Если любишь - солги
Шрифт:
Та отмахнулась:
— Что вы, Роберт, какие пустяки! Идёмте дальше. Впереди много интересного.
Дамзель Этелли сладко улыбнулась профессору:
— Зовите меня Ливией.
— С удовольствием, — Барро предложил спутнице руку, но держался при этом подчёркнуто чопорно, явно не собираясь играть роль безнадёжного воздыхателя — скорее мудрого усталого опекуна взбалмошной девицы.
Ливия тут же доказала, что в самом деле такова. Деревья расступились, открыв освещённый солнцем взгорок, сплошь затканный разноцветным
— Гиацинты!
Оставив профессора, Ливия устремилась навстречу новому чуду.
— Какая прелесть! Я сорву один, — она протянула руку к стеблю, увенчанному соцветием-конусом из маленьких колокольчиков — лиловых, в тон её накидке.
— Не стоит, дорогая. Позже садовник срежет для вас несколько штук.
Холодок в голосе Евгении отрезвил Ливию. Она выпрямилась, неловко поведя плечами, и я ощутила мелкую мстительную радость. Красавица не всегда получает, что хочет.
— Они восхитительны, — негромко сказала Иоланта.
Драматург Тьери кашлянул.
— Я как раз заканчиваю новую пьесу, где общую гостиную старинного замка украшают гиацинтами, причём каждый день другого цвета.
— Чудесная находка, — отозвалась Евгения. — Запишите, какие нужны цвета. Я велю прислать вам к премьере.
— Новая пьеса? — обрадовалась Ливия. — Её ещё нигде не ставили?
Губы Иоланты тронула улыбка:
— Разумеется, не ставили, милочка. Ведь Говальд пока её не закончил.
Ливия не заметила иронии.
— Так может быть, у вас найдётся роль для молодой красивой девушки?
Пожалуй, я поторопилась назвать её голос приятным. Пела Ливия неплохо, но говорила слишком резко, напористо, высоким тоном, опасно близким к визгу. Маленький изъян в совершенной красоте.
Тьери замялся, и Иоланта ответила за него:
— Едва ли, милочка. Если только вы не хотите играть умирающую старуху графиню или её наследницу, которую находят в луже крови уже в начале второй сцены первого акта.
Ливия не смутилась:
— Но ведь у вас есть и другие женские персонажи?
Тьери кивнул, пожирая красавицу взглядом, уши его горели.
Ливия вдруг всем телом откинулась назад, взметнула над головой прекрасные руки:
— О Демио, любимый мой! Как одинока, как страшна без тебя ночь! Демоны мрака стучатся в окно, и стынет душа, и разум ищет забвения в вечности. Лишь одно держит меня на этой земле — ребёнок, которого ношу под сердцем, залог нашей любви…
Трагедия Виллия Лектона "Демио и Ариана". Не назову себя знатоком театра, но даже мне ясно: Ливия безбожно переигрывала.
— О Демио, единственный! Жду тебя, как ждёт ливня иссохшая земля, как цветок ждёт солнца. Приди! Иначе мне не жить…
Иоланта захлопала в ладоши:
— Браво, дорогая! Вы отлично знаете текст.
Улыбка её была полна яда.
Евгения вела нас
— Это наши собственные сорта. Цветут почти круглый год, — бойко рассказывала Евгения. — На период зимнего солнцестояния мы делаем перерыв, чтобы луковицы немного отдохнули. В результате длительной селекции наши гиацинты превосходно отзываются на магнетическое воздействие. И разумеется, мы поддерживаем в поместье подходящий режим температуры и влажности.
— Эти узоры из цветов должны красиво смотреться сверху, скажем из аэромобиля, — предположил профессор Барро. — Вы создали живой фантастический орнамент.
— Спасибо, Роберт. Это мамина идея, и почти все цветы посажены её руками. Мама сама ухаживает за нашими гиацинтами, когда бывает дома. Это её хобби.
Мама? Обычно газеты упоминали о поместье Карассисов под Каше-Абри в связи с очередным приездом гранд-мажисьен Октавии Карассис, самой известной представительницы рода в нынешнем поколении. Двадцать лет назад она стала первым председателем секции биомагнетиков и вошла в Малый Совет, а недавно возглавила всю фракцию натурологов. И никто никогда не писал о её семье и детях. Казалось, в жизни этой женщины нет ничего, кроме карьеры.
— Наше поместье не называлось бы "Гиацинтовые холмы", если бы всё ограничивалось нашим маленьким садиком, — Евгения обвела рукой цветочный пригорок. — Вам стоит приехать через пару недель. К тому времени все окрестности покроются гиацинтами. Мы не хвастаем этим феноменом, потому что не хотим нашествия туристов, но друзьям всегда рады.
"Маленький садик" Карассисов поражал воображение. Могучие секвойи и платаны, вечнозелёные рододендроны и можжевельник, гордые кедры и раскидистые фиговые деревья, барбарис и сирень, азалии и розы. Казалось, на одном клочке земли собрано всё, что родила природа континента и исследованных островов.
Участки с экзотическими растениями опоясывали ограждения из столбиков в рост человека, кое-где поблёскивали стеклянные навесы, парящие в воздухе без видимых опор. Под навесами сияли лампы, похожие на маленькие солнца, разбрызгиватели распространяли вокруг водяной пар, клубящийся плотным облаком в строго обозначенных границах. Входить на участки следовало по одному через невидимые "ворота", помеченные столбиками с набалдашниками в зелёную полоску.
— Здесь жарко и влажно, — предупредила Евгения, ведя гостей в заросли бамбука. — Чужеродным видам нужны особые условия, и нам удаётся их поддерживать, не запирая растения в стенах оранжерей.