Если судьба выбирает нас…
Шрифт:
Части 40-й дивизии, сменившись, останутся в резерве в районе между Розенбергом и Ризенбургом.
Сейчас вот разгрузимся и «шагом марш» на точку.
Хорошо, хоть дождь прекратился еще с ночи, и жаркое летнее солнце быстро подсушило дорогу.
Обойдемся без нового «болотного похода».
По-моему, саперам 40-й пехотной дивизии надо выдать медали за трудовой подвиг. По крайней мере, саперному батальону – точно.
Это ж надо – за неполные трое суток устроить оборонительную позицию с окопами в три ряда, ходами сообщения, блиндажами, норами и прочими инженерными изысками.
Под это
Нам, правда, работы досталось тоже непочатый край.
Во-первых, нет проволочных заграждений ввиду отсутствия колючки как таковой. Во-вторых, надо делать в окопах дренажную систему и мостки: местность болотистая, множество ручьев, озера опять же. В-третьих, нужны доты и капониры для минометов и траншейных пушек. В-четвертых, медалей нашим предшественникам можно и не выдавать, потому как пехота обобрала все продовольствие в окрестностях и нам теперь придется жить на привозных харчах…
Мы получили свой участок обороны строго уставной – длиной в двести пятьдесят саженей, в первой линии. По обыкновению, девятая и десятая рота – на передовой, одиннадцатая и двенадцатая – в резерве. Каждые три дня меняемся.
Командир батальона сообщил, что по данным разведки немцы в десяти – двенадцати верстах севернее нас, сидят на своей резервной линии обороны. А посредине – ничья земля, где происходят постоянные стычки между нашими и немецкими дозорами.
Особенно Иван Карлович просил обращать внимание на кавалеристов – без нужды огонь не открывать, но и быть всегда начеку. Потому как вероятность того, что это будет противник или разъезд нашей 15-й кавалерийской дивизии, примерно одинакова.
Проверив посты, я вернулся в свою палатку, установленную на месте будущей минометной позиции, – заглубленной площадки два на два метра. Пан ротный ночевал на такой же позиции по соседству.
Дело в том, что доставшийся нам с Казимирским блиндаж требовал доработки – надо было углубить дно еще на полметра и сделать пол на сваях или слегах для отвода воды.
Утром придут наши саперы доделывать пулеметные гнезда и доты – вот и займутся. А я отправил одно отделение вместе с нестроевыми нашей роты в лес: набрать и напилить кругляка и разжиться досками или горбылем. Нужно делать мостки в траншеях, а то если пойдет дождь, нас тут затопит к чертям собачьим.
У палатки, сидя на патронном ящике, меня поджидал Лиходеев.
– Здравия желаю, вашбродь!
– Здравствуй. Ты чего невесел?
– Да вот смекаю, чем людей кормить. В округе на предмет продовольствия совсем небогато, а у нас ротный припас на исходе. На полковом складе токмо чечевица, сухари да чай с сахаром. Мяса никакого – ни солонины, ни консервов… Муки тоже нет, значит, и пекарня хлеба не даст. Я Копейкина услал разузнать, когда провизию доставят, да неспокойно мне что-то…
– Н-да. Дела неважнецкие. – Я задумался. Провиант для солдат рота получает двумя путями: с полкового интендантского склада и приобретая что-либо на «кормовые» деньги.
Обычно ассортимент склада небогат, но как-то приближается к положенной норме снабжения: ржаных сухарей – 1 фунт 72 золотника (717 г) или хлеба ржаного – 2 фунта 48 золотников (1024 г); крупы – 24 золотника (102 г); мяса свежего – 1 фунт (409,5 г) или 72 золотника (307 г)
76
Суточная норма продовольствия согласно Уставу 1912 г.
Мне эти нормы, наверное, по ночам сниться будут, ибо, ведя всю ротную бухгалтерию, я их выучил наизусть.
– Здравия желаю, вашбродь! – Перед нами возник вышеупомянутый Филя Копейкин, вернувшийся из «разведки» в обозе второй очереди. Судя по его кислой физиономии, дела обстояли плохо.
– Ну говори – что там?
– Продовольствие доставят не раньше чем через два дня, вашбродь!
– Это еще почему?
– Дык пока Сибирский гренадерский не перевезут, снабжение никак не можно. Квартирмистр сказывал, мол, поезд-то токмо один.
– Дела-а-а-а-а… – хором произнесли мы с Кузьмой Акимычем.
15
Рано утром пришел вестовой из штаба полка с приказом явиться для получения карт местности.
– Надо же, как быстро объявились карты, – удивился Казимирский. – Не думал, что штабные раньше чем через месяц проснутся. В прошлом году, бывало, и по сезону с кроками в тетрадках ходили. Отправляйтесь-ка, барон, получить от штабных щедрот.
Штаб располагался непосредственно на фольварке, в главном доме, выкрашенном в веселенький фисташковый цвет, резко контрастировавший с рыжей черепичной крышей.
На входе я столкнулся с полковым адъютантом поручиком Шевяковым:
– Доброе утро, барон!
– Доброе утро, господин поручик! Вот прибыл получить полагающиеся карты местности.
– Ах да! Зайдите к Жоржу, он вас обеспечит.
– Благодарю…
В одной из боковых комнат за столом расположился наш философ-летописец Жорж Комаровский.
– Здравствуйте, господин прапорщик! – обрадованно вскочил мне навстречу вольноопределяющийся.
– Здравствуйте, Жорж! Я к вам с вопросом сугубо деловым – мне сказали, что у вас можно получить карты?
– Да-да, конечно! – Комаровский метнулся в угол к большому серому ящику, едва не опрокинув при этом стул. С видимым усилием приподняв крышку, он извлек два пухлых конверта из вощеной бумаги и протянул их мне: – Извольте!
Внимательно осмотрев пакет, я обнаружил на нем полустертую печать с германским орлом, на которой, кроме слова «regiment» [77] , ничего было не разобрать, и надпись пером «Kept – April, 4, 1914» [78] .
77
Полк (нем.).
78
«Опечатано 4 апреля 1914 г.» (нем.).