Если женщина ждёт
Шрифт:
И так шло ей быть вдохновлённо-счастливой, так шла ей его кухня, рубашка и вот эти все утренние хлопоты…
Пантелеев невольно подумал, что у них могла бы получиться чудесная семья и много вот таких чудесных завтраков и всего, всего… Если бы не Неля, укравшая его сердце.
— Лиль, я не буду ходить вокруг да около. — серьёзно произёс Глеб пересохшими губами. — Это была ошибка, я был пьян. Прости.
Её руки задрожали и Лиля чуть было не выронила тарелку с блинчиками. С губ моментально сползла улыбка. Перед глазами мужчины теперь было помертвевшее лицо. Она смотрела на него какими-то ошеломлёнными, потерянными глазами и просто-напросто
Побелевшими губами, которые почти не шевелились, Неверова только и смогла, что севшим от услышанного голосом, сказать:
— Я поняла.
Что она поняла? Это было неведомо ни самой Лиле, ни Глебу. Оба помолчали. Девушка с трудом поставила тарелку с ещё тёплыми блинами на стол.
— Я вызову тебе такси. — проглотив ком, ставший в горле, и, как будто только обретя способность говорить, ответил мужчина.
8 глава
Лиля не поехала на такси. Пошла пешком по ещё сонной, и такой неторопливой, по сравнению с буднями, воскресной Москве. Было солнечно, но даже это утреннее солнце светило очень лениво. Лёгкий ветерок обдувал лицо девушки, играя с волосами. Неверова шла, не обращая внимания на людей, и слёзы упрямо катились из её глаз, а она никак не могла заставить себя успокоиться.
— Лилька, ну что ж ты опять дров наломала, дурочка? — ругала её по видеосвязи Инга. — Не нужно было соглашаться на этот секс! Мужчины, они охотники! Если бы ты не сдалась так просто, он бы за тобой побегал бы, зажёгся.
— Не зажёгся бы он. Уже на утро с трудом вспомнил, что было… И вообще, это всё только потому, что он был пьян. — с тоской в голосе возразила Неверова. — Он, может, Нелю свою представлял, когда…
— Так, ну тут всё ясно. — вздохнула шатенка. — Лиль, тебе надо переключиться на что-то.
— Я ничего не хочу, Инга.
— Опять? Через «не хочу», значит! Сходи, погуляй с Акимом! — Стриженова знала это состояние подруги, и знала, что такое состояние страшно само по себе. — Тем более, он, по-моему, неровно дышит к тебе…
— Кто? Аким? — насмешливо спросила Лиля.
— О, подруга… В любовных делах, ты имеешь совершенно низкий уровень интеллекта! — усмехнулась Инга. — Неужели не заметила?
— Да он просто друг! — искренне запротестовала такому диагнозу Неверова.
Скромный Краснов никогда не воспринимался ею и иначе, чем просто друг. Она не видела в его действиях каких-то намёков на что-то большее, романтики. На фоне Глеба — человека-праздника, Аким и вовсе мерк.
— Хорошо, вот и сходи на прогулку с этим «просто другом». Тебе надо отвлечься. — настаивала шатенка.
— Инга, это всё равно, что сказать женщине, родившей ребёнка, что ей надо отвлечься и что всё пройдёт!
— Лиль, ну ты как сравнишь… Время пробежит и сама увидишь, как…
— Всё, хватит. Я потом тебе позвоню. — психанула, отчего-то, Лилия.
Ей было непонятно, отчего Стриженова ну никак не поставит себя на её место, не проникнется тем, что испытывает подруга. «Хотя, что можно хотеть от человека ещё не любившего так?» — тут же спросила сама себя Неверова и осознала, что ничего.
В середине дня, когда ничего не предвещало, дверь в комнату, внезапно, открылась и на пороге возник
— Аким? — удивилась девушка.
— Лиля, я понимаю, что ты, возможно, не хочешь меня видеть… — он сам смутился своих слов. — Просто я знаю… Знаю про… вас с Глебом. — мужчина выдохнул после сказанного, как будто то, что он произнёс, было пыткой.
— Уже знаешь… — как-то равнодушно подёрнула плечами Неверова, посмотрев в окно. — А мужчины всё женщин осуждают за сплетни и пересуды… А сами…
— Лиль, это случайно вышло. — тяжело вздохнув, сказал Краснов и сел рядом.
Ему будто бы было неловко, стыдно за поступок друга, за то, что Лилия сейчас сидела вот так, на кровати, обняв колени руками и уставившись в окно, за то, что он узнал обо всём и что ничем не может помочь, потому что всё глупо и все слова бессмысленны. Она любит Глеба. Глеба, который, может быть, в последнюю очередь достоин такой неподдельной любви этой девушки.
— Какая разница… Всё, что вышло, вышло случайно. Как будто не со мной. — как-то горько ответила Неверова.
— Пойдём гулять, Лилька. Нечего нам здесь сидеть и пытаться выдавливать из себя по пол слова. Пойдём. Надо жить дальше.
Лиля взглянула в голубые глаза Акима, утёрла слезу, скатившуюся по щеке и, кивнув, потянула ему руку. Ей, вдруг, захотелось верить ему этому «влюблённому», по словам Инги, другу. Он единственный, кто старался поддержать её, не обесценивая чувств, не убеждая в том, что всё это выеденного яйца не стоит.
Они долго ходили по улицам и паркам Москвы. Какое-то время молча, а потом разговорились. Аким рассказывал о своём детстве.
Он рос без родителей, но с замечательным дедушкой. Родители погибли в день его Рождения, врачи с трудом спасли восьмимесячного, недоношенного ребёнка, а Игнат Гаврилович, дед по маминой линии, вдовец, чудо каким образом добился единоличной опеки над мальчиком и, можно считать, спас его от детдомовского детства.
Игнат Гаврилович Краснов был борт-инженером. Летал почти всю жизнь и даже когда пенсия не просто маячила, а уже тянула к себе всеми силами, изворачивался, обманывая комиссию, и, летал дальше, пока годы не взяли своё окончательно. Но, несмотря на такую интересную, тяжёлую и временами опасную работу, он беззаветно, почти иступлённо любил своего Акимку — единственного родного человека. И делал для внука всё. Всё, что было и не было в его силах. Вопреки занятости и частым полётам, дарил ему самое лучшее детство.
— Знаешь, я как-то с пелёнок привык ждать деда из этих полётов. Всё смотрел на небо и знал, что там есть человек, которому я нужен.
— А с кем ты был во время полётов? — удивилась Лиля.
— С соседками. У нас были расчудесные соседки: тётя Саша и тётя Люба. Эти женщины брали меня к себе, я играл с их дочками, ел пироги, но всегда засматривался на небо, ожидая деда. Ты знаешь, я прям лет с четырёх-пяти уже летал с ним. Так удивительно было, улетаем ранним утром — все мои друзья или спят ещё, или играют во дворе. Мы прилетаем вечером или ближе к ночи — они либо всё так же играют во дворе, либо уже спят. А я за это время, пока они толком ничего не сделали, два-три новых города увидел. Так и пролетал с дедом почти всё детство и юность, когда был свободен от школы, уроков. Даже в универе ещё летал, но пореже. И всегда говорил всем, что борт-инженер самый-самый главный в самолёте, что он лучше, чем лётчики и лучше, чем штурман… Что от него всё зависит.