Шрифт:
Если ты хочешь, я поверну время вспять.
Заставлю солнце светить ночью.
И не спорь, не кричи: «Ты опять?»
Я сделаю, и точка!
Склею осколки надежды,
Прогоню сомнения.
Я скажу тебе «Прости»
Лишь бы ты поверила…
Если ты хочешь – я починю разрушенный мост,
Соберу обломки нашего прошлого,
И не спорь, не кричи: «Невозможно!»,
Я сделаю, и точка!
Если ты хочешь – я сделаю все для тебя…
И плевать мне на всякие «если»…
Пролог.
Константин.
– Товарищ
Морщусь, вперившись ненавидящим взглядом в трубку и гневно плююсь:
– Ты время видел, Вакуленко? Шли их всех на… Сам знаешь куда!
Прошло всего два часа после завершения спецоперации. Ничего особенного – захват подозреваемых, стрельба, крики и звук бьющегося стекла, скрежет металла… Обычная рабочая рутина. Нет, вру, не обычная – захват проворовавшегося генерала Завьялова – из ряда вон выходящее событие! Набрасываю на плечи куртку, поднимаюсь с места и придирчиво оглядываю кабинет. Место силы, не иначе – усмехаюсь, захлопывая створку старенького шкафа. Застегиваю молнию куртки и медленно направляюсь к дверям.
Сейчас бы сбросить одежду, принять душ… и напиться. Смыть накопившееся за день напряжение и зудящие мысли об этой, о…
– Девушка, туда нельзя! Я же сказал, рабочий день закончился! – за дверью слышатся шаги и звуки борьбы.
– Я не уйду, пока не поговорю с ним!
Дверь с грохотом распахивается, открывая взгляду ту, кого ненавижу всей душой. И кого, честно признаться, ждал увидеть – Весну Завьялову…
– Здравствуй, Костя, – хрипло произносит она и закашливается. Сгибается пополам, судорожно перехватывая горло тонкими пальцами. Подавив приступ, Весна приосанивается и вскидывает подбородок. Бледная, как небо за окном и тонкая, как плачущая ива. Жалкая. Да-а, знатно ее жизнь потрепала. Черт, я даже расслабляюсь. Вальяжно прохаживаюсь к столу, запустив руки в карманы брюк. Весна так и стоит возле дверей – поникшая, какая-то… чумная. Длинная шоколадная прядь прилипла к ее взмокшему лбу. Она нервно взмахивает рукой и с нескрываемым остервенением ее поправляет. За нами наблюдает ошалевший Вакуленко – его небольшие карие глазки шустро перемещаются с меня на Весну. И обратно.
– Отставить, стажер! Закройте дверь.
Дверь с шумом клацает, отрезая воздух. В кабинете становится так душно и пыльно, что впору задохнуться.
– Здравствуй, Костя, – повторяет она.
– Весна, чего ты хочешь? Ты же не поздороваться зашла? – дергаю молнией куртки и спускаю ее с плеч.
– Я прошу тебя… – выпаливает она. Слова звучат так, словно царапают ее горло – вымученно, надломлено. Понимаю – после всего, что было, просить меня об одолжении – непосильный труд. – Помоги папе. Поверь, он ни в чем не виноват! Его подставили. Кто-то проник к секретным данным и слил их…
– Прекрати, Весна! – рычу я. Черт, она, видимо, полная дура! Материал год собирали, пасли генерала Завьялова, как кисейную барышню. Кто там только не участвовал в разработке! Наша контора – завершающее звено, не более. Чего она от меня-то хочет?
– Помоги. Я на все готова, Костя… – скулит она. Делает шаг навстречу, обдавая странным запахом – смесью лекарств, хлорки и моющих средств.
– На все, Весна? Даже не спросишь, что я попрошу? Денег-то хватит? Или смелости? – произношу, глядя в ее глаза. Сам не знаю, что хочу в них увидеть – мелькнувшее возмущение, презрение или, быть может, отчаяние? Не знаю – сейчас в них только странный блеск – лихорадочный, я бы сказал, больной.
– Все, что захочешь. Денег у меня, правда, нет… Только я… – Весна всплескивает руками, а затем медленно их опускает.
– Так иди полы мой, раз нет! Или для такой, как ты, работа поломойки не катит?
– Отчего же? Я мою полы, только подъездов много, а я… одна. – Парирует она и… прячет руки за спину. Странно, я ведь не попал в цель? Или, правда, моет? Нутро обдает странной тошнотворной волной – обида, будь она неладна. А еще боль, проснувшаяся и впившаяся в сердце зубами, как пиранья.
– Тогда остается натура. Только так. – Прозвучавшая из моих уст реплика вызывает на лице Весны любопытство. И… надежду, мать ее. Она заправляет за ухо слипшуюся, похожую на сосульку прядь, и подходит ко мне. За время нашего разговора я успел расположиться в кожаном потрескавшемся кресле и сейчас смотрю на нее снизу вверх: потертые джинсы, простенькие балетки, мешковатый свитер с вытянутыми локтями. Значит, так она пришла просить меня? Или это один из способов показать, как я ей противен? Наверняка к майору Кожину она бы нарядилась как следует: сделала макияж, причесалась, надела туфли на каблуках и юбку покороче. А ко мне можно и так заявиться?
– Я готова. – Хрипит она и опускается на колени. Подтягивает мои бедра к себе, вцепившись тонкими крючковатыми пальцами в брюки.
В ноздри вмиг ударяет смесь больничных запахов, дорожной пыли и, пожалуй, совсем немного аромата Весны… Тот самый, что мучил меня много лет. И который, справедливо, срабатывает триггером.
– Что ты возомнила о себе? – отталкиваю Весну от себя. – Ты на себя посмотри? Приперлась, как… – прикусываю язык, столкнувшись с ее взглядом. Распахнутым, несчастным до чертиков, опустошенным. Ей все равно, без слов понимаю я. Все равно, что я о ней думаю, все равно, что попрошу у нее. Она бы и сейчас все для меня сделала – удовлетворила по полной, не останови я ее. Как и майора Кожина, будь он на моем месте.
– Так что, поможешь? Повторю, я готова. И мне плевать, что ты обо мне думаешь. Можешь оскорблять сколько хочешь.
– Вот визитка. – Цепляю невзрачный прямоугольник со стола и протягиваю ей. – Не думай, что я позволю тебе схалтурить. Ну… или прикасаться ко мне в таком виде. В самом-то деле, такая как ты могла бы и маникюр сделать. Я уж не говорю о макияже и прическе. Или ты думала, я поведусь на все это безобразие? – сосредоточивая во взгляде все презрение, на какое способен, произношу я.
– Я помню, Костя, ты же меня шлюхой считаешь. – Обрывает она, пряча визитку в заднем кармане.
– Ты такая и есть, так что будь добра выглядеть соответственно и как следует попросить меня… скажем в шесть вечера.
Глава 1.
Весна.
Не знаю, чем обладает Константин Духин – наверное, умением облекать эмоции во что-то материальное, но меня почти выдавливает из его кабинета. Не понимаю, как я оказываюсь в темном коридоре, пропахшим сигаретным дымом и пылью. Кожа до сих пор покалывает от невидимых искр его ненавидящего взгляда, а нутро… Оно скручивается от очередного приступа кашля. Черт, вот зачем я пришла к нему? Еще и больная? Спешно выхожу на улицу, огибаю здание и… даю себе волю. Кашляю от души – так, что болят легкие… Права была Надежда Петровна, загнала я себя. Кстати, надо ей позвонить. Отираю разгоряченное лицо и набираю телефонный номер дрожащими пальцами.