Если покинешь меня...
Шрифт:
– Боже мой! – громко воскликнула Клэр, садясь в постели и прижимая руки к бешено колотящемуся сердцу. Она дышала учащенно, словно после быстрого бега, а все ее тело вдруг затрепетало. – Боже мой! – чуть тише повторила девушка. Щеки ее пылали. – Что со мной происходит? Я веду себя как… как шлюха, жаждущая прикосновения мужчины!
Огромным усилием воли она заставила себя отвлечься от мысли о тех соблазнительных минутах, которые провела в объятиях своего мужа, и вместо этого подумала о том, как было бы ужасно, если бы она действительно уступила его мужским чарам и позволила бы ему заняться с ней любовью. Случись такое, она до конца
Да, прошлой ночью она поступила правильно, вовремя остановив Стюарта. Но как быть сегодня, да и потом, во все последующие ночи, пока не кончится война и она не сможет уйти от него? Будет ли он каждую ночь подвергать ее этой изощренной пытке? И сможет ли она устоять? Наверное, сможет, ведь Стюарт обещал больше не беспокоить ее. При воспоминании об испытанном наслаждении легкая дрожь пронзила все ее тело. Неужели его слова означали, что он никогда больше не будет искать близости с ней, поняв, что она навсегда отвергла его и никогда не изменит своего решения? Неужели он не будет вновь соблазнять ее?
Клэр опять тяжело вздохнула и уставилась невидящим взором в противоположную стену. Она была бы вполне счастлива, если бы он обещал не предъявлять больше никаких требований. Это было бы именно то, о чем она молилась во время трехдневного путешествия в этом ужасном поезде. Тогда почему она так сильно расстроена? Что с ней происходит? «Он – янки! – кричало ее сознание. – Янки, янки, янки!» Но почему же теперь это не столь важно? «Потому, – шептал дьявольский тихий голосок, который ей не удавалось заглушить, – что он к тому же еще и твой муж… и правильно ты поступаешь или нет, но ты должна честно признаться самой себе – ты хочешь его!»
Только в десять часов Клэр наконец спустилась в гостиную. После утомительной внутренней борьбы девушка настолько устала, что снова заснула, и проснулась только тогда, когда луч солнца упал ей на лицо. Она пришла в ужас при мысли о том, что подумают о ней родители Стюарта, которых, наверное, интересует, как их невестка проведет свой первый день в качестве хозяйки нового дома.
Выскочив из постели, Клэр поспешно умылась, причесалась, оделась и выбежала в коридор. Тут она остановилась, глубоко вздохнула и стала медленно спускаться по лестнице, думая только о том, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица, когда внизу встретит изучающие взгляды членов семьи Уэлсли. Но, переступив порог столовой, Клэр, к своему удивлению, увидела, что за столом сидят только миссис Уэлсли и незнакомая молодая женщина.
– Доброе утро, дорогая, – приветливо поздоровалась Мери. – Вы хорошо спали?
– Да,
– Клэр, это Гренита Фортин, – сказала Мери, жестом указывая на молодую женщину. – Она дочь наших старых друзей.
– Рада познакомиться с вами, мисс Фортин, – вежливо отозвалась Клэр.
Гренита выглядела лет на двадцать пять. Эта высокая изящная женщина с приятным округлым лицом и длинными каштановыми кудрями не была красавицей, но ее карие глаза светились теплотой. Искренность этого взгляда позволила Клэр расслабиться. Она вдруг почувствовала себя легко и уверенно.
– Я – миссис Фортин, – с улыбкой поправила Гренита, – или, если быть совершенно точной, вдова Фортин.
– Муж Грениты погиб под Геттисбергом, – тихо добавила Мери.
– Мне очень жаль, – пробормотала Клэр, – мой брат был убит в том же сражении…
– Мне тоже жаль, – задумчиво произнесла Гренита, – всех нас. Но я пришла совершенно не для того, чтобы говорить о войне, – спокойно пояснила она. – Я узнала, что Стюарт вернулся домой с молодой женой, и захотела первой поздравить вас. Простите, что я появилась в столь неурочный час, но я так разволновалась, что просто не могла ждать.
– С матерью Грениты мы давние подруги, – заявила Мери, – а так как Гренита и Стюарт – одногодки, то они знают друг друга с раннего детства. До войны Гренита почти каждое лето проводила на нашем ранчо в Колорадо.
– Это было прекрасно, – рассмеялась Гренита, – я всегда хорошо ладила с младшими братьями Стюарта, этими дикарями Уэлсли. Удивительно только, что я все еще жива и сижу тут с вами!
Мери громко расхохоталась, покачала головой, будто только что о чем-то вспомнила, и взяла со стола серебряную кофейную чашку, чтобы налить Клэр кофе.
– Ох, не смеши меня, Гренита, и не пугай Клэр, – с улыбкой сказала мать Стюарта. – Она еще не знает моих мальчиков и может подумать, что они действительно настоящие дикари.
Гренита повернулась к Клэр и театральным шепотом произнесла:
– Это именно так! Однажды Джеффри запер меня в дровяном сарае и поджег его! Бог знает, чем бы все кончилось, не появись вовремя Эрик!
– Гренита! – строго сказала Мери, и лицо ее порозовело от смущения. – Ты всегда будешь рассказывать эту историю?! Когда же наконец ты об этом забудешь?
– А кто такой Джеффри? – спросила Клэр, поднося к губам чашку с кофе, которую подала ей Мери.
Обе женщины удивленно воззрились на нее.
– Это мой четвертый сын, – пояснила Мери. – Разве Стю ничего не рассказывал вам о своих братьях?
– Рассказывал, конечно, – поспешно заверила ее Клэр. – Но боюсь, что не всех я запомнила…
– Их так много… Вы совершенно правы, сразу всех не упомнишь, – рассмеялась Гренита.
– Стюарт у вас второй, да? – уточнила Клэр. Мери снова бросила на невестку изучающий взгляд.
– Кажется, Стю не так уж много рассказывал вам о своей семье, – спустя мгновение сказала она. – Да, Стюарт второй. Старше его только Майлз, и то всего на год. Ему двадцать шесть. Потом идет Эрик, которому исполнилось девятнадцать. Джеффри – уже почти шестнадцать, Натану – двенадцать, Сету – одиннадцать, Адаму – пять, а с Паулой вы уже знакомы.