Эта горькая сладкая месть
Шрифт:
Танин рассказ почти полностью совпадал с
Аниным. Катя ей тоже понравилась: тихая, спокойная, тактичная.
– Чем я ее напугала? – недоумевала девушка.
– Почему напугала?
– Да она все трясла головой и кричала: “Знаю, страшная, страшная!..”
ГЛАВА 23
Поглядев на часы, я заторопилась назад, в Ксюшину квартиру. Поломойки уже закончили уборку и отдыхали на блестевшей кухне. Поработали бабы на совесть.
Я открыла полку. Интересно, где у Ксюши кофе? Выпью чашечку перед уходом.
– Что вы здесь делаете, никак квартиру обворовать хотите? – раздался за спиной злобный голос.
От неожиданности я выронила банку, коричневые гранулы разлетелись по отдраенному полу. От входа со шваброй наперевес шла довольно крупная тетка. Лицо вошедшей не обещало ничего хорошего. Она принялась размахивать палкой и кричать:
– Ты как сюда попала? Кто пустил?
– А вы кто? – бросилась я в атаку. – Вас кто пустил?
– Еще и огрызаться! – возмутилась женщина. – Сейчас милицию вызову, живо разберутся! У меня-то есть ключи от дочкиной квартиры!
– Так вы мама Ксюши! А меня послала Виолетта Сергеевна Павловская, прибраться велела!
Родительница плюхнулась на стул и зарыдала в голос:
– Бедная, бедная моя дочурка, кровиночка моя, ягодка сладкая!
Слезы потекли по щекам, женщина принялась судорожно всхлипывать и хвататься за сердце. Я спокойно наблюдала разворачивающийся спектакль. Истерическая, психопатическая личность, из тех, что любят демонстрировать горе и страдания прилюдно. Соболезнования и утешения только усилят вопли. Если не обращать внимания, скоро остановится.
– За что? – продолжала биться в рыданиях невротичка. – За что погубили душу? Доченька, любимая, не вернуть тебя, никогда, никогда. У всех матерей детки выросли да радуют, мне – одни могилки!
– Ксюша жива и здорова, – попыталась я вразумить бабу.
– Говорила ей, – завелась женщина на другую тему, – плюнь на него, найди другого. Так нет, твердила как оглашенная: люблю Игоря, люблю Игоря! И вот результат! Умирает во цвете лет. Нет, я это так не оставлю. В суд подам, пусть Павловским за все воздается – и за Лику, и за Ксюшу. В церковь пойду, отпевание закажу, чтобы они сдохли!
Баба принялась колотиться лбом о пластиковую столешницу. Под равномерный стук я принялась заметать рассыпанный кофе. Тетка внезапно прекратила биться и абсолютно спокойным голосом сказала:
– На бумажку собери да в банку ссыпь. Его еще выпить можно. Пол-то вымыт, а “Пеле” – сто рублей банка.
Если ей охота пить грязный кофе, пожалуйста! Я послушно ссыпала коричневый порошок в жестянку и решила заварить себе чай, благо глаз на ткнулся на пакетики “Липтона”. Чайник начал свистеть, баба шмыгнула носом в последний раз.
– Налейте и мне кофейку, успокоиться надо! Глядя, как в чашке всплывают наверх мельчайшие соринки и крошки, я сказала:
– Не следует так расстраиваться. Ксюша вполне хорошо себя чувствует, скоро домой придет.
Женщина
– У самой-то дети есть?
– Двое.
– Неужели тогда не понимаешь? Доченька моя, ласточка сизокрылая!
Истеричка снова принялась распускать сопли.
Странно, что при такой патологической чадолюбивости она совершенно не интересуется, где находится внучка. Женщина опять впала в полубезумное состояние. Она вцепилась пальцами в довольно аккуратно причесанные волосы и стала дергать пряди. Глаза начали стекленеть. Этак она себя до обморока доведет. Стало ясно, что сама по себе крикунья не остановится, следовало принять меры.
Налив стакан холодной воды, я подошла к бесноватой и опустошила емкость ей на темечко. Психопатка взвизгнула:
– С ума сошла? Я же простужусь!
– При такой жаре? Пойдите в ванную умойтесь, а мне пора.
– Погоди, погоди, – засуетилась женщина, -
Не уходи, у меня сердце разболелось, вдруг приступ случится!
Я понимающе вздохнула. Знаю, жила с такой рядом.
Мама моего второго мужа, Наталья Михайлова на, первое время просто ставила в тупик частой сменой настроения. Вот она встала, попила кофе и в лучезарном расположении духа отправилась гулять. Через час возвращается чернее тучи, цедит слова сквозь зубы и сообщает: “Никто в доме меня не ценит, все вы неблагодарные”
Начинается крик, в голову невестке летят самые невероятные обвинения. Однажды поставили в вину, что украла дневник, который Наталья Михайловна самозабвенно вела на протяжении всей своей жизни. До вечера со мной не разговаривали, а орали, объясняя, что воры сидят в тюрьме. После ужина заповедная тетрадь нашлась, свекровь уронила ее за кровать. В следующий раз пропал кошелек, и сцена повторилась. Нечего и говорить, что портмоне благополучно обнаружилось в кармане пальто. Здесь бы извиниться! Не тут-то было.
– Это ты переложила его, – заявила свекровь, гордо удалясь на улицу.
Каплей, переполнившей чашу терпения, стала отвратительная сцена, разыгравшаяся как раз под Новый год. Маленький Аркадий ухитрился, катаясь на горке, сломать руку. Мне позвонили на работу, и прямо из аудитории я помчалась в больницу, где просидела до отбоя. Домой соответственно явилась после десяти вечера. В темном коридоре на стуле восседала Наталья Михайловна.
– Где ты шляешься? – накинулась свекровь. – Я умираю с голоду!
– Почему? – непочтительно изумилась я. – В холодильнике готовый обед.
– По-твоему, старая и больная женщина-инвалид должна сама сумки таскать? – не к месту завопила любимая мама.
Меня она не слушала, выдавала давно подготовленный текст.
– Аркаша руку сломал, – робко попробовала я прервать поток обвинений.
– А хоть бы и шею, – заявила бабуля, – в первую очередь ты обязана думать обо мне, женщине, родившей и воспитавшей твоего мужа, а уж потом о ребенке, отец которого, кстати, не дает на его воспитание ни копейки. Между прочим, живете вы здесь, в этой чудесной квартире, бесплатно! Хотя у самих есть жилплощадь на выселках!