«Если», 1996 № 09
Шрифт:
— Это ты так говоришь.
Она придвинулась ближе. Халатик сполз с плеча.
— Это правда, поверь мне.
— Конечно, милый, — пробормотала она, касаясь губами его уха.
«Эта женщина меня убьет, — подумал он. Удар-удар, удар-удар».
— Ага, — прошептала Пенни, — кому-то уже очень приятно.
— Только не мне!
Саймон не знал, куда девать взгляд, и посмотрел на комод, где лежала новая книга о гормонах.
Все лампочки внезапно погасли.
—
Ее рука забралась за воротник рубашки — его сердце на несколько секунд замерло. Саймон кашлянул и заморгал. Черт, глаза совсем не слушаются. Пожалуй, пора потеть.
В квартире наверху внезапно загремела музыка. Кто-то распевал, потолок трещал и вздрагивал под ударами танцующих ног.
Саймон едва замечал этот шум.
Пенни прильнула еще ближе, кончик ее языка забрался к нему в ухо.
— Остановись… — пискнул Саймон, едва не перейдя на ультразвук.
Чудовище не стало его слушать.
— Остановись… — простонал он, на сей раз басом.
Чудовище отвлеклось лишь на то, чтобы заметить:
— Твое тело становится скользким. По-моему, пот тоже афродизиак, верно?
Стук… стук…
Вверху кто-то колотил по стенам и вопил, слышались громовые крики, гремели барабаны, топали пятки танцующих, содрогались стены. С потолка, словно небесный кокаин, сыпалась штукатурка. С улицы доносился вой сирен.
«Забудь обо всем, — сказал он себе. — Будь что будет».
Он сумел растянуть свою жизнь еще на два бессмысленных года, но теперь игра закончилась. И пошло все к чертям.
Монстр любви продолжал терзать его вздрагивающее тело, опустошая и уничтожая его беззащитные чувства. «Ну и пусть».
— Так-то лучше, — сказала она.
«Все кончилось. Ну и пусть».
— Правильно, так, — сказала она.
«Подожди минутку…»
— О да, — выдохнула она.
Что-то происходило…
— Ну, наконец-то, — сказала она.
«Черт…»
В спинном мозге, доставшемся нам от рептилий, отыскались примитивные кнопочки, управляющие возбуждением, и теперь кончик каждого из ее нежных пальчиков нажимал на одну из них.
— Господи… — простонал он, испытывая очень странное чувство. Никогда с ним не было ничего похожего…
И тут резкая боль пронзила ему грудь, выдавливая воздух из легких.
«Я так и знал! Так и знал!»
Его лоб прошили копья боли.
«Сейчас я умру…»
Лезвие ножа несколько раз проникло ему в пах, отыскивая точку, где боль сильнее всего.
«Слава Богу, сейчас я умру…»
Кожа стала холодной и влажной, ноздри
На улице выли сирены, за стенами его квартиры слышалась какофония возбужденных голосов: визжала женщина, орал мужчина, ревела толпа, и все это на фоне гаитянской музыки.
— Что там такое, милый? — спросила Пенни, подняв голову.
Дверь распахнулась. Они увидели силуэт полицейского. Норг заморгал, направил глаза в нужную сторону и закашлял. Боль в груди внезапно прекратилась. Что-то звякнуло, упав на деревянный пол. Нож.
Взметнулся язычок бледно-голубого пламени, осветив искаженное лицо женщины. Полицейский вскрикнул и наклонился, задувая огонек зажигалки. Пламя отклонилось в сторону, замерцало и погасло. Мелькнул кулак полицейского, угодив женщине в лицо, она обмякла. Из ее руки выпал второй нож, вонзившись в пол.
Вспыхнул яркий свет. Пенни торопливо набросила красный халатик.
Гаитянка лежала на полу, полисмен стоял рядом, поставив ногу ей на грудь. Торжествующе улыбаясь, он держал в вытянутой руке ребенка. Норг увидел, что это вовсе не ребенок, а большая, грубо раскрашенная тряпичная кукла с приклеенными к голове растрепанными волосами. От куклы несло керосином, все ее тело было истыкано ножом.
— Боже мой, это же вуду! — ахнула Пенни.
На улице завыли новые сирены.
— Полиция на мотоциклах! — крикнул кто-то.
— И лимузины! — добавил другой. — Они едут сюда!
Через минуту квартирку Норга заполнила толпа. Заместитель мэра, окруженный затянутыми в кожу полицейскими, протолкался вперед.
— Мистер Надж, у меня ордер на ваш арест.
Норг глядел на него, моргал, напоминал сердцу биться, дышал и гадал, стоит ли продолжать это дурацкое занятие.
Его увезли на торжественную церемонию в мэрию и безжалостно чествовали, не давая ему опомниться. К тому времени когда он смог вернуться домой, он едва не впал в истерику из-за пропущенных сердцебиений и мучительной одышки.
Рухнув в любимое кресло, он уставился выпученными глазами в потолок. С гаитянами наконец-то справились, но он не сомневался, что они ему это еще припомнят.
Он потерпел поражение.
— Господи, призови меня к себе! — пробормотал он.
Его сердце на секунду сжалось, потом забилось в десять раз быстрее обычного ритма. Грудь напряглась, легкие расширились. Температура тела резко подскочила, левую половину тела пятнадцать секунд заливал пот. Волоски на руках поднялись дыбом и зашевелились.