоторое время опять звонит мой приятель:
– Слушай, Андрей уже отснял фильм, но его опять хотят забодать эти гады. Организуй, пожалуйста, своих астрономических пайщиков и приведи их на Мосфильм послезавтра в 12, там будет обсуждение фильма. Подбери солидных людей – надо произвести впечатление. Пропуска будут заказаны.