"Если бы не сталинские репрессии!". Как Вождь спас СССР.

Романенко Константин Константинович

«Белорусский театр военных действий только в том случае получает для Германии решающее значение, если Гитлер поставит перед собой задачу полного разгрома СССР с походом на Москву. Однако я считаю такую задачу совершенно фантастической». Ирония истории в том, что в действительной войне немцы начали осуществлять именно такую «фантастическую» задачу.

Но тогда где «полководческое» предвидение, о котором так много говорили поклонники расстрелянного «гения»? Мелко мысливший доморощенный «стратег» не только не понял психологии Гитлера, но и широты мышления германских военачальников. Поэтому,

исходя из ложных предпосылок, после некоторых рассуждений о событиях, которые могут предшествовать началу войны, «лубянский посиделец» делает и упрощенный вывод: «Итак, территорией, за которую Германия, вероятнее всего, будет драться, является Украина. Следовательно, на этом театре военных действий вероятно появление главных сил германских армий».

Говоря о замыслах заговорщиков, Тухачевский пояснял: «Учитывая директиву Троцкого о подготовке поражения того фронта, где будут действовать немцы, а также указание генерала Румштедта, что подготовку поражения надо организовать на Украинском фронте, я предложил Якиру облегчить немцам задачу путем диверсионно-вредительской сдачи Летичевского укрепленного района, комендантом которого был участник заговора Саблин.

В случае сдачи Летичевского района немцы легко могли обойти Новгород-Волынский и Житомирские укрепленные районы с юга и, таким образом, опрокинуть всю систему пограничных с Польшей укрепленных районов КВО. Вместе с тем я считал, что если подготовить подрыв ж. д. мостов на Березине и Днепре, в тыл Белорусско­го фронта, в тот момент, когда немцы начнут обходить фланг Белорусского фронта, то задача поражения будет выполнена еще более решительно. (...)

В связи с такой обстановкой на Уборевича была возложена задача так разрабатывать планы Белорусского фронта, чтобы расстройством ж. д. перевозок, перегруппировкой тыла и группировкой войск еще более перена­прячь уязвимые места действующего оперативного плана. На Якира были возложены те же задачи, что и на Уборевича...»

В изложении Тухачевского смысл «Плана поражения» представляется лишь как ослабление сил Красной Армии. Таких, как ввод на отдельных участках будуще­го театра военных действий войск, «поддержанных лишь слабо вооруженными механизированными бригадами, без всякого участия пехоты. (...) Засылка горючего для авиа­ции и механизированных соединений не туда, где это горючее требуется. Размещение ремонтных организаций с таким расчетом, чтобы кругооборот ремонта затягивался. Плохая организация службы ВНОС, что будет затруднять своевременный вылет и прибытие к месту боя истребительной авиации». И прочие мелкие пакости.

Примечательно, что, по оценке «полководца», вредительской была «слабая забота об организации оперативной связи по тяжелым проводам, что неизбежно вызовет излишнюю работу раций и раскрытие мест стоянки штабов». То есть он не просто пренебрегал применением радиостанций в управлении войсками, а считал это «вредительством»! Именно в силу такого, действительно вредительского подхода к делу накануне войны Красная Армия окажется без радиосвязи, что станет одной из основных причин поражений 1941 года.

Однако преступное «наследие» Тухачевского даже не в том, что, исходя из личных амбиций, вовлекая военных в политическую авантюру, он привел их на эшафот. И не в том, что, называя следователям фамилии десятков соучастников, он исполнил роль провокатора и предателя. Свое признание от 1 июля подследственный завершил абзацем: «Помимо упоминавшихся ранее участников антисоветского военно-троцкистского заговора, лично мною вовлеченных в организацию,

я слышал от других членов заговора о принадлежности к заговору:

Савицкого, Довтдовского, Кутякова, Козицкого, Тухарели, Ольшанского, Ольшевского, Щеглова, Егорова (школа ВЦИК), Лаврова (ПВО), Хрусталева, Азарова, Янкеля, Либермана, Гендлера, Саблина, Кашеева, Осепяна, Ермана, Липина (кокора), Лапина (инженера), Сатина, Железнякова, Ермана, Кражевского, Татайчика, Бодашкова, Артамонова, Воронкова, Петерсона, Шмидта, Зюка, Розынко, Куркова, Казанского, Угрюмова.

Показания об оперативном поражении Красной Армии и вредительской работе в РККА изложу в отдельных протоколах»[86].

И все-таки это лишь нравственная сторона его преступления. Главное в том, что проповедуемые им военные доктрины в корне не соответствовали практике будущей войны! Некомпетентный и склонный к авантюризму человек, он сыграл крайне негативную роль в боевой подготовке и обучении войск, в оснащении армии средствами противотанковой обороны и современными средствами связи. Преступной была вся предложенная им тактика ведения боевых действий. Как показала война, опора на марши легких колесных танков по территории противника и заброска в тыл врага массового десанта оказались бесперспективными играми. В результате абсолютно не умевшая воевать в обороне и не имевшая средств для организации обороны армия и попала в коллапс 1941 года. Она превратилась в неуправляемую машину, которая, неся невосполнимые потери, под напором врага пятилась вплоть до Москвы.

Конечно, Тухачевский хотел жить и, предлагая свою доктрину вступления в войну, рассчитывал на снисхождение. Поэтому он стремился продемонстрировать, как ему казалось, высокий уровень своего стратегического мышления. Он пытался показать, будто бы видел, как можно успешно противостоять агрессии. Поэтому, указав на слабые стороны существовавшего в то время оперативного плана, он писал:

«Обратная картина» (для выигрыша войны) будет в случае «развертывания на наших западных границах большого числа механизированных, кавалерийских и стрелковых соединений в штатах, близких к штатам военного времени, а также размещения в БВО и КВО крупных авиационных сил.

Эти мероприятия позволили нам в свою очередь поставить вопрос о том,чтобы сразу же после объявления войны вторгнуться в Западную Белоруссию и на Украину и дезорганизовать район сосредоточения противника (курсивы и подчеркивание мои. — К.Р.), отнеся таковой глубоко в (его) тыл...»

Тухачевский поясняет свою мысль: «Если война вспыхнет неожиданно и поляки не будут иметь в своем распоряжении предмобилизационного периода, то действия наших армий вторжения будут носить еще более решительный характер.

Само собой понятно, что быстрые действия армий вторжения, поддержанные сильной авиацией, могут сорвать эти мобилизационные перевозки и поставят мобилизуемую польскую армию в очень тяжелое положение. Далее, операции вторжения дезорганизуют аэродромную полосу приграничной полосы противника, заставляя его отнести развертывание своей авиации в глубину... Таким образом, операции вторжения срывают сроки сосредоточения противника, если война началась без предмобилизационного периода, что наносит ощутимый удар по польской мобилизации; наконец, операции вторжения наиболее надежно обеспечивают собственное стратегическое сосредоточение».