Эскорт для чудовища
Шрифт:
— Тут никого нет? — спрашиваю я, чувствуя тревогу при виде темных окон дома. На улице из-за грозы темно, но свет ни в одном окне не горит…
— Тут редко кто бывает. Постоянно только охрана и управляющий. Раз в неделю проводят уборку в доме и приводят в порядок участок. Нет необходимости держать просто так штат прислуги.
Чудесно. Остаться в одном доме с человеком, убившем мою сестру — то, о чем я всю жизнь мечтала.
— Александра, — дверь машины открывается, и я вижу фигуру телохранителя, который стоит с зонтиком наготове, — прошу.
Я закутываюсь в холодный дождевик
Пахнет свежо. Совсем чуть-чуть пылью и моющими средствами для паркета. Я бывала в богатых домах, и могу сказать, что этот дом отличался от других. В нем было что-то уютное и будто бы старое, хотя, судя по отделке, он был построен относительно недавно. Скорее всего, в этом веке.
Жаль, что этот дом принадлежит таким людям, как Смоленские.
— Гардеробная тут, — за спиной со стуком закрывается дверь и мимо меня проходит Кирилл, едва мазнув плечом. Несмотря на то, что он вымок, как и я — он горячий, как печка. Он небрежно стучит пальцами по двери, показывая, где я могу раздеться, и разворачивается, скользнув по мне взглядом ярких серыми глазами, — закинешь плащ туда. Пройдешь чуть дальше по коридору и поднимешься вверх по лестнице — там комнаты. В каждой есть своя ванная с санузлом. Выбери любую. Тебе принесут туда вещи. Можешь пока одеться в халат и тапочки — везде есть чистые новые комплекты.
— Хорошо, — произношу я. Судя по его твердым интонациям, он привык отдавать приказы, — сколько у меня есть времени?
— На все — около часа.
Я задумчиво смотрю вдаль. Успею ли я уложить волосы, высушить голову и накраситься? Мне придется сильно постараться. Я, все же, киваю, потому что Смоленского вряд ли колышет, сколько мне там времени нужно в идеале на то, чтобы навести марафет.
— Отлично, что ты все поняла, — констатирует он, — учти, что я ненавижу, когда меня отвлекают. Поэтому, если что-то тебе нужно — стучи, прежде чем войти. Обойдемся без внезапных сюрпризов с демонстрацией твоих несомненно красивых комплектов белья. Если я захочу что-то большее, чем просто деловое общение между нами, Саша, я предложу это тебе сам. Надеюсь, мы и здесь поняли друг друга.
Он отворачивается, закончив наш разговор, и направляется вглубь дома, одним движением снимая с себя мокрую футболку.
Я в шоке смотрю ему вслед, отмечая, как на красивых, практически идеальных мышцах спины, на смуглой коже выделяются длинные белые шрамы, словно Смоленского когда-то отхлестали плетью.
Моя бровь недоуменно изгибается. Надеюсь, он мужик без сюрпризов в виде склонности к мазохизму. Мне уже достаточно того, что я о нем знаю.
В комнате я сразу же запираюсь — на всякий случай, чтобы Смоленский не зашел ко мне со своими не-деловыми предложениями… кидаю сумочку на бежево-золотое кресло, разуваюсь и осторожно подхожу к большому окну, отодвинув край шторы. В принципе, если уж мне окончательно не повезет, и я задержусь у Смоленского надолго — то прыгать отсюда невысоко. Приземлюсь прямо в кусты роз. Если промахнусь — то на бордюр.
Пальцы задевают что-то
Такая милая небрежность… и кто же тут жил до меня? Надеюсь, что Смоленский не настолько низко пал, поселив меня в комнату его невесты Дарины. Вряд ли взрослая женщина, вроде матери Смоленского стала бы носить черный «крабик» с бабочками, чьи крылышки усыпаны крохотными драгоценными камнями. Домработница тоже не сможет позволить себе подобное украшение.
Сердце неприятно колет. Вообще, Аля любила такие заколки. Но думать, что эта заколка принадлежала ей и три года провисела на шторе — глупо.
«Все, хватит» — говорю я себе, — «не думай пока о сестре. Ее уже не вернешь, только себя терзаешь попусту».
Я задумчиво трогаю бабочек, и, отпустив штору, направляюсь в ванную, чтобы, наконец, привести себя в порядок. Я не должна выглядеть шикарно на контрасте с той смугленькой девочкой…Да и вряд ли смогу. Но, как бы то ни было, времени у меня мало даже на самый простой макияж и укладку.
После ледяного дождя меня клонит в сон. Пока я стою в душевой кабине, чувствуя, как горячая вода течет по спине, согревая, и намыливаю на себя гель из бутылочки без опознавательных знаков, перед глазами странно дергается комната и я осторожно сажусь на дно, схватившись за голову.
Не хватало еще мне обморока. Черт, нет, ну только не голой в душе! Я не хочу, чтобы Смоленский нашел меня в таком виде.
Но гадкие мурашки уже бегают по спине. Каждый раз перед обмороком я чувствую себя так, будто кто-то перевернул меня вверх ногами и пытается вытряхнуть мою душу и сознание — в ушах звенит, тошнит, в голове стучит набат. А дальше — темнота.
— …Александра?
Я открываю медленно глаза.
Прекрасно. Я сижу в позе креветки, уткнувшись в дно душевой кабинки, и утекающая водичка щекочет мне лицо. Бок ощутимо холодит — кто-то открыл дверцу и лицезрит сейчас мой потерявший былую форму зад.
Пожалуйста, только не Смоленский. Пожалуйста.
В моей руке какого-то черта чужая щетка, а во рту привкус мыла. Сознание возвращается рывками, но я все равно не могу сразу вспомнить, какого черта я решила почистить зубы то ли шампунем, то ли гелем для душа. Зато прекрасно осознаю, что выругавшийся сквозь зубы человек все-таки сам Кирилл Смоленский. Мне не повезло.
— Спасибо, — мой голос похож на шепот и я прокашливаюсь, сев и прикрывшись руками, — я уже в порядке. Выйди, пожалуйста, и дай мне одеться.
— Выйди, — слышу короткое распоряжение и хочу умереть от стыда. Черт, Смоленский был не один. Дверь в ванную закрывается с щелчком. Скосив глаза, я вижу, как он подходит к душевой кабинке, а потом перекрывает внезапно душ.
Сволочь, мне вообще-то и так холодно после обморока! Какого?!
На голову мне падает полотенце. Я сдираю его, молча закутываясь, хотя мне многое хочется высказать вслух. Но пока меня потряхивает — язык не поворачивается.
Как-то я уже отвыкла от такого пренебрежительного отношения. Последние пару лет именно я смотрю на мужчин сверху вниз и увидеть меня без одежды в душе они могли только в одном случае — если я их приглашу домой.