Если судьба выбирает нас…

Валерин Михаил

Вот и сижу – мучаюсь. Занимаюсь, так сказать, распределением материальных благ.

По правде сказать, я этим не один занимаюсь. Рядом со мной примостился ротный фельдфебель – Кузьма Акимыч Лиходеев. Замечательный дядька годов около сорока. Крепкий, почти квадратный, с шикарными «тараканьми» усами на добром улыбчивом лице. Солдаты его уважают и обожают – у него и по службе не забалуешь, и по жизни не пропадешь.

Тут же, прямо на земле, расположились четверо взводных унтеров. А за моей спиной маячит ротный каптенармус – унтер-офицер Копейкин, которого на эту должность выбрали за одну только фамилию и по местному

обыкновению зовут «артельщиком».

Спрашивается, зачем для раздачи денег созывать такой консилиум?

А это и есть та самая вышеупомянутая проза военной службы. Жалованье одного солдата – два рубля с копейками. А ведь еще есть ефрейторы, унтеры. И у всех выплаты – тоже с копейками. Проблема в том, что полковой казначей выдает деньги на всю роту скопом и в основном ассигнациями. Вот и получается, что есть купюры по рублю, трешки, пятерки и десятки, а то и четвертной дадут. Мелочи же – кот наплакал, и ту приходится выцарапывать с боем.

Выходит, что деньги надо раздавать «артельно», то есть на несколько солдат общая сумма. Сиди теперь и решай, а как самый образованный, еще и высчитывай – кому сколько.

Бяда…

– Филимон, – это я Копейкину. – Сколько ты там мелкой деньги припас?

– Чятыре целковых да тридцать одну копеечку, вашбродь!!!

– Молодец! Тащи все сюда! Делить будем.

Полк уже некоторое время стоит в тылу и активно пополняется и снаряжается.

Чего-то ждем.

Чего ждем – никому не известно, но всем понятно.

А по значительной концентрации в округе других воинских частей понятно особенно: скоро наступление. Опять же распутица прошла. Здесь, в северной Польше, на границе Мазурских болот, это немаловажный фактор.

Так что попал я удачно, есть время осмотреться и втянуться.

Мое прибытие к месту службы прошло без особой помпы.

Представился командиру батальона – высокому флегматичному блондину. Он порасспрашивал меня о моем военном и гражданском образовании. Поинтересовался, не сын ли я Александра Николаевича фон Аша. Спрашивал, где мы жили в Москве и тому подобную ерунду.

Тем временем появился мой непосредственный начальник – поручик Казимир Казимирский. Высокий, как все гренадерские офицеры, темноволосый, с ухоженными и напомаженными усиками на породистой шляхетской физиономии. Наперекор уставу он носил при полевой форме золотые галунные погоны, белые перчатки и шпоры на высоких кавалерийских сапогах. Форма, сшитая из дорогого сукна, сидела на нем безукоризненно.

В общем, «франт шел по бульвару из театра…».

В процессе дальнейшего общения мне было сообщено, что я принимаю должность младшего офицера 10-й роты прославленного (георгиевские ленты, георгиевские трубы и какие-то непонятные «мальтийские знамена») Московского 8-го гренадерского полка и типа должен соответствовать.

Я сделал вид, что проникся.

После чего мы с Казимирским отбыли в роту.

Уже в полной темноте солдаты под руководством каптера поставили мне палатку, в которую я и завалился спать, укутавшись в шинель.

Проспал до подъема мертвецким сном без сновидений.

– Следующий. Подходи! – гаркает Лиходеев.

– Так. – Я сверяюсь со списком. – Четвертый взвод! Акимкин, Белов, Воскресеньев и Гусев! Вот вам записка, кому сколько причитается. Кому деньги давать?

– Акимкину!

– Получай. – Отсчитываю положенное. В ведомости – в трех экземплярах под копирку – чернильным карандашом напротив означенных фамилий ставлю «галки».

– Дальше.

– Следующий. Подходи! – вновь орет над ухом ротный фельдфебель.

И вот так полдня, до самого обеда.

2

Последние несколько дней я нахожусь в состоянии перманентного шока. Причем только я отхожу от шока по одному поводу – как тут же появляется новый.

Источников непрерывного напряжения моей нервной системы два, причем равноценных.

Во-первых, я в шоке от необходимости управлять ротой. Учитывая, что прежде я ничем крупнее отделения морпехов не командовал, а тут, считай, две с половиной сотни подчиненных. Сами понимаете.

Конечно, Лиходеев мне здорово помогает – золото, а не мужик. Но все равно тяжко.

Во-вторых, «неизвестно-какой-хренов» шок от несоответствия местного окружения моим представлениям о данном времени, почерпнутым из исторических книг и мемуаров. Почти каждый день сталкиваюсь с чем-то, чего в известном мне варианте истории не было и быть не могло.

Например, в первый же день ротный каптенармус Копейкин вручил мне казенный противогаз и каску. Противогаз как противогаз – что-то подобное я видел на картинках и старых фотографиях. А вот каска сразила меня наповал. Вместо привычного «русского Адриана» [31] у меня в руках оказалось нечто, весьма напоминающее «стальной шлем РККА образца 1936 года», виденный мною в музее, только гораздо менее «ушастый» и с имперским гербом на лобной части.

И это только цветочки.

31

К а с к а А д р и а н а M1915 (шлем Адриана) – французская армейская каска, разработанная генералом армии Огюстом Луи Адрианом и находившаяся на вооружении армий ряда стран начиная с периода Первой мировой войны. «Русский Адриан» – модифицированная каска образца 1916 г., более прочная, технологичная и с российским гербом.

На утреннем построении роты, когда поручик Казимирский любезно представил меня личному составу, меня ожидал новый удар судьбы. Морально я был к этому готов – модернизированный наган и штатный браунинг уже дали какое-то представление об уровне вооружений. Но оружие доблестных московских гренадер превзошло все мои ожидания.

«Единый трехлинейный карабин образца 1907 года» – модернизированная «мосинка». Укороченный ствол, новая, более удобная форма ложа и приклада, рукоять затвора, загнутая книзу, на курковой части затвора – кольцевой прицел, как у английского «Ли-Энфилда» [32] . В придачу – ножевой штык с десятидюймовым клинком. В общем, венец эволюции.

32

Одно из реальных предложений по модернизации винтовки Мосина образца 1891 г.