Эскорт для чудовища
Шрифт:
Ах ты, чудила.
Окна ему открыть, видите ли. С удовольствием открою и выкину его за шкирку с самолета. Эта картина всплывает в воображении так ярко, что я даже успеваю рассмотреть, как ветер снаружи треплет щеки Смоленского перед тем, как он навсегда исчезает в облаках.
И вот его я во сне жалела? Тьфу. Надо было утопить в ванне и сделать вид, что так и нашла его там.
Я хватаю сумку с косметикой, разворачиваюсь и ухожу, демонстративно выпрямив спину. Только очутившись в ванной, я ахаю, посмотрев на свое лицо. Ладно, я и впрямь страшная. Макияж весь сполз, лицо помято, а волосы
В планшете я вырубаю музыку, которую вчера поставил Смоленский и поднимаю шторки на иллюминаторах. В этот момент пилоты объявляют о том, что заходят на посадку, поэтому я скорее возвращаюсь обратно и плюхаюсь в кресло позади Смоленского, пристегнувшись.
Господи, а куда мы прилетели-то? Я даже не спросила. Еще и дождевые облака за окном не дают разглядеть город внизу. Мы летели несколько часов… значит, мы точно не где-нибудь в Польше или в Германии.
Посадка завершается мягко. Я смотрю на пасмурную погоду за окном и немного жалею, что надела легкий топ с брюками. К сожалению, даже сейчас я не могу угадать, где мы находимся.
— Накинь что-нибудь сверху, Саша, — слышу я голос Смоленского. Он даже не поворачивается ко мне, когда говорит. Будто бы у него на затылке глаза! — на улице всего плюс шестнадцать.
— А мы вообще где? — шепотом интересуюсь я, отстегивая ремни безопасности. Мистер Суицидник тоже отстегивается и встает, выпрямляясь со весь свой рост. Он приподнимает чуть бровь, покосившись на меня.
— Это Лондон. Ты задницей слушаешь объявления пилотов, Саша?
Вау.
Я даже пропускаю мимо ушей его очередное ядовитое замечание и смотрю за иллюминатор. В Англии я еще ни разу не была. Никогда. Мне всегда казалось, что эта страна для богатых и чопорных людей, а не для таких глупых девиц, как я. Мне бы что попроще — задницу на песке погреть, на экзотику какую-нибудь попялиться. Какая ирония, что впервые я сюда попала именно со Смоленским. Ему тут самое место. Только интересно, а для чего он тут?
Я достаю из чемодана, который потом забирает охрана, шерстяной кардиган и накидываю его на плечи. Провожаемая широкими улыбками пилотов и стюардессы, спускаюсь за всеми с самолета. Холодный и промозглый утренний воздух наполняет легкие, и я закашливаюсь.
Черт, почему у Смоленского не нашлись дела где-нибудь на Мальдивах, а? Мне уже не нравится Англия. Тут действительно серо, пасмурно и как-то холодновато.
Мы со Смоленским садимся в машину. Не успевает она тронуться, как я чувствую, что мне на колени ложится что-то легкое. Опустив растерянно взгляд вниз, я вижу стопку листочков.
— Что это?
— Подпиши. Документ о неразглашении.
— А-а, — тяну я, цепляя верхний лист ноготком и переворачивая его, — ты будешь не против, если я внимательно все прочитаю? Не хочу случайно завещать тебе свои органы или познакомиться с твоей красной комнатой.
— С чем?
Я ловлю его несколько недоуменный взгляд.
— Это шутка, — поясняю я медленно, — не смотрел «50 оттенков»? Нет? Ладно. Тогда забудь, — я бормочу это, склоняясь над документом и пытаясь вчитаться в содержание.
Вот
Говорила я Кате — поменяй меня на другую девочку. Она слишком меня переоценивает. Я умею поддержать разговор, быть веселой и сохранять спокойствие даже с самых плохих ситуациях, но мои манеры и образование оставляют желать лучшего. Скоро до Смоленского это дойдет. Дьявол, а если у него тут важная встреча с крутыми людьми, минута моего позора уже близко. У меня далеко не британский английский, например. И совершенно тупые шутки, как оказывается. Я буду изо всех сил стараться, но… Пристрелите меня кто-нибудь!
Переволновавшись, я подписываю соглашение, так и не прочитав его, и отдаю Смоленскому. Он забирает его, неотрывно прожигая меня взглядом серых глаз. Перегородка спереди опускается, и охрана передает ему какой-то пакет.
Я замечаю бордовые заживающие линии порезов у него на тыльной стороне руки. Они так заметны… как Смоленский собирается появляться в высшем обществе в таком виде? Пойдут слухи.
— Это твой телефон, — произносит Смоленский, кидая пакет мне на коленки и я ахаю, потому что он бьет меня достаточно неприятно.
— Зачем?
— Ты разве не прочитала соглашение, Саш?
— Нет, — цежу я сквозь зубы, доставая непонятное нечто. Один из тех самых дорогих и уродливых телефонов для богачей.
— Я хочу быть уверен, что ты не станешь ни с кем делиться информацией о моей жизни. Поэтому тебе придется попользоваться пока этим телефоном.
А. Намек ясен.
— Ну, знаешь ли… А я хочу общаться со своей семьей и быть уверена, что мою переписку не читают третьи лица, — цежу сквозь зубы я.
Хотя, как говорится — сама дура. Надо ж читать, что подписываешь, толку теперь наезжать на Смоленского?
— Я думаю, ты сможешь пока сдерживаться и не секретничать в переписке с родными о том, о чем не стоит знать другим. Продержись неделю.
«Да? Смоленский, я не могу не секретничать о Майе» — думаю я, глядя на ненавистный кусок металла в моей ладони. И предупредить маму не могу, чтобы она как-то зашифровано писала о племяннице. Начнутся вопросы… И у Смоленского они появятся.
«Абонент временно недоступен. Оставьте сообщение на автоответчик».
— Привет, мам, — произношу я, глядя с балкона дома, как капает дождь, — у меня тут важная работа в командировке, и работодатель хочет полной секретности. Поэтому мне служба безопасности выдала корпоративный телефон… сама понимаешь, по нему могут прослушивать разговоры. Давай ты будешь писать мне, что все нормально с вами, и не более? Я тебе скинула прозвон с нового телефона. Давай. Целую.
Я сбрасываю вызов, отключаю телефон и вытаскиваю из него сим-карту. Потом выхожу с балкона, отодвинув длинную тюль и вкладываю Смоленскому в руку уже бесполезный кусок пластика.
— Можешь не переживать. Я верну его тебе, как контракт закончится.
— Я надеюсь.
Черт, почему телефон матери недоступен? Последний раз мы созванивались в самолете — все было в порядке. Разрядился? Случайно выключила? Беспокоиться начинать рано, но именно этим я сейчас и занимаюсь.
— Ты быстро закончила. Что-то произошло?