Есть, господин президент!
Шрифт:
Я собрал в горсть пластмассовые обломки мини-кассеты и выкинул их в ближайшую урну. Урны здесь тоже были сделаны с фантазией – эта оказалась в виде жопы с двумя оттопыренными ручками-ушами. Как видно, среди клиентов Олега Синькова голубые имеют немалый вес. Но не преобладающий: все-таки его резиновых Зин должны, по идее, покупать гетеросексуалы. Кто же еще? Ну зачем, например, честному гомику та кошмарная надувная блондинка с витрины – за 8260 кровных рублей? Разве что как доказательство от противного.
Когда Гуру спрашивал меня о секс-шопе, я ему почти не соврал. Я правдиво ответил, что магазин
Олег, надо признать, понял с полуслова, что ни ему, ни его первертам-служащим нельзя сюда соваться минимум сутки, и объявил себе и своим выходной. Вариант с секс-шопом был для меня, конечно, не люксовым. Однако другой перевалочной базы мне за малый срок не сыскать. Еще вчера я бы использовал офис «Почвы», а сегодня – хрен: наглые нацики из Европы спутали мне все карты. Раз Тима теперь под колпаком у Голубева, офис в Пехотном перестал быть надежным местом. В отличие от него «Резиновая Зина» Синькова хотя бы не засвечена. Если сейчас выбирать между ФСБ и ушастой жопой, я выберу жопу – как наименьшее зло.
У входа в сортир дежурил Погодин, переминаясь с ноги на ногу. Видно, он томился уже давно, и ему здорово хотелось: скрип открывающейся двери стал для него райской музыкой. Нет уж, мстительно подумал я, потерпишь. Лидер ты или кто? Всякий путь наверх лежит через страдание. Мандела терпел и подольше твоего.
Тима рванулся было в дверь, но я преградил ему путь.
– Как там наш американец? – спросил я. – Еще не очухался?
– Еще нет, но вот-вот, – торопливо доложил мне пузан.
– А в чем проблема? Что-нибудь серьезное?
– Нет-нет, чепуха. – Тима весь извертелся, заглядывая мне за спину. Туда, где белый кафель, дельфин, русалка, блаженство.
– И все-таки?
– Не рассчитали дозу снотворного. – Теперь Погодин уже пританцовывал, словно рысак, застоявшийся на старте. – Этот американец больно стал рыпаться, чуть меня не уронил.
– Нехорошо, Тима, ох, нехорошо. Надо было рассчитать… – Я нарочно помедлил. – А какое, ты говоришь, это было снотворное?
– Сонбутал, Иван Николаевич!
– Ага… эге… А где вы его, собственно, вообще взяли?
– В думской аптеке! На Охотном Ряду! Иван! Никола-а-а-а-аевич!
Унитаз был так близок, так возможен, но грубо обойти меня Тима не решался. Хотя настоящий политик, ухмыльнулся я про себя, обязан уметь рисковать, идти ва-банк, отодвигать босса. А этот слизень скорее уж в штаны наделает, чем пойдет мне наперекор…
Ну черт с ним, пусть бежит. Я посторонился, пропуская Погодина, который влетел в заветную дверцу со скоростью болида.
На самом деле американец мне был уже до фонаря. Почти все, что он мог рассказать о книге Парацельса, я узнал без него. Мистера Роршака я сейчас определил на скромную роль живого – ну или там полуживого – примера для Черкашиных и их компании. Роль знака. Олицетворения того, что мы с ними отнюдь не шутим.
Где там, кстати, наши птенчики? Пора с ними еще немного почирикать. Я прошел мимо гигантских сосков огромной пластиковой груди и спустился на десять ступенек. Затем свернул налево и добрался до
– Буянят по-прежнему? – спросил я, подходя.
– Утихли! – радостно доложил Органон. – Только их дедок еще качает права. Сперва выспрашивал, кто мы, кто вы, потом требовал адвоката и прокурора, а теперь грозит дойти до этого, как его, верховного комиссара по правам человека! Пришлось слегка засандалить ему членом по морде… Резиновым, я имею в виду вот этим, – на всякий случай поспешил добавить юный ублюдок.
Когда я вошел в комнату и поздоровался, никто из них не встал мне навстречу хотя бы из элементарной вежливости. Впрочем, их, кажется, привязали к креслам – всех четверых, каждого к своему.
Мера излишняя, по-моему: достаточно было зафиксировать только чересчур активного деда. В прошлый раз он порывался сделать подкоп в бетонном полу, используя какую-то острую пупырчатую хреновину из набора для садо-мазо. На сей раз я застукал его при попытке перепилить веревки с помощью вибратора – да еще к тому же без батареек. Ну разве так можно? Я отнял у старика его недетскую игрушку, снял с полки нужные батарейки, запустил жужжащую машинку сразу на третью скорость, а затем уж вернул этому графу Монте-Кристо минуты на две – пусть убедится собственноручно, насколько он неправ. У всех прибамбасов из магазина Синькова узкий набор функций, строго от и до. Если ваш корабль получил пробоину, здешние вакуумные помпы вас не спасут.
Едва жужжание стихло, я вывесил на лице самую большую из своих улыбок и обратился к четверке в духе добрых киношных традиций.
– Есть хорошая новость и есть плохая, – сообщил я. – Хорошая заключается в том, что мы задержали гражданина США, с которым вы скоро познакомитесь. И сразу поймете: вас временно изолировали для вашей же безопасности. Теперь о плохом. К сожалению, должен сообщить кое-что неприятное о вашей знакомой Яне Штейн… она ведь вам знакома, я угадал? Не надо смотреть в пол, я же знаю, о чем говорю. Так вот – на поверку эта Яна Штейн оказалась злым, черствым, эгоистичным человеком. Именно сейчас, когда вам нужны ее поддержка и участие, она цинично бросила вас на произвол судьбы и умыла руки. Я вообще удивляюсь: как вас, людей неглупых, тонких, порядочных, угораздило связаться с эдакой бессердечной… безразличной… бездушной…
От кондитеров мне больше не требовалась сведений о рецепте. Я хотел кое-что разузнать об этой Яне. Уточнить ее уязвимое место.
– …безжалостной… своекорыстной… холодной… алчной… – продолжал я неторопливо накручивать бранные эпитеты.
Людям простодушным не нравятся, когда ругают их близких. Они возражают, спорят, шумят. А по ходу спора часто выбалтывается что-нибудь полезное… Ну-с, кто из этих поднимет перчатку? Старик, пожалуй, промолчит – ишь как насупился, точь-в-точь русс-партизан. Слепые тоже, я смотрю, себе на уме. Думаю, сейчас мою наживку проглотит вон то юное существо с горящими глазами.