«Если», 2005 № 11
Шрифт:
— Простите, я никак не могу этого сделать, — говорит он, осторожно сажая маленькое создание на лист салата. Поднимается и уходит.
Мы переносимся в офис его компании, где Рик подает заявление об уходе. Нам не слышно слов. Босс рвет и мечет, показывая на фургон Рика. Рик берет банку скипидара и тряпку и начинает стирать свои художества. А когда заканчивает, мы замечаем, что выглядит он кошмарно: волосы отросли, как канадская трава, борода спутана. Настоящий бродяга.
Зато теперь у него DVD-плеер и шикарный телефон с встроенной камерой — все благодаря Чи-Чи и его уличным связям. Он не знает, как включать камеру, определять телефон звонившего и много чего еще, но кому
— В Кливленде нашествие летучих мышей-вампиров, — говорит чей-то голос. — Миллионы и миллионы.
Они знают, кто он. Единственный, кто может остановить этих тварей. И он нужен прямо сейчас. Канцелярия мэра, национальная гвардия, дорожный патруль — он необходим всем.
Сердце Рика бухает в ребра. Он улыбается, как ребенок. Наконец-то! Свершилось! Он чувствует прилив адреналина, волнение, радость, восторг, ликование — теперь он снова главный во Вселенной… но тут слышит смех в трубке.
Это шутка, понимает он. Дружки Фрэнка развлекаются. Больше некому.
К горлу подкатывает тошнота.
Он выключает телефон.
И смотрит старый фильм. Голова саранчи, так и лежащая в углу, пялится на него. Телефон снова звонит. Рик выбрал вместо мелодии птичьи трели и сейчас жалеет об этом. Он колеблется… но нажимает кнопку. В конце концов, никому не запрещено надеяться, верно? На этот раз голос обрывается хохотом уже на первом предложении. Речь идет о гигантских курах в Далате, но голос вне себя от восторга и под дружные отдаленные вопли не может даже произнести второго предложения. Рик отсоединяется, уходит и бредет по темным, жутковатым улицам. Мы видим слезы в его глазах.
Рик и Чи-Чи шатаются по городу. Пьют. Снимают простеньких «девчонок, цыпочек в барах, знойных пышечек, чьи партнеры по каким-то причинам запоздали или пришли, заранее настроенные на скандал. Правда, Рик валится головой на стойку или на мостовую, прежде чем что-то, хорошее или плохое, успевает случиться. Крупный план: татуированная рука свисает с откоса сточной канавы. Орел, скорее, походит на попугая.
Он почти все время держит сотовый выключенным, но знает, что сообщения продолжают приходить. Друзья Фрэнка, друзья друзей, всякий, кому хочется повеселиться. Он старается держаться подальше от дома, даже ходит вместе с Чи-Чи на мексиканские ужастики… но не выдерживает и снова отвечает на звонки.
Когда Чи-Чи нет рядом, он ходит по улицам один. Однажды, очумев от спиртного, он видит, как весьма привлекательную блондинку окружили уличные грабители, этнически настолько разнообразные, что со стороны вся сцена выглядит, как постер ЮНЕСКО. Рик впервые видит, как кого-то грабят, и даже не сразу соображает, что происходит и почему Господь привел его сюда.
Вот он — шанс стать героем.
Правда на его стороне. И банда это почувствует.
Но не успевает Рик подбежать, как блондинка начинает гвоздить нападающих сумкой. Парик слетает, и оказывается, что это вовсе не женщина, а ужасно обозленный трансвестит. Проворно работая мускулистыми волосатыми ногами, он исчезает в переулке как раз в тот момент, когда появляется Рик. Банда окружает его. Похоже, чувства ее членов крайне оскорблены. Они опозорены и жаждут сорвать на ком-то свой гнев. И предводитель шайки довольно жизнерадостно объясняет это Рику. Последние кадры: переулок и выкрашенный в синий цвет мусорный контейнер. Из него медленно поднимается голова Рика, покрытая кетчупом, дынными корками и другими столь же «привлекательными» продуктами, не скрывающими, однако, огромного «фонаря» под глазом. Вокруг вьются мухи, создавая нечто вроде нимба.
