Если она полюбит
Шрифт:
Я не мог допустить этого сейчас. Сначала сам во всем разберусь. Я не хотел рисковать, потому что любил ее. Если она невиновна, но возникнет малейший намек на то, что я подозревал ее в столь ужасных вещах, я потеряю ее. Никакие отношения не смогут выдержать груза таких обвинений.
Я сделал себе кофе, умылся холодной водой. В голове немного прояснилось.
Итак, что мне было известно: Чарли сказала, пусть и в шутку, что если бы хотела совершить убийство, постаралась бы выдать его за передоз. И Карен, которая, насколько мне известно, никогда не принимала наркотики, умирает от передоза героина. Чарли втайне от меня посещает Карен незадолго до ее смерти. А еще Чарли сказала мне, что Карен, по ее мнению, использовала меня, и те же слова
Если бы я был присяжным, какое бы решение я принял относительно ее виновности? Все это были косвенные улики. Чарли могла бы сказать в свою защиту, что она просто шутила о передозе, что на самом деле она никого не убивала.
А что насчет ее мотивов?
Тут все просто: ревность. Чарли злилась, что я работаю на Карен, уговаривала меня не иметь с ней дела. Может, она думала, я все еще интересуюсь своей бывшей подружкой, что у нас продолжается роман. Но я не проявлял никаких признаков увлеченности Карен, даже пожаловался Чарли, что меня вся эта история с заказом раздражает. Я попытался представить себе картину: Чарли приходит поговорить с Карен от моего имени, думая, что делает мне нечто полезное, добывает для меня деньги. Но почему она не стала мне говорить об этом? И где в таком случае чек? Она ведь не отдала мне его.
Я старался думать спокойно, не упуская деталей, увидеть, как все это могло происходить. Чарли пришла к ней под предлогом получения моих денег, и что дальше? Она изначально собиралась убить ее, или во время встречи произошло нечто, побудившее Чарли сделать это? Карен сказала ей что-то, вызвавшее ярость, заставившее ее сойти с ума от ревности, сделать нечто ужасное? Или она ничего не сделала во время их первой встречи, так что ей пришлось вернуться.
Но как устроить передоз? Я попытался вообразить возможные сценарии: Чарли приносит полный героина шприц в сумочке, а потом втыкает его в руку Карен. Или она прячется в ее квартире, и когда Карен засыпает, вводит иглу ей под кожу. А быть может, она приставляет пистолет к виску Карен и заставляет ее сделать себе укол. Ни одна из этих сцен — особенно та, что с пистолетом, — не казалась мне реалистичной. Они все были как эпизоды из черно-белых фильмов с Чарли в роли смертоносной «фам фаталь». Может, на самом деле Карен принимала наркотики? Когда я думал об этом, то пытался представить себе ее, склонную к экспериментам, гедонизму. Она говорила, что хочет все попробовать, ее привлекал многообразный опыт… Может быть, именно это привело ее к смерти? Карен выглядела бледной и нездоровой во время нашей последней встречи; и задержка с выплатой мне гонорара была нехарактерной для той Карен, которую я знал. Если она подсела на героин, а Чарли каким-то образом узнала об этом, все, что ей требовалось — найти для Карен слишком чистый героин и подменить им более безопасный препарат.
Вернулось ощущение легкости и нереальности — словно огромные воздушные шары летали внутри моего черепа. Мог ли я вообразить, как Чарли все это проделала? Однажды я уже подозревал ее, поделился этими мыслями с другими, а потом сам же себя убедил в том, что мои подозрения нелепы и абсурдны. Чарли ведь прекрасна! Она была такой теплой, щедрой, доброй, заботливой, чувствительной. Почти все, что она делала для меня, было альтруистичным и милым, это были поступки любящей женщины. У нее твердые моральные принципы: она ненавидела эксплуатацию, о чем говорила в связи с уборкой дома; она плакала, когда видела издевательства над кем-то по телевидению; она отказывалась смотреть фильмы и программы, в которых страдали дети, — это ее всегда особенно остро трогало. Она выбрала работу там, где существовали крупные благотворительные программы — например, помощь матерям, страдающим раком. Она говорила мне, что когда-то хотела стать врачом или медсестрой, но не решилась на это, потому и стала менеджером медицинских проектов.
