Если обманешь
Шрифт:
Она была возбуждена, а его чистый мужской запах и исходившее от его тела тепло только усугубляли ее состояние. Ей приходилось сдерживать себя, чтобы не поводить пальцами по его коже, по мере того как она восстанавливала в памяти сцены прошлой ночи, когда ее груди терлись о его неподатливый торс в ванне или когда она оказалась прижатой к его твердому телу в постели. Хотя Мэдди не собиралась спать так каждую ночь, она, как ни удивительно, чувствовала себя в полной безопасности. Он упирался вздыбленным стволом в ее зад, но не нарушил обещания и ни разу не
Мэдди никогда не думала о том, чтобы снова предпринять попытку получить наслаждение от соития, но сейчас начинала верить, что с ним могла бы все это вытерпеть. А если бы он мог делать это также замечательно, как целовал ее, ей это даже могло бы понравиться, стоит только привыкнуть к его размеру.
Это, конечно, не означало, что она собиралась отдаться ему до свадьбы. Нужно твердо стоять на своем, поскольку она знала слишком многих женщин, на которых обещали жениться только с тем, чтобы они вернулись в Марэ беременными и прозябали в нищете.
И все же, после того как они поженятся… какой окажется вторая попытка? Нельзя сказать, чтобы она ожидала чего-то от этого, но ей определенно было любопытно.
Честно говоря, все связанное с ним вызывало ее любопытство. Например, почему он так хорошо владеет пистолетом? И кто ранил его? Она подметила у него еще один давний шрам, похожий на пулевое ранение, и готова поспорить, что на спине тоже можно найти кое-что. Чем же он занимался, что могло быть сопряжено с такой опасностью?
А кто изрезал его лицо так изуверски, что остался глубокий, до самой кости, шрам?
Она уже успела понять, насколько сильно шрам нервировал его. Но, несмотря на то, что Мэдди всегда восхищали красивые мужчины, она, как, оказалось, могла вообще не обращать внимания на его шрам. Более того, она все еще находила лицо Маккаррика пленительным, с правильными и приятными чертами. У него были прямой, резко очерченный нос, плотные губы и массивная челюсть, затененная отросшей за ночь щетиной.
Хорошее в нем было настолько хорошим, что намного перевешивало плохое.
Возможно, в рафинированном мире Гросвенор-сквер, в котором он вращался, люди были безупречными, но Мэдди уже давно жила в совершенно другом мире. Она столько насмотрелась возвращавшихся с Крымской войны солдат с пустыми и подвернутыми рукавами или штанинами форменной одежды, что шрам Маккаррика в сравнении с ними выглядел не так уж страшно.
В составленном в воображении Мэдди перечне качеств, необходимых для потенциального жениха, неповрежденная кожа не могла соперничать с такими достоинствами, как мужественность, сила и богатство, а этим Шотландец обладал в избытке.
Она мысленно перечислила достоинства Шотландца. Он богат и, похоже, не скуп. До неприличия искусный в поцелуях, он обладал самым роскошным телосложением, которое ей доводилось когда-либо видеть. Шотландец был свирепым, а отнюдь не добрым гигантом, что прекрасно устраивало Мэдди.
Его недостатки. Он был эгоистичен, упрям, груб, агрессивен и не заслуживает доверия.
Трудно ли
Но Мэдди справится – только бы распрощаться с долгами и тяготами нищенского существования. И тогда наступит новая жизнь с таинственным Шотландцем, который горячил ее кровь своей страстью и неистовством.
Не выдержав, Мэдди, наконец, поддалась искушению и провела подушечками пальцев вниз по его поднятой руке, увлеченно следя за тем, как при этом подрагивали мышцы на его боку. Осторожно погладила кожу вокруг его раны, ощущая безотчетную грусть из-за того, что кто-то пытался его убить. Отчего ее так беспокоила мысль об испытанной им боли? В конце концов, он для нее все еще был незнакомцем.
Мэдди мотнула головой, решив, что больше не будет лгать самой себе. Что-то в Шотландце с самого начала влекло ее, как ни к одному другому мужчине. Еще до того как она увидела его лицо и шрам, да и после этого. А прошлой ночью робкая, неуклюжая улыбка, с которой он шлепнул ее по заду, показала другую сторону Шотландца, что смягчило ее отношение к нему…
После неторопливого изучения его груди ее палец пополз вниз по твердому животу. Дойдя до курчавой поросли волос, расположенных ниже пупка, она начала осторожно поглаживать их ноготочками.
Он вдруг поднял колено. Ахнув, Мэдди повернула голову и наткнулась на его взгляд. Ей еще не приходилось видеть таких притягательных глаз – таких неистовых, с радужной оболочкой, черной как уголь, и с янтарными крапинками.
Хотя Шотландец вглядывался в ее лицо, она даже не пыталась как-то скрыть охватившее ее желание. У него на лбу возникли вертикальные морщинки, почти сводившие брови в одну линию, придавая лицу озадаченный вид. Казалось, он не знал, что предпринять в ответ.
Мэдди провела пальцами по его шраму, и выражение его лица изменилось, стало угрюмым.
– Почему ты спишь, свернувшись калачиком? – спросил Шотландец с утра еще более ворчливым тоном, чем обычно, и получил в ответ лишь отсутствующий взгляд. – Ночью я вынудил тебя заснуть, прижавшись вплотную, но потом, проснувшись, обнаружил, что ты спишь уже на другой стороне кровати, свернувшись калачиком, – добавил он таким тоном, будто обвинял ее в чем-то.
– Не знаю. Наверное, в таком положении теплее. В Париже бывает очень холодно зимой.
– Не могло быть теплее, чем тогда, когда ты спала вплотную ко мне.
– Я… ты прав. У меня просто возникает ощущение тесноты в присутствии кого-то еще в кровати. – Мэдди с трудом сдержала дрожь. Она отчетливо помнила те жуткие ночи после пожара в больнице, где ей пришлось делить койку с другими такими же неимущими девочками, которые ночами метались в беспамятстве и с завидным постоянством ударяли ее по изувеченной руке. Острая боль еще была так же свежа в памяти, как и тогда, когда ей было одиннадцать лет.