Экран темнеет, и мы…
Мы видим отчаявшегося Рика, который звонит Чи-Чи из своей
«Сообщение для Пабло, Денниса, Марии и Рика. Простите, приятели, но этого гражданского дерьма я больше не вынесу. Сегодня иду на призывной пункт».
Его лучший друг снова завербовался… во имя всего святого…
Рик уставился в пол. Насекомые… сотни темных безымянных насекомых… ползут по линолеуму. Затемнение…
Рик наконец едет домой, в Макалоувилль, на дряхлом автобусе компании «Грейхаунд». Он, как и Чи-Чи, понимает, что с него довольно, и твердит себе: только в Макалоувилле он сможет забыть о жуткой реальности Америки 2005 года. Синяки еще не сошли, а с этим «фонарем» он похож на енота. Волосы и борода придают вид безумца. По мере приближения к дому рекламные плакаты все больше желтеют, а некоторые товары вообще уже не производятся: паста Айпена, маленькие печеночные таблетки Картера, пена для бритья «Барма» и тому подобное. Машины, пролетающие мимо автобуса, тоже становятся старше, а одежда водителей до последних мелочей повторяет моду пятидесятых. Рик Роу наконец возвращается домой.
Едва автобус останавливается на автовокзале Макалоувилля, мы видим панораму города. Он не изменился. Пусть Рик спас его от гигантской саранчи, но что-то или кто-то спасло его от нового тысячелетия. Это все еще город пятидесятых — и единственный дом, который остался у Рика.
Вспомнив, что здесь открыт маленький музей его имени, он прежде всего направляется туда. Смотрительница у двери, старушка, которая сама не знает, кто она и где находится, не узнает Рика. Он потрясение останавливается на пороге. Две гигантские саранчи покрыты толстым слоем пыли. Освещение паршивое, почти все лампы перегорели. И никаких экскурсий: ни школьников, ни стариков. Собственно говоря, в музее нет ни души, если не считать парочки обжимающихся в самом темном углу тинейджеров — паренька с зализанными назад волосами и девушки в мохеровом свитере. Заметив Рика, они хихикают. До него доносится слово, подозрительно похожее на «пьянь». Только сейчас он понимает, как, должно быть, выглядит. Он не может позволить, чтобы город узрел его в подобном виде.
Уходя, Рик видит свой портрет под перегоревшей лампочкой. Кто-то пририсовал ему усы и рожки…
Он снимает номер в лучшем отеле, записывается под фамилией «Смит» и платит наличными. Цена почему-то все та же, что в пятидесятые — десять долларов. Он принимает душ, бреется и, изловчившись как может, подбривает себе волосы на затылке. Надевает единственную смену одежды, которую привез в сумке, проглатывает две чашки кофе в баре отеля и долго упражняется в улыбках перед зеркалом над стойкой.
Потом он бродит по улицам — и да, это точно Макалоувилль, как есть Макалоувилль, город его детства, свидетель славы, и теперь его улыбка уже не такая натянутая, и он счастлив, как давно уже не был…
Пока мимо не проходит парочка. Взгляды, которые на него направлены, нельзя назвать иначе, чем убийственными… словно перед ними прокаженный. Может, его не узнали? Городок маленький. Наверное, приняли на чужака…
Но там, через дорогу, идет Бадди Блейлок, его лучший друг, еще со школы. Рик быстро перебегает улицу с протянутой для рукопожатия рукой, с губ уже готовы сорваться приветствия, и едва Бадди поворачивается…
Мы видим то же выражение. Смертоносное.
— Привет, Рик, — цедит Бадди.
— Черт, Бадди, до чего же здорово тебя видеть! — ликует Рик. — Эй, да ты прекрасно выглядишь! Как Спуки? Как твой «форд»?
Но взгляд Бадди по-прежнему не назовешь дружелюбным.
— А как большой город, Рик? Хорошо обошелся с тобой?
— Полагаю, да, — лжет Рик.
— Рад слышать, потому что некоторым пришлось остаться здесь, в Макалоувилле, чтобы дела вертелись по-прежнему. Понимаешь, о чем я?