Чарли, которую я знал, несомненно, была хорошим человеком.
И все же. Все же была ревность. Был
Я колебался. Могла ли она все это совершить? Какой-то голос во мне призывал не углубляться в это. Слово «любовь» затмевало любые аргументы. Я не мог представить себе жизнь без нее. Но как мне быть с подозрением, что Чарли убийца? Эта мысль, подобно вирусу, уже проникла в мою кровь, а любовь пыталась создавать антитела для борьбы с ним, пыталась вытеснить все сомнения.
Я поставил чайник, чтобы вскипятить воду для кофе, и сел, облокотившись на рабочий стол — одно из многих мест в квартире, которые напоминали мне о наших любовных играх.
Что я, на самом деле, знаю о Чарли, о ее прошлом? Практически ничего. Она была предельно скрытной в отношении всего, что происходило в ее жизни до встречи со мной; и не менее таинственной она была с теми частями настоящего, которые по каким-то причинам не хотела мне показывать. Я никогда не был в ее квартире, и отговорки про то, что у меня удобнее, что здесь нет рядом соседей, нельзя было признать достаточно серьезными.
Я не встречал ни одного из ее друзей. Но, с другой стороны, она не так давно живет в Лондоне и утверждает, что не успела тут завести ни с кем близкие знакомства.
Я снова представил себя в суде — на этот раз в качестве свидетеля — и попытался объяснить наши отношения с Чарли. Я бы выглядел идиотом? Парнем, который понятия не имеет о том, что представляет собой женщина, с которой он спит уже два месяца и которую собирается поселить у себя дома. Я попытался найти себе оправдания. Безумие чувств, страсть, восторг, ни мгновения для рефлексии. Чарли обладала талантом отвлекать меня от вопросов, которые я собирался ей задать. Сначала меня это тревожило, но затем я предоставил ей право самой решать, о чем рассказывать. Меня интересовало лишь то, какая она здесь и сейчас, какая она со мной. Я полагал, что у нас будет полно времени впереди, чтобы она поделилась со мной своим прошлым.
Это было невыносимо. Я понимал, что будут говорить о моем нежелании обратиться в полицию со своими подозрениями. Но что я мог сказать? Спросить ее: Чарли, это ты убила Карен и устроила так, чтобы я упал с лестницы? О, это я просто так — из чистого любопытства — спрашиваю.
Если Чарли убила Карен, значит, любая из моих знакомых женщин в опасности. Например, Саша. Может ли Чарли быть ответственной за все, что с ней происходило в последнее время, за все угрозы? Саша считала виновными Лэнса и Мэй, но она могла изменить мнение, если бы я рассказал ей о ревности Чарли. А еще ведь была Харриет. К ней вломились в дом, и странный вор интересовался исключительно ее бельем и памятными вещицами. Что, если это только начало? И снова мой мозг отказывался верить в это. Но если Чарли действительно стоит за всем этим, значит, у всех — включая меня — серьезные неприятности.
Что мне делать? Я попытался думать обо всем с точки зрения закона. Либо мне нужны неопровержимые свидетельства ее вины сейчас, либо надо узнать больше о жизни Чарли, найти людей, которые знали ее прежде. Было ли у нее криминальное прошлое? Случалось ли с ней уже нечто подобное? Я взял лист бумаги из принтера и составил список предполагаемых преступлений, начиная с нападений на женщин.
Смерть Карен.
Это первое и худшее. Могла ли Чарли быть виновной в этом? Ее ревность настолько выходит из-под контроля? Я решил идти дальше, несмотря на внутреннее сопротивление.