«Если», 2004 № 10
Шрифт:
— Повторите, — сказала Бугго.
Фадило повторила, а после уронила руки на стол, голову на руки — заплакала.
Бугго рявкнула, обращаясь к перегородке:
— Господин Пассалакава!
В окне раздачи не спеша возникло лицо повара. В силу своей ширины оно умещалось там не все: видны были только круглая блестящая черная щека и веселый, немного сальный глаз.
— Аптечку, — велела Бугго. — Ну, что стоите? Берите аптечку и шагайте со мной. А вы, курсант Фадило, — она сильно толкнула безутешную девушку в бок, — немедленно соберите остальных — и в трюм.
Несколько мгновений
— А вдруг он умер?
Бугго глянула в свою чашку, но кофе там уже не оставалось. Поэтому она просто повторила приказ. Вскочив, Фадило убежала.
За перегородкой голоса что-то обсуждали. Бугго прикрикнула:
— Господин Пассалакава! Скорее!
А после вызвала по внутренней связи Хугебурку.
Он явился почти мгновенно, грустный и собранный.
— Во втором грузовом курсанта завалило бревнами, — сказала Бугго.
— Имеет смысл выяснить, почему лопнул трос, — спокойно произнес старший помощник. — Особенно рекомендую расследование в том случае, если курсант погиб.
— Слушайте, Хугебурка, о чем вы сейчас думаете? — возмутилась она.
— Просто советую, — пояснил Хугебурка. — Не берите на себя чужой вины. Стальные тросы, особенно новые и исправные, сами по себе не лопаются. Груз устанавливали при прежнем капитане, а руководил работами господин Караца. Держите это в уме. Идемте.
Бугго, смущенная предостережением куда больше, чем несчастьем, стремительно зашагала к трапу. Курсанты сбились у входа во второй грузовой, как куры. Среди них грузно переминался Пассалакава. Бугго спрыгнула с последних трех ступенек.
— Фонари у всех?
Оказалось, только у двоих.
— Идем. Зовите его. Бревна перекладываем осторожно, беритесь только по двое.
— Когда найдете, не освобождайте сразу, — добавил Хугебурка. — Позовите меня или господина Пассалакаву.
В темноте бестолково запрыгали лучи фонариков. Куча рассыпанных бревен обнаружилась сразу. Лопнувший трос победоносно задирался над ней, изогнувшись причудливо, как металлический локон в витрине парикмахерской. Хугебурка распорядился, чтобы фонарики установили неподвижно. Сняли три бревна, увидели ногу. Сняли еще. Халинц лежал неподвижно, лицо залито кровью, лоскут кожи надо лбом сорван. Кровь еще текла, и Хугебурка кивнул, чтобы курсанта вытаскивали. Прямо под лампочкой уже ждали носилки.
— Привязывайте, — брезгливо распорядился Пассалакава.
— Повезло, что он жив, — вполголоса сказал Хугебурка капитану. — Но насчет троса все-таки стоит поинтересоваться. Сдается мне, это был очень старый трос. А накладную на новый я подписывал месяц назад.
До Лагиди оставалось менее трех суток пути.
— Странно, что он не приходит в сознание, — сказал Хугебурка, наблюдая за тем, как Пассалакава зашивает рану на голове курсанта.
— Может быть, шок? — предположила Бугго, но старший помощник покачал головой, о чем-то напряженно размышляя.
— У него еще лодыжка повреждена, — произнес Пассалакава. — Трещина — самое малое.
Халинц вдруг дернулся и отчетливо произнес:
— Невидимые обезьяны не плачут.
— Истинная правда, — пробормотал Хугебурка и повернулся к дверям каюты, где толпились курсанты. — Ребята, у кого еще есть наркотики?
Мгновенное замешательство сменилось шушуканьем. Бугго быстро сказала:
— Полагаю, ни у кого. Разойдитесь.
Курсанты скрылись.
Халинца забинтовали, укрыли одеялом и оставили, включив устройство внутренней связи у него в каюте на передачу, так что если он вдруг начнет стонать, хрипеть или звать на помощь, это услышит вся «Ласточка».
— А если он умрет молча? — спросила Бугго у своего старшего офицера.
— Значит, судьба его такая, — философски отозвался тот.
Они сидели в кают-компании и пили контрабандную злягу, вонючую, как сапог, и очень крепкую.
— Вы думаете, они прихватили с собой в рейс наркотики? — спросила Бугго.
— А у вас имеются сомнения? — Хугебурка поглядел ей в глаза холодно и пьяно. — Всегда предполагайте худшее, капитан.
Бугго опрокинула вторую стопку. Благодаря резкому запаху зляги Бугго не пьянела. Тело ее тяжелело, прирастало к стулу, а голова делалась все более и более ясной. И все-таки оставалась одна вещь, которая по-прежнему ускользала от понимания. Бугго угадывала ее наличие, но не могла даже предположить, в чем она заключается.
А заключалась она вот в чем. Трубка с раскуренным «порошком воображения» хоронилась под рассыпанными бревнами, тихо тлела и гаснуть не собиралась. Легкие призраки выбрались из ее красненьких недр и принялись бродить между сухими стволами, тыкаясь то туда, то сюда в поисках выхода. Кора под их прикосновением ежилась и чернела, а потом вдруг что-то выстрелило сразу в нескольких местах, и в темноте протянулся длинный яркий хлыст, который сразу же рассыпался монетами искр.
— На «Ласточке» случались аварии? — спросила Бугго у Хугебурки.
— «Ласточка» бывала даже в сражениях, — отозвался тот.
— А при вас?
— При мне еще нет. Но ведь и я здесь сравнительно недолго.
— Все-таки странно это — с тросом, — продолжала Бугго. — Завтра осмотрим все как следует.
Она с трудом поднялась и сразу упала обратно на стул. Хугебурка подхватил ее под мышки.
— Я провожу вас.
— А? Отлично! — Бугго обвисла у него на руке, и вдвоем они покинули кают-компанию.
А во втором грузовом становилось все светлее, и зарницы бродили уже по низкому потолку, вызывая к жизни подвижные тени.
Хугебурка разбудил капитана в пятом часу утра.
— В трюме пожар! — объявил он.
Бугго села, тряхнула головой.
— Не поняла ни слова, — проворчала она. — Еще раз.
— Пожар. Груз горит, — повторил старший помощник.
— Какой груз?
— Бревна.
— Слушайте, Хугебурка, вы когда-нибудь спите? — осведомилась Бугго и тут же изумленно ткнулась зубами в стакан с водой. Она сердито посмотрела на стакан, разглядела сквозь стекло пальцы, которые, как ей показалось, плавали прямо в воде, — красновато-коричневые, с обломанными черными ногтями.